— О да, конечно. Я нашел индийский корень «тха».
— ...Простите, а деньги вы передали мальчику
Знауру?
— Деньги? Какие деньги? Ах да, деньги... Я их от-
дал вашему брату, чтобы он тратил их на этого кавда...
кавдасарда...
— Очень вам признателен! —Кубатиев болезненно
улыбнулся, на его лбу выступил пот.
— Вы больны, господин Кубатаев?
— Кубатиев,— поправил сотник.— Да, знаете, что-то
голова кружится. Не тиф ли...
13 Их было трос
193
~ Господа! — обратился Стрэпкл к стоявшим в сто-
роне офицерам.— Проводите сотника к полковнику
Крым-Шамхалову. А я задержусь, мне нужно о многом
переговорить с соотечественником, лейтенантом Раушем.
Офицеры и Кубатиев разместились в колясках, тро-
нулись.
— Дорогой Уилки! Мы немедленно летим в Теге-
ран,— торжественно объявил он.
— Да... Но как же с офицером? Он из штаба Верхов-
ного Главкома русских... ,
— Он останется здесь — таково приказание генерала
Хвостикова. Кроме того, у него тиф... Вы рискуете за-
разиться...
— Да, пожалуй, сэр.
— Куда положить чемоданы?
— В кабину, сэр.
— Эй! — крикнул Стрэнкл казаку, сидящему на коз-
лах дрожек.— Неси вещи, голубчик. Бери сначала вой
тот железный ящик с провизией...
— И к летчику, по-английски:
— Быстрей летим, дружище! За этот рейс гаранти-
рую пятьсот фунтов.
— Вы весьма любезны, сэр. Я рад видеть вас на бор-
ту своей машины.
Уилки Рауш сам крутнул несколько раз упрямый
пропеллер, влез в кабину, дал газу.
— Летим! — махнул он рукой сидящему сзади
Стрэнклу.
— Олл раит! — рявкнул Стрэнкл, хотя уже ничего не
было -слышно в шуме мотора.
Самолет сделал полукруг над Баталпашинской и взял
курс строго на юг — к Тегерану.
© т ш
Профессор Джон Уэйн, глава научной экспедиции в
Тегеране, коллекционировал священные арабские книги,
оружие властителей древнего Востока и некоторые об-
разцы прикладного искусства из слоновой кости, серебра
и золота. Кукурузные початки не входили в число кол-
лекционируемых предметов. Поэтому Джон Уэйн счел
вполне разумным поместить Стрэнкла в дом умалишен-
ных.
Отвез его в это заведение не сам шеф, а ассистент,
194
или консультант, как его еще называли,— частное лицо,
не имеющее прямого отношения к экспедиции, тот са-
мый, о котором упоминалось в начале повести. Только
высокий тюрбан, родимое пятно на щеке и небольшой
горб отличали этого человека от шефа.
Вернувшаяся недавно из России путешественница
мисс Мэтток как-то запуталась в темных коридорах особ-
няка и очутилась в той половине, где консультант при-
нимал заговорщиков из партии «Зольфгар».
Тут она лицом к лицу столкнулась с «консультан-
том» в тюрбане и сразу распознала в нем шефа: «Вы
совсем неузнаваемы в этом наряде, мистер Уэйн!» Чело-
век в тюрбане как будто не расслышал слов Мэтток,
мрачно прошел мимо.
Первые дни Стрэнкл буянил, кричал, жаловался, что
проклятый персианин обманным путем завез его в дом
умалишенных. Но врачи были неумолимы, потому что
сотни людей видели, как Стрэнкл бежал по улице и кри-
чал: «Кукуруза! Кукуруза! Кукуруза!» — и пытался
свернуть голову бронзовому всаднику на площади Се-
пех, но только разбил в кровь свои боксерские кулаки.
Профессор Джон Уэйн стал мрачнее тучи. Золото,
отданное заговорщикам, не принесло желаемых резуль-
татов. Удалось лишь обезглавить восстание в Тавризе.
Но лавры убийства Мохаммеда Хиабани присвоили себе
шахские лазутчики.
