Начал сильно болеть. Несколько раз вызывали соседи ему «скорую», но потом и «скорая» перестала приезжать, потому что у Бори не было прописки.
Вот и сегодня вызвали «скорую», но она опять не приехала.
Я позвонила своему духовному отцу, и батюшка благословил меня привезти Борю в приют, который он построил рядом с Оптиной. Но сначала нужно было подлечить Боре ноги в больнице.
Ну, думаю, вот уж проблемы так проблемы! В такси его не посадят, может, и в больнице без прописки откажут.
А получилось всё так, как будто ангел нас охранял, все двери перед нами открывал и все препятствия устранял.
Вывела я Борю на улицу, подняла руку, голосую. Первая попавшаяся машина останавливается. И водитель соглашается отвезти нас в больницу.
Едем мы, я смотрю, а у него на панели иконочка дорожная. Обычно на таких иконочках Спаситель,
Божия Матерь и Николай Чудотворец. А у этого водителя ещё Амвросий Оптинский.
Я и спрашиваю: «Почему у вас иконочка Амвросия Оптинского»? Он даже немного обиделся: «А почему бы и нет, — говорит, — я в Оптину часто езжу, Оптинских старцев почитаю. Окормляюсь там у игумена А. Очень духовный батюшка!» А я обрадовалась и говорю: «Да это же мой духовный отец! Вот по его благословению Борю в больницу везу».
Смеётся водитель: «Ну мы с тобой как в индийских фильмах: брат сестру нашёл! А и правда мы с тобой — духовные брат и сестра!»
Так что довёз он нас с Борей до больницы и денег не взял. Телефон оставил. Обещал помочь Борю в приют отвезти.
В больнице говорят: «Только с согласия главного врача можно вашего Борю в больницу положить. А к главному врачу на приём записываться нужно заранее!»
Только проговорили, смотрю — шепчут: «Вон главврач пошёл!» Подбегаю к строгому высокому мужчине в белоснежном халате и быстро выпаливаю: «Нужно в приют Борю отправить, а перед этим в больнице подлечить!»
А врач смотрит на меня внимательно и спрашивает: «Это какой такой приют?»
— Приют,—отвечаю,—рядом с Оптиной.
— Ну-ка, пойдёмте ко мне в кабинет. Вы не от отца А. будете?
В общем, сплошные «неслучайные» случайности. Главврач, как ты, наверное, уже догадалась, бывал в Оптиной, и не раз. И приходилось ему дело иметь и с игуменом А., и с его приютом.
Так что подлечили Борю и в приют отправили.
Видишь, наш мир и вправду тесен. И как же все мы тесно связаны между собой особой духовной связью!»
Так заканчивает Ольга свой рассказ. Я слушаю эту историю и думаю: «А я бы остановилась или прошла мимо?» И понимаю, что нет у меня уверенности в ответе.
Про Г ену, который потерял квартиру и работу, но чувствует себя счастливым человеком
Гена — высокий, бородатый трудник в Оптиной. Его послушание заключается в том, чтобы привозить пирожки и хлеб в монастырский киоск, увозить пустые ящики, расставлять столы и стулья. Приходится и дрова колоть, и воду таскать. Работы хватает. Но Гена неизменно добродушен и весел. Он всегда улыбается.
— Г ен, ты устал?
— Я-то? Слушай-ка: приходит отец домой, смотрит, а сын сидя дрова колет.
— Сынок, а чего это ты их сидя-то колешь?
— Да я, батя, пробовал лёжа, да хуже получается!
И Гена смеётся счастливым смехом.
Гена очень добрый. Его невозможно обидеть. Он просто не обидится, потому что кроткий человек.
Блажени кротцыи... Может быть, Господь призрел именно на кротость Гены и привёл его в Оптину? Потому что особых успехов и достижений в его жизни не было. Алкоголик-отец бросил семью. Мама много работала и мало интересовалась жизнью сына. Её сил хватало только на то, чтобы их маленькая семья выжила, не умерла с голоду.
Гена рано начал пить. А когда мама умерла и он остался совсем один, то стал горьким пьяницей.
Работал Г ена дворником. На работе его ценили, потому что работал он хорошо, на совесть. По своей доброте и кротости никогда не отказывался от дополнительной работы, ни с кем не ругался.
— Г ен, как же ты умудрялся работать, если сильно пил?
