Ну, а Таня сейчас трудится на послушании в полюбившемся ей монастыре. Только зовут её теперь не Таня, а мать Сергия.
Записки экскурсовода
Небольшое вступление
В Оптиной пустыни тружусь на послушании пять лет. За это время записала много историй: радостных и печальных, поучительных и просто забавных. Решила поделиться несколькими историями с вами, дорогие читатели.
И чего я тут не видела ?!
Приехала в Оптину паломница. Идёт по обители и громко вслух возмущается:
— И чего я сюда только приехала?! И чего я тут не видела?! Несколько храмов да несколько домишек—больше и нет ничего! Оптина пустынь, Оптина пустынь! И чего я сюда только ехала?!
А ещё экскурсовод...
Муж с женой во время экскурсии:
— Вы знаете, мы прочитали в книге «Пасха красная»: космонавты видели из космоса, как от Оптиной пустыни поднимается столб света. Мы поняли так, что это благодать, по-видимому... Не могли бы вы нам показать место в Оптиной, откуда столб света исходит? Ну, точку дислокации, так сказать... Как это не можете?! А ещё экскурсовод...
Родительское пожелание
— Будьте добры, расскажите нам, пожалуйста, на экскурсии по Оптиной что-нибудь этакое... Какое?
Ну, вы же понимаете, такое... Богодухновенное! Чтобы мои дети-подростки сразу раз —и в Бога уверовали!
Тихон сидит тихо
— Мы на экскурсию к вам с ребёнком. Восемь месяцев. А куда же нам его?! Да, младенец... Да, экскурсия длится больше часа... Не, вы ему не помешаете! И он — вам! Он —Тихон и будет вести себя тихо!
Маленький Тихон действительно ведёт себя тихо, слушает про Оптинских старцев и блаженно улыбается все полтора часа.
И всё для того, чтобы...
Паломница жалуется:
— Вот наша жизнь — грешишь да каешься... Бегаешь за батюшкой, ищешь его, ищешь, и всё для того, чтобы наговорить про себя кучу гадостей! Ага, это я про исповедь!
Праздник преподобной Марии Египетской? Сегодня? Ну, что я могу сказать по этому поводу?! Мария Египетская, конечно, имеет отношение ко всем нам... Вот только мы к ней никакого отношения не имеем!!!
Деликатно и неделикатно
Паломник опровергает недостоверную информацию:
— Если говорить деликатно, то это недостоверно... А если говорить неделикатно, то это бред сивой кобылы!
Ум в голове сидит!
В очереди на исповедь высокая полная дама уже в годах, с пышной химической завивкой, на самом верху которой узенькая полоска шарфика, на лице явный перебор косметики. Дождавшись очереди, громко:
— Отец Н.! Вот молитва Иисусова чего-то не идёт у меня! А чего — не понимаю! Вот вы мне объясните: как это ум в сердце опускать надо? А то он у меня никак не опускается. Так в голове и сидит! Ум-то!
Отец Н. что-то деликатно и тихо отвечает. В ответ всё также громко, на весь храм:
— Как это, не надо мне опускать ум в сердце?! Как это, Господь Сам устроит?! Я книжки духовные читаю! Я вам не какая-нибудь бескультурная!
Можно вам исповедаться?
— Алло, это экскурсионная служба?
— Да, здравствуйте.
— Оптина пустынь?
— Да, слушаем вас.
— Можно вам исповедаться?
Тогда я тоже постою
В Оптиной на литургии всегда очень много паломников. Начинается причастие. Стоим в очереди. Очередь очень большая. Меня дёргают за рукав. Оборачиваюсь: за мной с ноги на ногу переминается паломница средних лет, на брюки повязан платок, губы ярко накрашены. Глаза удивлённые:
— А куда это очередь?
— На причастие.
— А... Тогда я тоже постою.
Сестра рядом со мной спрашивает:
— А вас благословили причащаться?
— Где меня должны были благословить?
