- Че играет? — Вальяжно спросил Лобан.
- Да вот, — равнодушно сплюнув, ответил Студень, — альбом новый записали.
Я замер в ожидании.
- Я таких в день пять штук записать могу, — немного послушав, ответил Леха, и гордо удалился. Это был первый критик. И его негативный отзыв нас нисколько не смутил. Главное, что эта музыка нравилась нам.
Запись не сохранилась, как и многие другие записи группы «Быдло», но главное ведь ощущения. А мы тогда были счастливы.
Но триумфом я наслаждался не долго. Меня призвали отдать священный долг. То есть в армию. Причем пообещали растущий чай, а высадили в Братске. Там не растут даже яблоки. Но это было еще не все, потом мы полетели еще дальше, в Читу. И два долгих года я был лишен радости творчества…
А пока я мерз в сопках Манчжурии, в Снежинске кипела музыкальная жизнь. Студень, как человек не подверженный ретроградству, начал использовать новые технологии — кольца из магнитной пленки. И если Братья По Разуму занимались этим в домашних условиях, то Студень решил выступить живьем. Подвела техника.
Проходила эта феерия в актовом зале ПТУ №80. Участвовало несколько коллективов, но Студень, не жалея сил, сделал себе такой мощный промоушен среди будущих слесарей, электриков и фрезеровщиков, что все ждали только его выступления. Петь должна была девушка, что создавало дополнительную интригу. И вот, зазвучали первые аккорды, Студень гордо стоял на сцене, вокалистка собралась вступить, поразив присутствующих красотой своего голоса, но раздался скрежет и наступила гнетущая тишина. Порвалось кольцо. Это был провал. Положение спас руководитель детского духового оркестра Шулаев. Он схватил трубу, выбежал на сцену и заиграл. Зрители были в восторге. Шулаев — прекрасный музыкант, и слушать его игру можно бесконечно. Даже меня он умудрился научить играть по нотам на саксофоне «Во поле березка стояла». И хотя от фиаско Студня это и не спасло, но общее впечатление как-то сгладило.
В это время я, скорее всего, нес боевое дежурство, но все когда-нибудь заканчивается. Настал мой дембель, я покинул безрадостные просторы Забайкалья, и, не без приключений, добрался до Снежинска…
А ведь что, дорогие друзья, первым делом делает дембель дома? Некультурный и непродвинутый — пьет и бьет морды. А продвинутый и интеллигентный — просто пьет. Я был дембелем — интеллектуалом. О своих выдающихся умственных способностях я начал догадываться на втором году службы. Уже долгое время с честью неся тяготы и лишения с молдаванином, который не умел даже писать, и с удмуртами, которые про письмо вообще ничего не слышали.
Дома, первые пару недель, мне не было дела до высокого искусства. Я поднял старые связи с ученицами ПТУ №80, которые в отличие от меня не сидели два года сложа руки, а сделали головокружительные карьеры кассиров вино-водочных и продуктовых отделов. Купил через них на все имеющиеся деньги сумку портвейна, и стал акклиматизироваться на гражданке. Первым делом пошел на танцы в Юбилейный. Внутренние покои танцевального зала потрясали. После казармы, стробоскоп и софиты в сочетании с «Ice, Ice, Baby» Vanilla Ice — казались божьей благодатью и той, настоящей взрослой жизнью, что грезилась в детских снах.
Это было первое впечатление, противоестественный восторг быстро прошел. И вот, когда я стал понимать, что Мальвины это не самая стильная одежда на свете, и более того, в них ходят только мудаки — я догадался, что прихожу в норму. Бытие определяет сознание.
И вот, непонятно каким образом, я оказался на репетиции Жени Галченко — лидере группы «Вера Скотинина». Галча всегда оставался романтиком, и не чурался сложной темы любви в своих произведениях:
Ты ушла мне оставив на память
Насекомых лихую семью.
Но возьму я баллон с дихлофосом,
И на них направлю струю.
А белье на котором мы спали,
Я не выброшу и не сожгу,
А отправлю тебе по почте —
Ведь иначе я жить не могу
Хорошо что ты ушла!