Престиж Уэйиа мог восстановить посланный в Рос-
сию майор Стрэнкл, но он привез лишь ящик с кукуру-
зой да фотографии сомнительного происхождения. Впро-
чем, они могут сойти за подлинные документы...
Военный министр был взбешен, узнав о пропаже дип-
ломатической посылки миссии 1918 года. Теперь боль-
шевики могут посвятить весь мир в тайную переписку
военного министра с мистером Локкартом — первым под-
жигателем гражданской войны в России и организато-
ром покушения па Ленина. А схемы месторождения ред-
чайших металлов в горах Кавказа? А засекреченные
месторождения нефти? Все попало в руки большевиков.
«Как я не раскусил этого увальня? — сокрушался
Джон Уэйн! — Но и Россия теперь не та. В русских все-
лился злой дух — дух коммунизма. Сорвать наши планы
может любая женщина, любой мальчишка...»
Иногда Билла Стрэнкла выпускали в город в сопро-
195
вождении двух дюжих санитаров. Он приходил в неболь-
шой русский кабачок под названием «Догорай моя
лучина», куда частенько наведывались русские бело-
эмигранты. Хозяин кабачка, бывший владикавказский
коммерсант Ираклий Спиридонович Керакозов, бесплат-
но наливал Стрэнклу стаканчик виски (только один —
больше санитары не разрешали). Сестра хозяина, Веро-
ника Спиридоновна пела надтреснутым голосом старин-
ные цыганские романсы, а в поздний час исполняла
танец с факелами.
Хозяин кабачка не раз вспоминал добрым словом
контрабандистов, которые помогли ему перебраться че-
рез русскую границу.
— В России нашему брату теперь делать нечего,—
говорил он.—Здесь же я при деле: скрашиваю жизнь
бывшим русским господам, отпускаю товар в долг, под
небольшие проценты. Одно плохо: заплошали офицеры.
На прошлой неделе флигель-адъютант граф Чернопятов
выпил пять рюмок под честное слово русского дворяни-
на и прячется теперь в Старом городе. Хорош гусь, а
еще из свиты его величества...
В тот памятный вечер, когда трое разведчиков поки-
нули хутор Хмельной, унося в нищенских сумках содер-
жимое дипломатической посылки, началось всеобщее
отступление повстанческих войск в Грузию. Чтобы скрыть
это, генерал Хвостиков приказал выставить на левом
берегу Кубани мелкие группы прикрытия — создать ви-
димость обороны. На одну из таких групп случайно
наткнулись юные герои. \
Раненые Костя и Ахметка попали в полевой лазарет
Южно-Осетинской Красной бригады, в Пятигорск. Ах-
метка быстро поправлялся — пулевая рана на руке затя-
гивалась. А у Кости был прострелен голеностопный су-
став. Врач сказал: «Лежать придется с полгодика»...
— Как же это вас угораздило?..— спрашивала се-
стра милосердия Даухан Каирова, миловидная осетин-
ская девушка из Алагира.
Ребята отмалчивались.
Вскоре Ахметка выписался и уехал в Осетию вместе
с группой демобилизованных бойцов бригады. В их чис-
ле был «босой комиссар» Петя Икати.
Л96
Наедине с Даухан Костя оказался более разговорчи-
вым.
— Давно бы рассказал тебе, Даша, о нашем путеше-
ствии в тыл белых, да больно о друге вспоминать...
— Расскажи, Коста, расскажи, дорогой.
— Когда мы переплывали на лодке реку, Знаурка
стрелял по дозору, чтобы дать нам перебраться с гру-
зом...
— Да ты все по порядку, Коста, с самого начала...
— Ладно, расскажу.
Долго шагали юные разведчики по степи, прислуши-
ваясь к стрельбе на переднем крае обороны, чтобы най-
ти «тихое место», где бы легко можно было перебраться
к своим.
Шли все дальше на северо-запад и, наконец, достиг-
ли Кубани, не ведая, что именно здесь правофланговые
части Южно-Осетинской бригады готовят решающий
удар по вражескому тылу, прикрытому лишь небольши-
ми дозорами белоказаков.
