Поскольку собравшиеся на похоронной процессии представляли много народов, Филипп Орлик прощальную надгробную речь произнес на латыни.
- Великий и знаменитый, оставшийся в седые лета без потомков и с огромным имуществом, он пожертвовал всем, чтобы выбороть волю своей Отчизне. Иван Мазепа видел для своего народа единственый путь - путь свободного развития. Ни войско, ни миряне не должны потерять на это надежды. Справедливым есть наше дело, а потому сообща позаботимся, чтобы справедливость победила! Вместе направим козацкие корабли к свободе!
Скромная, даже бедненькая церковь еще не видела, чтобы к ее стенам одновременно подошли православные, католики, протестанты, мусульмане, люди других конфессий, чтобы почтить грозного гетмана. Он воевал против турок и татар, немцев и русских, поляков и шведов, но они все пришли воздать должное памяти - в знак уважения к мужественному, мудрому и благородному человеку.
...Когда Григорий закончил рассказ, Лещинский долго молчал.
- Я мало знал покойного гетмана, мы состояли в переписке и поддерживали отношения в течение лишь шести лет, - сказал задумчиво, все еще словно пересматривая в памяти траурную процессию возле Свято-Юрского монастыря. - Но почему-то уверен: и годы пройдут, и изменится немало на вашей козацкой земле, но это имя будет в истории весомым.
И снова купец, дворянин и челядник неутомимой рысью мчались в Польшу. На удивление, путешествие скромных путиков прошло без приключений, вопреки отнюдь не скромным их деньгам и драгоценностям, и в конце концов Григорий подземным ходом провел Станислава Лещинського во французское посольство.
- Ваше Величество, челядник Эрнст Брамляк свою миссию выполнил, - кланялся Григорий с таким облегчением, будто снял из плеч трудную и неудобную, натиравшую тело и вдобавок весьма рискованную ношу.
- Польша и Франция благодарят вас и не забудут этого. Убедитесь, что это произойдет в скором времени.
За Францию и Украину
На таких прогулках по замковомум плацу Людовик XV отдыхал душой - вверху плывут себе беззаботные облака, на плацу хлопают крыльями голуби, то перелетая стайками с места на место, если кто-то встревожит, то снова мирно воркуя; уплывают, как эти невесомые облака, повседневная морока из-за строительства Парижа, женские интриги в замковых стенах, неожиданные и ноющие, как зубная боль, уплывают и растворяются где-то лукавство, подхалимство и неискренность придворных.
Тактично не нарушая молчания, чуточку на расстоянии сопровождают короля посол Франции в Варшаве граф де Брольи и руководитель королевской разведки.
- Итак, рассказывайте, как поживает солнечная Варшава, - отзывается в конце концов король. - Солнце раньше над Варшавой всходит, чем у нас, туманы, говорят, реже бывают...
- Ваше Величество, я уверен, что вы уже достаточно подробноно знаете о наибольшей нашей радости: коронация Станислава Лещинского прошла с блеском, - сказал граф де Брольи. - Должен только сделать акцент на огромном значении авторитета Примаса Польши, а в организации переезда - Григория Орлика. Думаю, что и головные наши боли в Варшаве, прежде всего восточного направления, вам тоже известны.
- Смею доложить, что к ним прибавилась еще одна, довольно неожиданная... - присоединился к разговору начальник разведки.
- Так, уже заинтриговали, - иронически улыбнулся король. - Может, Россия вытерлась пилатовым полотенцем, умыв руки от Польши? Или медведи все околели в сибирской тайге?
- О медведе как раз и речь. Только он не из далекой тайги, а из более близких батуринских козацких степей - о младшем Орлике речь идет. От доверенного лица, который давно уже стал нашим агентом, Станислава Мотроновского, дворянина достойной репутации, доходят тревожные вести. Орлик, говорится в донесении, играет в тройную игру - притворяется московским врагом, а на самом деле туда, по некоторым данным, доносит. И в Порте он свой из-за крымского хана, с которым дружен, поговаривают, с детских лет, да и в ваших глазах ищет доверия.
- А что вы, граф, скажете об Орликах? - насторожился король.
- Знаю давно. Достойные и нелукавые люди, - твердо ответил граф Брольи. - Ни в одном их поступке или действии я не вижу оснований усомниться.