Шалалалала!
Репетиция проходила в том же Юбилейном, хотя есть мнение, что это должен быть концерт. Впрочем, не важно. Точку для репетиций любезно предоставил Лева МС — автор множества стихов и песен. В зале сидели люди. Особо приближенные. Надо заметить, что нахождение на репетициях, в гримерках и за кулисами, считалось у уважающей себя околомузыкальной тусовки обязательным. Как клубная карта в престижное закрытое заведение. Среди сидящих находился и Сергей Горбачев — Gorby, который впоследствии принимал активное участие во всех совместных проектах. В то время Gorby руководил ансамблем под названием КПСС (Контора Панков Советского Союза). В частности, в недрах этого коллектива был взращен наш уральский Малевич, снежинский экстремальный концептуалист. Он написал песню вот с такими словами:
И вот я беру микрофон,
Но мне нечего вам сказать.
И на этом все…
В Юбилейном тогда тусовался Слава Гвоздь и Паша Яковлев — певец здорового эротизма:
Ты опять доволен собой,
Ты рвал ее на части, ты радовал свой хой
Паша Яковлев бросил вызов миру, переименовав свой коллектив из ООН в АЭС.
Так вот, мне всучили бас-гитару и заставили играть. А я ведь кроме лопаты уже давно в руках ничего не держал. Играли главный хит «Веры Скотигиной» — Ощущений. Пальцы плохо слушались, но я очень старался. Иногда попадал в ноты, и по понятным причинам, вакантная должность бас-гитариста в коллективе «Вера Скотинина» досталась не мне. Хотя я не нее и не претендовал.
Это было лето 1991 года. Мирошник пытался заработать миллион, продавая матрешки на Арбате, Андрей Дудник яростно экспериментировал с веществами, группа Devilry была просто очень крутой. Какие-то два года навсегда изменили баланс наших взаимоотношений. Ну а больше в 1991 году ничего интересного не произошло, и я, с вашего позволения, перенесу вас в год 1992…
Главным событием того лета стал двухдневный рок-фестиваль, который проходил 29 — 30 июля во дворце пионеров имени Комарова. В этом храме поделок из фанеры трудился дворником Егор Лаврентьев, повторяя тернистый путь кумиров, которые тоже любили некоторое время побыть пролетариями.
Выступали следующие коллективы:
29 — Вера Скотинина, СД (Сезон Дождей, а не фошысты, как можно было подумать).
30 — Los Losinos, КПСС и Гвоздь.
Коллектив Los Losinos, в отличие от остальных, был собран специально под это мероприятие. В состав входили: Мозин, Лобанов, Зверев и Дудник. Драм-машиной Лель, которую как обычно позаимствовали у Игоря Жукова, управлял Гоша Цветков. Тут стоит заметить, что все эти люди предпочитали нашей православной водке другие вещества. Это придавало им ореол бунтарей и нонконформистов. Алексей Мозин вообще, в первый, и в последний раз взял тогда в руки бас-гитару.
Но музыка у этого проекта была не главным средством художественного самовыражения. Главным были лосины. В этом и заключался нехитрый концепт. Молодые люди с голым торсом — и в лосинах. Причем выступать в леопардовых — считались круче, и за обладание ими, внутри коллектива развернулась нешуточная борьба.
Лично у меня выступление Los Losinos оставило гнетущее впечатление, такое, как у деревенского подростка-свинопаса, оставил бы трек Joy Division — She’s Lost Control.
