Надо сказать, окно в этой комнате с небольшим дефектом, так бывает, если смотреть в него под определенным углом, оно начинает выдавать какие-то волнистые изображения, как в комнате смеха. Так было и сейчас, одни ка-зались непомерно мелкими, другие непомерно худыми и толстыми. Смешно? Мне что-то не очень. Почему? Сейчас расскажу, сами поймете.
На скамейке сидел лысый дед Коля, вновь запивший, и что-то активно выговаривал «Клопу», местному алкоголику, сидевшему перед ним на корточ-ках.
Клопа зовут Игорем, рожа у него всегда красная, потому и Клоп. Когда-то он здесь жил здесь, в соседнем подъезде вместе с матерью и братом-инвалидом. ДЦП это, кажется, называется, когда человек нормально ходить не может. Сидел по малолетке, во время его первой ходки мать, алкоголичку, убил по пьяни сожитель. Выйдя из тюрьмы, Клоп стал главой семьи и загнал в гроб своего старшего брата, тоже алкоголика, затем что-то натворил и снова сел. Когда он в очередной раз вышел из тюрьмы, то окончательно пропил квартиру, превращенную к тому времени в притон, и уехал. Затем вернулся и сейчас здесь бомжует. Но вообще у нас здесь он почти героем считается. Си-ротинушкой, так сказать. Помогает всем. Тут недавно стены в подъезде мыл и на субботнике деревца молодые дикие вырубал, что у дома растут бескон-трольно, они «клумбе» мешают нашей.
Этот Игорек хоть и слушал деда, но держал во внимании дорогу, точнее говоря, людей, проходивших мимо. У каждого из них он пытался стрелять деньги, некоторые даже давали. Только не подумайте, что это он на еду себе собирал. Нет, его тут и так накормят, это он так развлекается, на бухло себе собирает.
Это еще что - однажды он вообще положил кепку на дорогу, мол, бросай-те сюда. Надоело напрягаться, видимо.
Данила, рыбак, что-то рассказывал или объяснял Сергеичу, как всегда облаченному в камуфляж. Тот, сложив руки на груди, внимательно слушал, изредка согласно кивая головой. Вообще-то они не опойки и не живут в этом доме. Живут они в доме напротив, но как и все любители выпить, идут сюда. Здесь никто на них не орет, напротив, им только рады. Вот и сегодня пришли.
Артур, там еще сидел. Как всегда, в жилетке своей, знаете наподобие разгрузки армейской, такая, на голое тело одетой. На этот раз он не стоял, словно дозорный, как обычно, на своих двух, а сидел и разговаривал с дедком, который, опираясь на трость, с интересом слушал его. Не помню, как его зовут, только знаю, что он постоянно умирает. Хотя, по мне, он меня пережи-вёт.
Жестикулируя рукой, верзила словно искал подтверждения сказанного им. Потом он начал жать руку деду и, разжимая ладони, по-дружески, поло-жив другую руку на грудь, что-то вдохновенно говорил, дед согласно кивал. Наверное, опять рассказывал о своей нелегкой доле.
Раньше Артур этот где-то в центре жил, а потом выселили за неуплату квартплаты, о чем он не переставал регулярно рассказывать, жалуется на всех, «бедненький». Лет пять-шесть назад переехал он сюда, в наш подъезд, с матерью. Я в классе шестом вроде учился.
Ему лет сорок на вид, метра два ростом и здоровый, как бык. Он уже дважды отсидел, хотя тут не поймешь, то дважды, то трижды, говорят. Сам я с ним никогда не общался, так, иногда сигаретку стрельнет, когда один на скамейке сидит. Такое ощущение что, дальше нашей скамейки он не ходит, изо дня в день торчит на ней, как будто живет на ней.
Все население подъезда, кроме опойков, не переносит на дух этого Арту-ра, но при встрече расплываются в улыбке, действуя по принципу «не тронь говно и вонять не будет».
Кстати, про говно - это точно.
Жили тут у нас на четвертом этаже молодые родители, квартиру снима-ли, потом они съехали. Привычка дурная у них была, коляску детскую на первом этаже, под лестницей оставлять. Не знаю, специально или нет, может, не донести было, но эта мразь навалила им прямо в коляску. И, когда хозяин вышел разбираться, знаете, что сделал Артур? Он возглавил расследование. Положив руки на смененные штаны, он быстренько нашел виновного – алко-голичку Аню, которая, правда, стала обосновывать, почему это не она. Коро-че, во всем стал виноват бомж Гриня, которого вообще в помине тогда и близко не было.
Кулек жрал яблоко и тер нос. Кулек - зек в прошлом, алкаш с полувеко-вым стажем. Живет в моем подъезде, на первом этаже. Сволочь он. Тут себя за старейшину держит, аксакал, так сказать.
Картину дополнял стоявший в сторонке и куривший мужичок, мой сосед сверху, упырь.
Вообще, его семья (наши соседи сверху) - интересные люди. Как только я включаю музыку, у них сразу начинает что-нибудь падать, причем интенсив-ность падений и грохота возрастает по мере того, как долго играет музыка. Всё это не прекращается до той поры, пока музыка не выключится. Вот так я слушаю музыку - в основном в наушниках. Глупо, я ведь у себя дома, но…
Вы можете сказать: «Ты, что, параноик? Зачем это им надо?»