Первым на дозор наткнулся Ахметка. Когда шли по
кустарнику, он чуть не наступил на голову усатому
уряднику, который лежа разглядывал в бинокль проти-
воположный берег. Казак крякнул от испуга, но, увидев
перед собой мальчишку, зло зашипел:
— Тихо. Не шевелись!
Ахметка побежал в сторону, к усыпанному галькой
берегу. За ним — Знаур и Костя.
— Стой! — раздалось сзади.
Ребята продолжали бежать. Впереди показался нос
привязанной к кустам лодки.
— В лодку, ребята!—крикнул Костя.
Знаур сбросил со спины тяжелый мешок.
— Бери! — приказал Ахметке (второй мешок был за
плечами Кости).
Послышался лязг затвора.
— Стой, вражье племя! Куды лодку тянешь, черкес-
ская морда, к красным?..
Усатый присел на колено, взял на прицел Ахметку,
толкавшего в воду лодку. За спиной урядника из-за ку-
стов поднялись три головы в казачьих фуражках.
197
— Стреляй же ты, Микитеико! — крикнул кто-то.
В этот миг Ахметка, подскользнувшись о тинистый ва-
лун, плюхнулся в воду. Казак выругался и снова прило-
жился к ложе карабина. Знаур отчетливо вспомнил:
ночь на берегу Терека, конные чекисты, армавирский
Клява целится прямо в кожанку особоуполномочен-
ного...
Так же решительно, как тогда, Знаур нажал на спу-
сковой крючок. От выстрела наган дернулся вверх...
Урядник выронил карабин, взмахнул руками и какое-то
мгновение не опускал их, стоя на коленях.
— Плывите!
Он прилег на камнях за кустом и еще раз выстрелил
в казаков.
— Лезь в лодку! — с тревогой крикнул Ахметка
Знауру.
— Прыгай скорей! — торопил Костя.
Но Знаур будто и не слышал окликов.
Он думал: «Надо выстрелами отвлечь казаков. Пусть
хоть один доберется до правого берега и доставит
шпионские бумаги. Уплыть троим немыслимо: на воде
казаки расстреляют всех...»
Друзей относило все дальше. Дозор притаился.
«Ждут, шакалы, когда у меня кончатся патроны...» —
сказал про себя Знаур.
Чуть слышно плескались волны Кубани. Знаур огля-
нулся — лодка подходила к середине реки, где быстрина
играла переливчатым золотом потухавшей вечерней зари.
И в эту тихую минуту снова вспомнились слова матери:
«Зачем, зачем ты покинул меня, ма хур...»
...Ахметка отчаянно греб единственным веслом. А с
другой стороны стремительное течение выпрямляло лод-
ку, и она быстро подавалась к берегу.
Костя обернулся, сложил ладони рупором и закри-
чал:
— Плыви-и-и, скорей-ей!
— Скоре-е-ей! — как эхо, подхватил Ахметка.
На левом берегу, где остался Знаур, снова раздались
выстрелы. Костя увидел, как их друг, отстреливаясь,
бросился в воду и поплыл. Казаки открыли огонь. Долго
чернела на волнах Знауркина голова, а потом скрылась
-где-то в быстрине...
Почти у самого берега вражеские пули догнали и
198
лодку. Упал Костя. Ахметка бросил весло, схватившись
за руку. Но к лодке уже бежали красноармейцы...
Передний махал рукой и что-то кричал разведчикам.
Теряя сознание, Костя узнал в нем своего отделенного
Бибикова.
Забыв в эти минуты суровую уставную науку, быва-
лый русский солдат сокрушался:
— Ребятушки, родные мои! Да как же вы, соколики,
рискнули плыть, не дождавшись ночи? А где же третий
ваш герой, где старшой-то?..
— Там! — Ахметка махнул рукой на бурлящую го-
ворливую Кубань.
— Ну и что с Знауром? — спросила Даухан, вытирая
платочком глаза.
— Утонул, должно быть...
— Не плачь, Даша, успокаивал Костя, сам еле сдер-
живая слезы. Все-таки мы доставили бумаги в штаб, и
комиссар увез их в Военный Совет, самому Орджоники-
дзе. Все хорошо. А пленных освободил офицер, тот, что
сжег в сарае палача. Помнишь, я рассказывал...