Не обошелся этот концерт и без классических рок-энд-рольных безумств. Вокалист группы СД Смагин, вышел к микрофону на костылях. Это должно было подчеркнуть его яркую индивидуальность. Но случайно зацепил этими аксессуарами софит, и вывел его из строя. Руководство дворца пионеров негодовало. А для историков, которые, вне всякого сомнения, будут изучать феномен снежинского рока, приведу несколько строк, великодушно оставленных потомкам группой СД:
У меня на столе стоят сапоги
Я смотрю на них, они словно враги
Гвоздь привнес в это музыкальное событие свою изюминку, исполнив песню, пропитанную нешуточным бунтарским духом:
Ты пришла ко мне, я тебя не ждал,
На твоих губах не помада, а кал…
Ну а главным событием осени 1992 года стал выпуск альбома группы Быдло — «Алексей Белозеров и группа Барабан». Эта запись стала в Снежинске очень популярной. А дело было так…
Владимир Мирошник, устав покорять столицу, приехал на Синару. Лето он провел с Рашидом Николаевичем Зубовым и Сергеем Истоминым. Они пили спирт Рояль и слонялись по берегу озера. Иногда их видели ищущими там алмазы. К осени Мирошник пришел в себя, и мы с ним решили записать альбом. Методика отбора оптимального состава музыкантов была проста:
— Rock-n-Roll можешь? — Задавал Мирошник вопрос претенденту на должность гитариста.
И тех, кто играл без огонька — безжалостно отсеивал. В результате этого эффективного теста были выбраны двое — Джаз (соло гитара) и Джойз (бас). Барабанил Слава Гвоздь. По стульям, коробочкам и тазам. Вообще, Гвоздь был отличным ударником. Шумовыми эффектами заведовал Алексей Белозеров (добрый одноклассник Мирошника и Луцюка), собственной персоной. А вообще, на записях периодически присутствовали совершенно разные люди. В одной из композиций умудрился отметиться даже Дмитрий Славянский. Он прочитал стихотворение «Молодой солдат стройбата», под чарующие звуки блюзовой импровизации исполненной Джазом:
D F# D F#
Молодой солдат стройбата, весь от горечи рыдая
D F# D F#
Заскочил вдруг в инкубатор, громко матерно ругаясь.
D F# D F#
Сапогом прошёл по яйцам, что птенцов родить готовы
D F# D F#
В рот засунувши два пальца, свистнул громче постового.
И руками слёзы мазал по щекам своим небритым,
Что на стрельбище промазал и угробил замполита…
(играется умеренно . блюз).
Работали с упоением. Всем нравилось то, что получается. Я старался сделать хороший звук. Долго отстраивались. Делали много дублей. Уставали. Но дело двигалось. В конце-концов запись была закончена. Я в последний раз капризно попенял Джазу за лажу, но уже для проформы. Альбомом мы все были довольны.
Первые 20 секунд записи отсутствуют. Их зачем-то уничтожил Максим Комар, который выпросил мастер-копию альбома для перезаписи.
В те годы центром музыкальной тусовки была каморка, где репетировал Женя Галченко. Она находилась в здании танцевального зала «Ритм», который, вы не поверите, раньше назывался «Темп». На входную дверь каморки Галчи было прибито настоящее лосиное копыто. И даже не копыто, а скорее голень. Из-за него, копыта, у Галчи были проблемы с ментами, которые пытались заставить убрать копыто с двери, но вескую причину придумать не могли. Дверь смотрела на лес, в глаза все это дело не бросалось, а факт нарушения закона был более чем иллюзорен. Да, те времена были для России периодом настоящей свободы. Эти дикие девяностые…
Так вот, мы с Мирошником отнесли к Галче на точку бобину с нашим альбомом, и водоворот повседневных забот на какое-то время увлек нас за собой.
Прошло, наверное, дней пять, и мы с Володей, в один из темных осенних вечеров, пошли к Галче на базу. Просто скоротать вечер. И уже на подходе к «Ритму» (бывший «Темп»), услышали знакомые аккорды: в холодном ноябрьском воздухе плыли звуковые волны «Алексея Белозерова и группы Барабан». В самой же донельзя накуренной каморке, у бобинника сидел Галча в окружении каких-то девочек, и все слушали наш альбом. Когда пленка заканчивалась, ее перематывали и воспроизводили вновь. Восторженные девицы представляли романтичных длинноволосых красавцев с белыми гитарами в руках. И увидев авторов воочию, даже расстроились. Образы не совпали. Мой точно. А к Володе интерес со стороны барышень не ослабевал весь вечер. Таким образом, слава, и все сопутствующие ей радости, обошли меня стороной.