А вот! Как-то был случай, до него я тоже как-то думал, что мне все ка-жется, а потом… Заметил одну закономерность: по мере того, как передвигал-ся я, также мерно поскрипывал пол над моей головой. Интересно стало. За-мер, чтобы это проверить. Тихо пройдя в комнату, остановился и так же тихо вернулся на кухню. Тишина. Затем обычным шагом вернулся в комнату, и, стоило мне пойти, как над моей головой раздался скрип половиц, потом я по-вторил этот фокус и каким вы думаете, был эффект?
Одно или другое - либо я схожу с ума, либо соседи меня слушают. Дейст-вительно, может, вы и правы, паранойя какая-то, но это повторяется с за-видной регулярностью.
Вообще, они тоже прикольные человеки. Их трое, то есть четверо, - сын не живет с ними. Блин, пятеро, еще дочка есть старшая. Музыкант, но я ее видел всего пару раз здесь. Мать глубокая пенсионерка и сын тоже почти пенсионер и алкоголик, жена примерно того же с ним возраста, но тогда она в больнице лежала.
Простая бабулька – да никакая она не простая, прикидывается только. Прикинется дурочкой, типа не понимает ничего, а сама вертит людьми как марионетками, когда дело касается ее личных интересов, один ей одно сде-лай, другой другое. Даже маму пыталась припахать ей какие-то документы сделать по пенсии, и все с улыбочкой своей простецкой. Мерзость, одним сло-вом.
Ее сын, тот самый мужичок, Хоббит, я его называю, а вообще-то он «док-тор», так вроде его называют.
Любит выступать - и все-то его любят, всего-то уважают и начальник его ценит, и бабы все его, и людям он помогает. «Пассажир» хренов, он и нужен синеве только тогда когда на скамейку со своим приходит. Мастер на все ру-ки, типа все может, все умеет. Да знаю я, как он это все может. Слышно ведь все, стены никакие. Возьмется что-нибудь делать, то раковину, то ванну, минут двадцать подрючится, и «деталей не хватает» - начинает орать. А потом «едет» за этими деталями, - на скамейку… И поит этих уродов. А ночью возвращается домой. Мало ему, что он и так орет целыми днями, так еще и по ночам концерты пьяный закатывает. Талькова долбаного врубит и тащится сидит или гранату обещает взорвать.
Раньше жена с ним ругалась, пока в больницу не слегла. Теперь он с ма-терью собачится, на всю округу слышно. Она причитает, а Хоббит просто пе-реходит на крик, прокуренный и пропитый крик, переходящий в рык. Порой все замолкает, и кажется, что это конец шоу, но потом опять бабка причитать начнет. Причем, не важно, сколько времени - десять утра или час ночи, порой он начинает ей выговаривать и сцена повторяется. Бабка затыкает его, он затыкает ее.
Мама даже не пытается с ними ругаться, устала, бесполезно это, все рав-но выставят так, будто она наскочила на них, а они святые. И, самое смешное в том, что все этих уродов поддержат. Я ведь говорил - маму здесь не любят, а соответственно, не любят и меня.
Тут протечка была, у нас протёк потолок. Даже лампочка перегорела в коридоре. А Хоббит во дворе визжит пьяный, скачет. «Мы» - вопит – «ни при чём!» Протекло, а эта… ой, бля… бешеная…
Потом уже сынуля приехал. Слышно было, как Хоббит на кухне перед ним тявкал. «Я боялся вниз протечет, будет орать опять» - это его слова.
Бесит, зальют, потом возмущаются, типа, они жертвы.
Чуть поодаль от алкашей стояли бабки.
Ведьмы. Все похожи одна на одну.
Баба Нюра говорила о погоде звенящим голосом. Другая, жирная Викто-ровна, ела семечки и, глядя на скамейку, наклоняла голову к третьей бабке (из нашего подъезда она, как зовут, не знаю) и что-то говорила ей на ухо. Та, прикрыв рот, ей отвечала. После этого обе согласно качали головой, не обра-щая внимания на звонкую бабку, заходившуюся о том, что ветерок холодный, но солнышко, всё равно тепленькое.
Викторовна. Был у нас во дворе Витек такой, сын ее. Здоровый, спор-тивный и все такое, первым женихом считался. Вернулся из армии, машину купил. Женился потом на Марине из соседнего подъезда, она его из армии ждала. Жили они, ребенка завели. А потом этот Витек взял да и забил на-смерть эту Марину, по пьяни. Ему дали семь лет. Ребенка у себя оставили его родители. Самое смешное было, как его защищали – говорили, что эта Марин-ка ему изменяла, ребенок не от него и все такое, короче, хрень полная. Кстати сын растет, ему сейчас по-моему, лет десять, копия папы, и скоро он его уви-дит.
Именно эти твари всякие гадости про людей придумывают. История, как я пьяный шел - их работа, сто процентов, точно вам говорю.