- Может, и я так думал бы, - не сдавался начальник разведки. - И перехваченные письма в Петербург, где отец, Филипп Орлик, ведет переговоры с императорским двором о возвращении его на гетманство под русским началом.
- Интересно, интересно, - сказал Людовик. - Продолжайте.
У него отлегло от сердца. Ему было бы досадно, если бы Григорий с отцом оказались не такими людьми, которыми король их воспринимал. Парадокс заключался в другом: о письмах он давно знал. Когда Григорий вручал ему мемориал по украинского делу, у Людовика XV состоялся с ним долгий разговор, в частности и о разных формах взаимоотношений с петербургским двором.
- Когда врага не удается победить, надо с ним договориться, - полушутливо посоветовал король, вкладывая в слова отнюдь не шутливое содержание.
Дружественной Франции гетман был бы полезнее ему, чем случайный человек.
В том обстоятельном разговоре Людовік XV поставил ряд вопросов.
- Для меня в ваших краях много таинственного и загадочного, - говорил король. - У вас близкие языки и одна вера... Вопреки этому, вы с московитами воюете уже много лет. А это плохо... Людовик XІУ завещал мне на смертном одре не увлекаться военными походами, о подданных больше заботиться. И таки был прав. Может, вы хотите построить свое государство лишь из козацкой нации, поэтому так и не терпите другой? Не уверен, что это может удасться. Выйдите на парижские улицы, посмотрите на цвет лиц, на их черты - и увидите мешанину со всего света.
Григорий Орлик терпеливо ждал окончания речи. Ему о неведомой многим Украине ставили десятки вопросов в десятках больших или малых городов, куда его носили прыткие кони и норовливые морские волны, но о таком еще не спрашивали.
- Ваше Величество, у нас никогда не было такого разумения: козацкая земля только для козацкой нации. Хотя здесь, конечно, преобладают украинцы, но землю нашу полюбили разные люди. На Запорожской Сечи более чем два десятка национальностей - белорусы, русские, поляки, грузины, татары, венгры, евреи, испанцы, армяне... Максим Кривонос, легенда украинского народа, был, правду говорятт или нет, шотландцем. Истоки нашего рода Орликов - в Чехии. Кочубеи были крымскими татарами. Еврейского происхождения Боруховичи, Герцики, Марковичи... Очень быстро они породнились со старинными православными родами, такими как Виговские или Бакуринские, польская католическая шляхта «окозачилась»... Для всех нас навеки стала родной украинская земля, где свобода, равенство и товарищество. Я не знаю, оценят ли когда-нибудь моего отца Филиппа Орлика, но именно он является автором истинно европейской конституции, в которой свобода человека является фундаментом. Ведь английская Большая хартия прав - всего лишь намек на конституцию.
Король долго, не мигая, смотрел в глаза Григорию, будто хотел в них увидеть искренность или, может, лукавство, будто способен был заглянуть в душу народа, который представлял этот сын гетмана. Вместе с тем думал, что за последние столетия только два человека вызвали наибольшее удивление, наибольшее увлечение и неприятие - Кромвель с одной стороны Европы и Богдан Хмельницкий - с другой. Именно вокруг них, предводителей двух больших наций, более всего копий ломалось в дискуссиях при многих монаршьих дворах. А смогут ли Орлики продолжить дело Хмельницкого?
Франция еще помнила помощь украинцев в Тридцатилетней войне. Через Гданск и Кале 2 400 козаков прибыли во Францию и во главе с Богданом Хмельницким и Иваном Сирко штурмовали тогдашнюю испанскую крепость Дюнкерк. 11 октября 1646 года Дюнкерк капитулировал. До Людовика XV дошло даже курьезное упоминание о том, как французские военачальники решили «сэкономить» и недоплатить козакам, упрекнув: «Мы воюем за честь, а вы - за деньги». На это будто бы оскорбленные казаки ответили: «Каждый воюет за то, чего ему не хватает». Упоминание о деньгах привело Людовика к другой, более прагматичной мысли.
- Господин Орлик, - прервал свои раздумья французский король, - козацкая нация, как вы утверждаете, превыше всего ценит свободу. Но свобода, простите мне, если это не цинизм, тоже стоит денег. Где их возьмет разграбленная, разрушенная войнами, угнетенная московитами Украина? Разве кто-то чужой отдаст собственные средства за чужую свободу?