Год 1993, в плане музыкальных прорывов и свершений, был не урожайным. События, конечно, происходили, но как-то не запомнились. Да и хлопоты были. Приятные. Мы с Мирошником решили кардинально поменять свою жизнь и уехать в сиятельный Санкт-Петербург. Чтобы ходить по набережным в цилиндрах и ангажировать молодых гимназисток.
Родителям объяснили свое решение жаждой новых знаний, которые, несомненно, пригодятся нам в последующей самостоятельной жизни. И вот, летом 1994 года, два молодых уральских провинциала прибыли в Питер. Из Москвы, где потерпели фиаско с поступлением в кулинарный техникум. Да, мы мечтали стать хлебопеками.
Красоты Исаакиевской площади, державное течение Невы и ветер, который пах морем, покорили меня навсегда. И я, как многие другие, решил связать свою жизнь с Санкт-Петербургом. Не все сложилось гладко, но я не жалею об этом решении.
И вот, забросив сумки в общагу, мы с Мирошником вышли в город. Просто пройтись по Невскому. С целью ознакомления с будущим ареалом обитания. Ведь поселили нас на Фонтанке, в пяти минутах ходьбы от Гостиного Двора. А какой уралец гуляя по Невскому не зайдет в этот магазин-музей?
В Гостинке было суматошно. Толпа зевак проплывала мимо витрин, а вот покупателей почти не было. Незнакомые люди шли нескончаемым потоком, и вдруг мы столкнулись лицом к лицу с Gorby. И стоило вставать с лавки у Луча, два дня ехать в поезде, чтобы в первый день новой жизни увидеть все того же Сергея Горбачева?
Мы немного поболтали и разошлись. У каждого из нас были свои личные планы и дела. Но весной 1995 года, благодаря судьбоносному стечению обстоятельств, на окраине Петербурга, в общежитии Института Киноинженеров встретились Сергей Горбачев (Gorby), Слава Гармашев (Сизый), Максим Комар (Крамник), Алексей Мозин (Химик) и я ( Шуряй).
Эта случайная встреча явила миру продукт художественного переосмысления окружающей реальности — альбом группы «Весенние Синоптики».
Необходимо сделать ремарку. Петербург тогда уже начал отходить от кислотного бума, но по-прежнему, в каждом уважающем себя общежитии, эта космическая жидкость была доступна за смешные деньги.
И вот, в состоянии сильно расширенного сознания, все присутствующие сели писать альбом. Выглядело это так:
Максим Комар ритмично бил кулаком в картонную коробку и пел скрипучим фальцетом. На заднем плане. Сизый просто поскрипывал дверью в такт, глаза его были устремлены в сияющие дали, Алексей Мозин (тертый калач) играл на бас-домбре, Gorby — на гитаре, а я собирал жемчуг в космических лугах и переводил его в звуки посредством голосовых связок. Удивительно, но получилось очень даже ничего.
И еще одно важное событие произошло в этот день — Сизый потерял стержень. Ему показалось мало, и он пошел к Координатору за новой порцией кислоты и рассказал ему о дисбалансе такого важного, в незаконной фармацевтике, параметра, как «цена-качество». Координатор, привыкший к такого рода монологам, прописал Сизому лекарство от жадности — то есть продал кислоты много, и высокой концентрации. Причем об этом своем меценатстве скромно умолчал…
Сизый потом сидел одетый в куртку на стуле. Иногда вздрагивал, открывал мутные глаза, потирал руки и снова погружался в кошмары небытия. Время от времени открывал рот и жалостливо шептал:
-Шуряй, Шуряй, у меня стержня нету…
Мы уже не знали что делать, но Сизый вдруг встал, и на удивление уверенно переставляя ноги отбыл. Ему даже удалось проникнуть в метро. Правда, со второго раза. Но это уже к музыке отношения не имеет.
Внезапно наступила весна 1996 года. В то время мы довольно часто проводили уик-энды на улице Димитрова, что живописно расположилась на самой окраине Купчино. Там, аж в двухкомнатной квартире, проживали две девочки — Лена Постнова и Ира Кошевая. И у них дома мы обнаружили прибор, который с большой натяжкой можно назвать синтезатором. Yamaha SHS-10. В народе такие приборы называются «расческами».