— Дак как? Я ж напивался к вечеру. А с утра-то похмелюсь, да и работаю весь день в приподнятом настроении. Чего люди попросят, я и сделаю. Просят — дак как откажешь-то? Идёт народец по моей улочке, а у меня всё чисто!
Пути Господни неисповедимы. Как знать, что было бы с Геной дальше, не сведи его судьба с квартирными мошенниками. Сам Гена уверен, что «не было счастья бы, да несчастье помогло».
— Да это ж благодетели мои! Кабы не они, так я бы где был?! Знаешь? В земле бы давно лежал! А так я здесь, в Оптиной!
Мошенники позарились на квартиру Г ены, а квартира ему по наследству двухкомнатная досталась, в центре Москвы. Обмануть пьющего дворника было для бандитов делом нехитрым. Хорошо, что жив остался!
И вот пришлось Г ене заключить под угрозами фиктивный брак. А когда фиктивная жена вошла в квартиру вместе со своим настоящим мужем, Г ена мгновенно оказался в сумасшедшем доме.
— Это же просто фильм ужасов какой-то, Ген!
— Да не, в сумасшедшем доме ничего, нормально было. Меня лечащий врач любил, лекарствами особо не пичкал. А то бы я мог оттуда овощем выйти. Знаешь, это вообще-то страшное дело! Кладут нормального человека, а потом сделают пару уколов — и всё.
Был один, я с ним в шахматы играл. Умнейший мужик! Не угодил он сильно какому-то начальству. Я про это и дознаваться не стал. Меньше знаешь — крепче спишь. Полечили его немножко — вроде и есть человек, и нет человека—пузыри пускает и под себя ходит. Стал как овощ, понимаешь?
А меня в церковь отпускали, стал я чего-то в церковь ходить. Постоишь там, и на душе полегче. Двор я им в больнице убирал. Но чего-то тосковать начал. Родственников нет, никто обо мне не переживает, не заботится. Никому, думаю, ты, Ген, не нужен, ни одной живой душе. И квартиры у тебя нет теперь. Там теперь чужая женщина с мужем живут.
Сидят на твоей родной кухне, в окошко на твою любимую сирень смотрят. Матушкин портрет выкинули, конечно, на помойку. И твои модели самолётов, которые ты в детстве мастерил, тоже. А ты их берёг. Лётчиком когда-то мечтал стать. А какой ты лётчик?! Дворник ты, Гена, и пьяница!
И пёсика твоего Гриньку, наверное, усыпили. А пёсику меня умнейший был, я тебе скажу! Я, бывало, сам не поем, а Гринька у меня всегда сыт и доволен. А зачем им мой пёсик? Он, как я, беспородный!
И улицу твою родную какой-то другой дворник обихаживает.
Начал я, стало-быть, тосковать. Вот, думаю, жил ты, Гена, как дурак, и умрёшь ты в дурдоме.
А тут ещё и приболел я, воспаление лёгких началось. Температура 40 градусов. И вот вкололи мне какое-то лекарство новое, импортное. Я и потерял сознание. Потом рассказали, что была у меня остановка сердца. Смерть клиническая. И попал я в другой мир.
— А как там, Г ен, в другом мире?
— Ну как? Это нельзя объяснить. Вот наш мир — трёхмерный. А там — нет. Про тот мир рассказывать — это как слепому объяснять, какого цвета небо. Или дерево. Только когда назад возвращаешься, всё, что здесь, не так важно. Одна мысль: осталось ли время на покаяние?
Стал я поправляться, и снится мне сон. Иду это я по дорожке, вокруг здания деревянные, ангелочек с трубой на часовенке, впереди храм. И чувствую, что так мне хорошо во сне-то, что понимаю я: здесь моё место. Вдруг упал. Встаю, отряхиваюсь и в храм захожу. Тут и проснулся.
Стал на ноги вставать и в церковь отпросился. Прихожу, а там праздник. Иконы Божией Матери. Одигитрии. Теперь я знаю, что Одигитрия —Путеводительница.
Стою на службе. Вдруг подходит ко мне монахиня и говорит: «Что, сынок, плохо тебе? В Оптину поезжай! Туда твой путь!» Оглянулся — нет её. Ну, думаю, вот, Гена, и галлюцинации начались. Недаром в дурдоме лежишь.
Но про Оптину запомнил. Хотя и не знал тогда, что это за Оптина такая.
Выписали меня из больницы. Врач мой, хороший мужик, тихонько мне говорит: «Домой не ходи. Если, конечно, не хочешь снова к нам попасть. Или куда подальше.