Григорий в знак согласия наклонил главу, хотя что-то в нем бунтовало.
- Ваше Величество, я принимаю эту логику и не считаю ее цинизмом. Однако выскажу встречную мысль: свобода в свою очередь дает людям деньги. Убедительным примером является хозяйство славной памяти гетмана Богдана Хмельницкого. У него, как пишут польские историки, были полная казна и финансовая независимость, вопреки огромным военным расходам. До Богдана каких только поборов с купцов не было: пошлина дорожная, мостовая, плотинная, перевозная, ярмарочная. 8 мая 1654 года и 6 июня 1657-го гетман издал универсалы, согласно которым купечество платит только раз в государственную казну, а ни одно другое учреждение не имеет права требовать дополнительных поборов. Указ гетмана гласил: «Строго напоминаем, чтобы оных так по дорогам, гостинцам безопасно пропущали, яко на месте остающим и торговлю отправляющим наименшее препятствие не чинили, подачек неблагоприятных не требовали, а поготову дерганья и неблагоприятных поборов делать не взвешивались, но чтобы отдавши экзактору нашему надлежащую повинность, к жаждущему разных экзакций платы примушати не били».
Это право на экономическую свободу знаменитый гетман отстаивал перед Москвой в духе союзнического Переяславского соглашения. Он требовал от царя Алексея Михайловича подтвердить привилегии украинских городов, которые пользовались магдебургским правом, в письмах из Киева 1654-го и из Переяслава того же года. Гетман всячески заботился об облегчении деловой жизни, особенно стремился связать торговлю по Днепру с Балтийским морем через Западную Двину. И снова в универсале 25 марта 1657 года велит: «Пылно тэди жадаем и приказуем, жебы без вшелякого задержания и гомованя всюду пропущало так самых, яко и факторов их, пошлин скупых торговых и подачек чтобы в них не вытягано». Поэтому хватало, Ваше Величество, и на военные расходы, и на церкви, и на школы, и на типографии.
Людовик от непонимания даже глаза прищурил:
- Если вам тогда удалось наладить хозяйство на козацкой земле, то отчего же нынче вы такие бедные?
- Удавалось тогда, когда не были подчинены. Петр І обратился к Сенату: «...денег, как возможно собирать, понеже деньги суть артерия войны». В 1704 году внедрено двойное налогообложение на Украине (царь потом будет врать, что это сделал Мазепа), а также «прибыльщики» императора едва ли не каждый день выдумывали новые налоги - земельный, трубный, причальный, посаженный, налог с пивоварения, с пошива одежды, В 1705 году ввели «хомутный» сбор, тогда же указ «о бритии бород и усов», т.е. налог на такие популярные в наших краях усы, а еще подушный налог...
Слуга, тактично приблизившись, напомнил Людовику об ужине, но тот только рукой отмахнулся, как от надоедливого комара.
- Любая страна имеет большие или меньшие средства за рубежами, то ли держа их как в надежном кошельке, то ли для других целей. А имеет ли их Украина?
- Имеет, Ваше Величество. Но судьба их непредсказуема. Иван Мазепа, отступая, захватил с собой огромные сокровища, однако на переправе, когда лодку начало заливать, две трети выбросил просто за борт, лишь бы самому не утонуть. Оставшееся от трети унаследовал Войнаровский и одолжил шведской казне, которая неизвестно, возвратит ли когда-нибдь это добро. И так же ни одна ворожея не возьмется предвещать судьбу золота Полуботка...
- О сокровищах Мазепы в Париже ширились легенды. А о золоте что-то не слышал...
- С Иваном Мазепой у Павла Полуботка были не самые лучшие отношения. Старшинский суд, не без ведома Мазепы, лишил семью Полуботков всех поместий, а сам Павел едва избежал смертной казни. Со временем гетман все же таки помог Полуботку стать полковником черниговским, но это не уменьшило гнева Павла - в ноябре 1708 года он первым прибыл по призыву Петра І на козацкий старшинский Совет. Император тогда побоялся, чтобы Полуботок стал гетманом: «Весьма умный, из него может выйти второй Мазепа». Спустя годы он все же станет гетманом, хотя лишь приказным, и... так же будет отстаивать вольности Украины. Когда царь позвал Полуботка со старшиной в Петербург, приказной гетман предусмотрительно (зная, что ждать он там может только смерти в Петропавловском каземате) две бочки золота, где-то около миллиона фунтов стерлингов, отправил тайно в Лондон, в «Bank of England». Согласно завещанию, четыре пятых этого сокровища принадлежит украинскому независимому государству, и лишь пятая часть - наследнику Полуботка по мужской линии. Причем ежегодно это сокровище прирастает на семь с половиной процентов...