— Почему он так поступил/ этот офицер?
— Значит, совесть заговорила в человеке.
эпилог
На нихасе было многолюдно. Только что прибыли с
поездом молодые джигиты — демобилизованные красно-
армейцы из Южно-Осетинской бригады.
От самой станции Петр Икати и Семен Цебоев везли
на своей бричке плакат: «Создадим в Осетии коммуну
«Водопад»!» Многие недоумевали, почему именно «Во-
допад»? Но «босой комиссар» Икати (теперь обутый в
новенькие хромовые сапоги) объяснял:
— Бойцы-осетины спасли от разгрома русскую ком-
муну «Водопад» и в память о той героической ночи ре-
шили и свою коммуну назвать «Водопадом».
...Звуки осетинской гармошки заполнили площадь.
Белобородые старики подносили воинам роги, наполнен-
ные пивом. Пестрели, роились праздничные наряды, цве-
ли девичьи улыбки, подобно альпийским макам в тихий
июньский день. Солнце грело не по-осеннему; с юга дул
теплый ветер и доносил в долину Уруха свежесть и бод-
рость вечных снегов.
Гул народного праздника все нарастал.
В сторонке, рядом с одетыми в черное вдовами стоя-
ла поседевшая лекарка Хадзигуа. Белые пряди волос
падали на красивый лоб. Обезображенную огнем сторо-
ну лица тетушка Хадзи, как и прежде, прикрывала плат-
ком. Рассеянно и беспомощно она поворачивала голову,
как будто искала кого-то.
— Вернулся ли мой сын? — спросила она людей.
— Да, он вернулся,— ответил ей политрук Икати.
— Где же он? Пусть подойдет ко мне...
200
Икати подтолкнул вперед робевшего подростка с пе-
ревязанной рукой. Это был Ахметка Арсланов.
— Я твой сын, нана,— молвил он.
Тихий стон вырвался из груди. Темный платок упал
на плечи, обнажив обгоревшую половину лица.
— Это другой мальчик...— прошептала она.
— Меня зовут Ахметом. Я ингуш. Друг Знаура. Еще
есть Костя. Он тоже приедет к тебе. Втроем мы ходили
в бой. Знаур говорил: «Если меня убьют, поезжай к мо-
ей нана, будь ее сыном». Знаур прикрывал нас грудью,
когда мы плыли через Кубань. Он не вернулся. Прими
меня, нана, вместо него.
— Многолюдный нихас замер. Сотни глаз смотрели
на слепую осетинскую женщину и чернявого подрост-
ка-ингуша, стоявшего перед ней на коленях, как перед
святой.
Хадзигуа тяжко вздохнула, уронив слезу на голову
юноши. Прижала его к груди, тихо сказала:
— Сын мой...
201
Его партийный
билет
Я сам из Осетии, родился в Зильги. Отец мой, Бим-
болат, был красным партизаном, членом ВКП(б)
с 1918 года. В 1926 году он погиб при выполнении
задания по борьбе с кулацкой бандой...
Мягкий свет от плафонов льется на сцену. Эивер го-
ворит тихо, чуть склонив голову. Чуб низко спускается
на широкий умный лоб, подчеркнутый ломаными линия-
ми кавказских бровей. Фигура подтянута. На груди по-
блескивает орден Красной Звезды, полученный за отли-
чие при охране Государственной границы.
205
— Я хотел быть строителем, воздвигать новые дома.
Окончил рабфак. Но потом думаю: послужу в славной
нашей коннице, а как разобьем фашистов, вернусь к лю-
бимому делу. Народ чуял и партия предупреждала — не
миновать войны.
Уже немолодой бритоголовый капитан Устинов взял
со стола прозрачные листки — рекомендации. В скупых,
но значительных словах заключена вера, что будет Ах-
¦• саров достойным памяти отца, Бимболата.
В легком дрожании воздуха от всплесков сильных
ладоней, в дружном взлете сотен руки приветливых
взглядах Энвер прочел напутствие боевых товарищей:
«Не подведи, брат, ты теперь—коммунист».
I