На вечный покой, например». Я и поехал в Оптину.
Приезжаю, иду и вижу—вокруг здания деревянные, вот и часовенка, а на ней ангелочек с трубой. Впереди храм. Всё как во сне.
Ну, думаю, надо идти поосторожней, сейчас упасть должен, как во сне. Пошёл медленней, а там лёд снегом припорошен, я поскользнулся и —бац —упал! Лежу себе, а упал мягко, небольно и думаю: ну надо же! Встаю и иду к храму.
Вот так я в Оптиной и остался. Вот живу уже два года. Бог даст, хотел бы жить тут до конца жизни. Чтобы тут и умереть.
А недавно меня брат, с которым на одном послушании работаем, подозвал:
— Смотри,—говорит,—Ген, чудо какое! На такой роскошной машине муж с женой приехали, сами одеты с иголочки, богатые, видать! Час вокруг монастырских стен ходят, а войти не могут! Как будто их невидимая сила не впускает! Смотри, смотри — шас уедут!
Я посмотрел — «моя» жена с мужем со своим! Сели в машину — злющие! И отбыли восвояси. Ну, думаю, наверное, помолиться надо за них. Это благодаря им я в Оптиной-то оказался!
Рассказ Гены прерывает крик трудника Вити:
— Ген! Иди, подсоби! Помощь твоя нужна!
Мне жалко Гену. Он сегодня много работал, и видно, как сильно он устал.
— Ген, это не твоё послушание, передохни!
— Просят — дак как откажешь-то? Пойду уж я... Давай, с Богом, до завтра!
Как Таня собиралась выйти замуж, да не вышла
В келье моей новой соседкой оказалась очень милая девушка. Назовём её Таней. Тане немного за тридцать, но выглядит она гораздо моложе. Густые каштановые волосы, добрые и выразительные карие глаза, во всём облике Татьяны — мягкость, доброжелательность.
Таня старалась всем в келье помочь, услужить. Кому-то воды для чая принесёт, кого-то разбудит на службу, кому-то поможет вещи упаковать, до автобуса проводит.
Мы с ней подружились быстро. Таня слушала мои рассказы о паломничествах, про Псково-Печерский монастырь, про Киево-Печерскую Лавру. Она была такой благодарной слушательницей, что хотелось рассказывать ей всё новые и новые истории.
Когда Таня узнала, что у меня осталось маловато денег, она предложила мне помощь, от которой я вежливо отказалась. Когда я провожала Таню, мы обе чуть не плакали, так сдружились, пообещали не теряться и писать друг другу, что сейчас и делаем. После её отъезда, я нашла у себя под подушкой подарок и довольно большую сумму денег. И записку, где старательным, почти детским почерком было выведено: «Милая сестрёнка! Если кто-то хочет сделать доброе дело, то не нужно ему мешать».
Таня рассказала мне свою историю о том, как собиралась замуж, да не вышла.
Она работала бухгалтером в университете, начальником отдела. Любила в
свободное время паломничать по святым местам. Очень нравилось ей в храме, особенно на монастырской долгой службе. Забудешь обо всём. То ли на земле ты, то ли на небе? Так бы и осталась навсегда в монастыре... Последний год они ездили впятером с друзьями, потом друзья потихоньку отпадали от общей компании, пока, наконец, не осталась Таня вдвоём с Сашей.
Отношения были у них чисто дружеские, ездили они вдвоём на Ганину Яму, по святым местам Урала. И потихоньку поняла Таня, что очень ей Саша нравится. Вот и замуж за него бы выйти не отказалась.
Но Саша относился к ней как к другу и замуж звать не хотел. В минуты откровенности Саша объяснил, что нравятся ему фигуристые блондинки. А Таня и не блондинка, да и фигура у неё обычная, ростом невысокая, полноватая. В общем, не топ-модель. Но для общения и дружбы Таня ему очень подходила. Кому расскажешь о всех своих проблемах? Тане! Кому поплачешься в жилетку? Тане!
Она добрая: и выслушает, и поддержит. Так что, как друг, она Сашу вполне устраивала.
Только Тане стало тяжело так жить. Тебе человек нравится, а он в тебе только друга видит. Но оттолкнуть Сашу она тоже не могла —как-то не по-православно- му это. Ведь друг говорит, что нуждается в тебе, помощи ищет, поддержки — как его бросишь? Так и продолжалась эта дружба.