- Господин Орлик, да это же мистика! И к тому же мистика с рядом неразгаданных загадок: а если оборвется мужская линия, а если ваша козацкая нация не получит независимости? Или получит свободу через несколько сотен лет? Это же столько процентов набежит, что несчастная Британия станет собственностью Украины или ее придется продать вместе с комнатными тапочками! Представляю, как Британию продают с молотка... Эй, кто больше!
И король захохотал так искренне и по-детски непосредственно, что Григорий Орлик не сдержался и тоже рассмеялся. В последнее время Людовика XV не оставляли женские неприятности, и он впервые отвел душу, хохотал, всхлипывая и вытирая слезы тыльной стороной ладони.
Король Людовик XV, вопреки имиджу женского сердцееда, был достаточно прагматичным, именно при нем быстро росла промышленность и бурно развивались ремесла, поэтому не случайно цепкий ум сразу ухватил суть проблемы. А проблема эта, к величайшему удивлению, и в самом деле будет волновать многих на протяжении столетий. В августе 1913 года в городке Стародуб на Черниговщине состоится съезд потомков Полуботка. Соберется где-то около 170 особ, которые хотели бы определиться относительно права на легендарное или мифическое наследство. И совсем не мифический, а реальный наследник Остап Полуботок приедет из Бразилии в Вену в 1922 году и предъявит послу Советской Украины Юрию Коцюбинскому фотокопию завещания приказного гетмана. Потомок Павла Полуботка откажется от надлежащих ему 20 процентов, а скромно попросит лишь один. Этот «скромный» процент будет составлять около... 10,5 миллиарда фунтов стерлингов.
По поводу наследства Полуботка в тогдашней столице Украины Харькове будет проходить специальное заседание правительства республики, а со временем с украинским консулом «зондажно», как частное лицо, встретится представитель английского банка. Вполне понятно, что на такие встречи без согласования «частным образом» не приходят. Мало того, представитель обратил внимание на невыполнение условия о независимости Украины, в противном случае был бы резон говорить, намекнул он, о реструктуризации выплаты, так как сразу выплатить такую сумму нереально.
А дальше был в СССР ураган репрессий, который замел дальнейшие следы истории, как и жизнь Юрия Коцюбинского.
Уже в 60-х годах прошлого столетия, совершенно случайно, готовя визит Н. С. Хрущева в Швецию, московские чиновники натолкнулись на вклад Павла Полуботка и схватились за голову: сумма приближалась до шестнадцати с половиной триллионов фунтов стерлингов! Какой-то любознательный иностранец даже подсчитал, что на ту пору на одного украинца приходилось бы 38 килограммов золота. И вот проблемка: нет наследника Полуботков по мужской линии. Лучшие юристы Инюрколлегии СССР тогда месяцами, как мыши, шуршали бумагами, но тщетным оказалось это шуршание. В последний раз, уже во времена независимой Украины, выплыло золото Полуботка из ила давности и воспринималось людьми скорее как легенда или исторический казус. А кто скажет, как в самом деле было?
...Людовик XV, граф де Брольи и начальник разведки еще долго прогуливались по плацу. Король любовался стайками голубей, которые с хлопаньем крыльев, таким беззаботным и милым, как детский лепет, взмывали изредка в синее небо, их белые крылья под солнцем, особенно на фоне какого-то нависшего облачка, становились слепяще-белыми. Неожиданная зависть овладела королем: даже он, всесильный властитель, ограниченный сотнями дворцовых и других хлопот, заморочками послов и угрозами других государств, даже он, всемогущий король, никогда не сможет быть таким беззаботным и свободным, как эти птицы. А что же говорить о стремлении к воле целого народа, привыкшего к свободе, но из-за печальных и досадных обстоятельств угнетенного.