Еще соседка там моя стояла, та, что за стеной моей комнаты живет. Все любит участливо улыбаться всем, а у самой вокруг глаз два огромных черных пятна, как будто от злобы внутренней, стремящейся найти выход. Есть тут у нас белый кот, глаза одного у него нет, так вообще враг номер один для нее. Как увидит, что он у подъезда сидит, так аж орать примется: «Куда идешь? Ты к нам не ходи!!» Тварь, ненавижу ее, тихоня хренова, мама раньше с ней, не то чтобы дружила, а так просто общалась, а теперь перестала, после того случая летом.
Раньше у нашего подъезда много котов собиралось. Мама, да и некото-рые другие, подкармливали их, и никого это не задевало и не напрягало ни-как. Кроме этой твари. Бесит ее это, типа, они тут в подъезде гадят и вся беда только в них.
И приехал к этой суке сынок, он в «Маскве» работает вахтовым методом, на даче помочь. Бабка эта дачу за городом держит, огурцы, помидоры и вся-кое другое говно разводит.
И пропали коты, все дедок ходил, искал, искал их. А потом в подвале ста-ли находить их мертвыми, не затравленными собаками, а просто мертвыми – отравленными. Причем тут эта тварь, спросите вы? Просто незадолго до этого соседка рассказывала маме, что крысы совсем житья на даче не дают, вот приедет сын, привезет отравы современной и все… короче говоря, делайте выводы. Да вот только беда, не все коты перемерли, только три или четыре, остальные живы, здоровы.
А, совсем забыл, тогда пять котов умерло. Ходил тот кот плохо. Сломан-ная лапа у него была, срослась неправильно, видно, у деда-кошатника он жил.
Тот кот, который отравился, не умер, а поносил после всего этого.
Знаете, как с ним поступили наши хорошие люди?
Клоп дал ему по голове и засунул в ведро, любезно предоставленное… думаю, не надо объяснять кем. Артур это ведро закрыл демонстративно и Клоп его на помойку снес.
Это было посреди бела дня, посреди проклятого дня, прямо во дворе.
Не знаю, был ли жив еще этот кот или нет.
… а они за это пузырь получили, вот.
Не знаю, как поступил бы я, если бы это увидел вживую, не знаю. Так го-ворили.
Но – факт - кота этого никто больше не видел.
Ненавижу их всех.
Почему-то плохое хорошо запоминается, в отличие от хорошего. А, мо-жет, хорошего и нет вовсе, поэтому оно и не запоминается, не знаю.
Знаю только одно - если на все это смотреть, не отрываясь, можно сойти с ума.
Но, знаете, со временем привыкаешь и смотришь на все это обычными глазами, будто все так, как и должно быть. И никакого сумасшествия. Ничего вообще. Тоска одна.
Настроения читать не было. Хуже нет читать без настроения - ничего не понимаешь, но все равно читаешь. Только бесить начинает. Вот как на тот момент не лезло ничего в голову. Только Санек этот.
Есть еще и компьютер у меня, тем более, стоит он в другой комнате, где окна выходят на другую сторону дома, солнечную. Но там всегда от жары не-чем дышать. Хотя, это лучше, чем слушать вопли с улицы.
Можно время убить играми или ещё чем. В Интернет думал залезть, да передумал. Интернет - это что-то с чем-то.
Большая помойка. Особенно социальные сети.
Хотя, вот.
Помню человечка одного из Ульяновска, не помню. Девчонку, ей пятна-дцать, записано так было. В графе «о чем вы думаете» у нее было – «Куда угодно, только не здесь». Это она о городе своем писала.
Жалко просто, и такая тоска берет! Это ведь, по сути, единственная ре-альная мысль среди остальных статусов была. Вот живет человек и ненавидит все, что с его местом жительством связано.
«Куда угодно, только не здесь», согласен я с ней.
Включил на компе футбол, начал играть. Игра не шла, никак было не со-средоточиться. Даже в другой комнате, было не уйти от того абсурда, творя-щегося на улице. Пьяные возгласы: «Да ну на х…», «Здоровый пацан, не рабо-таешь», «Пшёл на х… отсюда!!», «Е…й в рот», непрерывное чекотание Клопа – с одной стороны, детские крики и причитание бабок с другой - создавали не-переносимую какофонию. 0:2 в пользу «Динамо» - выключил эту чушь.
Опять подошел к окну и посмотрел из-за занавески.
Пара пустых бутылок, стоящих в ряд у скамейки, еще одна в руках ка-муфляжника и еще одна, из которой разливает в пластиковый стакан под-нявшийся с корточек Игорь, с красной, как у клопа рожей, ясно говорили - это надолго, может быть, вообще до темноты.
Весь шум со стороны ревущей скамейки прерывался только в минуты разлива. «Мужики» с видом людей, впавших в гипноз, смотрели за передви-гающимся по кругу пластиковым стаканчиком, наполненным Живительной Силой. Первым начинал лысый дед, бравший стакан из рук Клопа, словно кубок, потом - мужик в камуфляже, Сергеич. И так - по кругу.
Единственный, кто не пил, был дед с клюкой, с интересом беседовавший с громилой.