Саша всё бодрее и жизнерадостнее выглядит, но Тане продолжает душу изливать, переживаниями и проблемами делиться. А она всё Сашу утешает, советы даёт, опекает. Только что-то всё печальнее становится. Вот и личико осунулось. И глазки грустные постоянно.
Долго ли, коротко ли это продолжалось, только собрались они ехать на выходные в очередную паломническую поездку — в С-ий монастырь. Приезжают. И очень там Тане понравилось. И храм. И сосны вокруг монастыря. И сёстры. И батюшка— схиигумен С. Ещё не старый, но весь седой. А глаза как будто в душу смотрят. Как рентгеном просвечивают.
Посмотрел отец С. на Таню и говорит ей: «Хорошо было бы тебе в монастыре остаться. Если захочешь, оставайся».
— Я, батюшка, не знаю. Иногда о замужестве думаю. И не знаю, есть ли воля Божия на замужество моё. Мне за тридцать уже. А жениха нет. Очень мне нравится молодой человек, который со мной приехал. Да он меня не любит. А по монастырям-то давно я езжу. И очень мне нравится в монастыре жить. Если нет воли Божией на мою семейную жизнь, то очень бы мне хотелось остаться в монастыре. Как узнать-то волю Божию насчёт меня, батюшка?
Посмотрел отец С. на девушку внимательно, улыбнулся и вдруг подзывает девчушку лет десяти, Марину, и при Тане начинает с ней разговаривать:
— Понравился Марине Толя. Думает она: может, замуж выйти за него. А я этого Толю к себе подзываю и спрашиваю у него: «Возьмёшь ты её в жёны?» А Толя молчит. Я второй раз спрашиваю: «Готов ли ты на ней жениться?» А Толя покраснел как рак, с ноги на ногу переминается, молчит. Я в третий раз спрашиваю: «Если жениться не хочешь на ней, я её в монастыре оставлю. Берёшь её в жёны?» А он только молчит да головой мотает: нет, дескать, не возьму. Вот так-то...
— Поняла, Таня? А ты, Марина, беги, деточка, играй!
Девчушка, слушавшая в недоумении, начинает улыбаться. Видно, что через пять минут забудет, о чём речь шла. А батюшка у неё ещё и спрашивает: «А ты хоть Толю-то знаешь?» Девчушка мотает головой — никакого Толю она не знает. И, весело улыбаясь, убегает.
А отец С. говорит Тане:
— Вот видишь, как оно бывает. Бывает, что в миру-то человека ничего хорошего не ждёт, потому что Господь ему другой путь уготовал.
И ещё, деточка, запомни, что тебе скажу: будет тебя кавалер склонять на незаконную связь, так ты нипочём не соглашайся. Скажи, что если хочет близости — пусть женится, венчается. А на блуд не соглашайся. Запомнила? Ну, иди с Богом, служба скоро.
Пришла Таня к Саше и рассказывает, что отец С. ей в монастыре предложил остаться. Саша вознегодовал:
— Как в монастыре?! Зачем в монастыре?! Что это он придумал! А я-то с кем останусь?! Кто будет меня поддерживать?! Ну-ка пойдём, я хочу сам с ним поговорить!
Взял её за руку и за собой потащил. Подходят они к отцу С. А он вдруг и говорит Саше, показывая на Таню:
— Возьмёшь ты её в жёны?
А Саша, который до этого кипятился и поговорить хотел, вдруг замолкает. Молчит. Второй раз батюшка спрашивает:
— Г отов ли ты на ней жениться?
Таня стоит ни жива ни мертва, а Саша покраснел как рак, с ноги на ногу переминается, молчит. Батюшка в третий раз спрашивает:
— Если жениться не хочешь на ней, я её в монастыре оставлю. Берёшь её в жёны?
А Саша только молчит да головой мотает — нет, дескать, не возьму.
Тут батюшка к Тане поворачивается и говорит ей печально:
— Вот так-то...
А когда поехали Таня с Сашей домой, Саша, до этого относившийся к ней как другу, вдруг начал уговаривать её «попробовать», стал добиваться близости с ней.
Аргументом было:
— Ты мне как женщина не нравишься совсем. Но хочется посмотреть, а вдруг ты мне и понравишься?
На что Таня, помня слова отца С., ответила категорическим отказом. И предложила любителю экспериментов законный брак, после чего он быстро исчез с горизонта.