— На исповеди.
— На какой такой исповеди?
— Где в грехах каются...
— В грехах?! У меня нет никаких грехов!
Девушка с голубыми волосами
Паломница рассказывает:
Дело было в нашем храме. Скромно одетая девушка подходит к священнику после службы.
— Батюшка, я вот хочу свою подругу к нам в храм привести...
— Бог благословит, приводи.
— Да она, батюшка...
— Что такое?
— Да она... Совсем никакая... И выглядит...
— Ну, как она выглядит?
— Да одежда и причёска—совсем для храма не подходящие...
— Ничего... К нам тут вообще ходила девушка с голубыми волосами и кольцом в носу...
— Батюшка, это я была... год назад...
Вы знаете, что такое благодать?
В Оптину приехал старец, отец Илий. Батюшку окружает толпа, все стараются что-то спросить, получить благословение. Вниманием старца завладевает одна паломница:
— Батюшка, вы знаете, в нашем городе один храм— такой благодатный! А другой —не очень... Есть ещё один —там благодати совсем нет!
Старец печально:
— А вы знаете, что такое благодать?
Вот это любовь!
Игумен Н. рассказывает про своего духовного отца, старца Иоанна Крестьянкина:
— Как-то ждал я очереди к батюшке. Вот очередь уже скоро подойдёт, осталась передо мной одна бабушка. Задаёт она старцу вопрос. Он ей отвечает. Бабушка снова спрашивает то же самое, и старец ей опять то же самое отвечает. Бабушка спрашивает снова, другими словами, но тот же вопрос. И отец Иоанн Крестьянкин спокойно и терпеливо другими словами повторяет ей тот же ответ. Я уже закипаю и думаю: «Всё уже и так понятно, ну ведь ответил тебе старец, ну что же ты его так мучаешь-то, вредная же ты бабулька!» А старец терпеливо продолжает ей объяснять полчаса одно и то же.
И отец Н. заканчивает свой рассказ неожиданно:
— Вот это любовь! Вот это терпение!
Обычный день обычного Оптинского отца
Отец Н. встал, как обычно, в пять утра. Полунощница, ранняя литургия, с девяти утра и до половины первого принимал исповедь. Люди шли нескончаемой вереницей: некоторые только исповедались, другие, их было больше, после исповеди задавали вопросы, просили совета, жаловались на скорби и болезни, просили молитв. Вникал, отвечал, советовал, молился за каждого, читал разрешительную молитву. К половине первого почувствовал полное изнеможение. После трапезы стало полегче, зашёл в келью, но уже через полчаса отправился чинить колодец на святом источнике, затем на монастырскую стройку. Потом служил на всенощной, помазывал, в конце службы вышел с другими отцами на исповедь. Последние исповедники были в половине первого ночи: в выходные приезжает очень много паломников.
В час ночи пришёл в келью, помолился. Упал на доски кровати. Что-то крутилось в голове. Что? А, вспомнил! Сегодня у него —день рождения. Пятьдесят лет. Ну что ж... «Многая лета» ему спели на день ангела, а дни рождения монахи не отмечают...
Отец Н. уснул мгновенно и улыбался во сне: ему снилось детство, мама и праздничный пирог.
Бестолковые послушницы
Мать Е. уже много лет трудилась на одном ответственном послушании. В помощь ей постоянно присылали паломниц. Только паломницы попадались совершенно бестолковые. Всё что-то путали, либо спешили и портили работу, либо слишком возились и не успевали. Мать Е. шла к старшей и просила:
— Помощница у меня очень бестолковая. Пожалуйста, пошлите другую, посмышлёней да порасторопней.
Старшая меняла помощницу, но новая каждый раз оказывалась хуже предыдущей, и так дело дошло до того, что матери Е. приходилось одной выполнять всю работу, потому что последняя помощница больше портила дело, чем помогала.
В отчаянии мать Е. отправилась к духовнику жаловаться на бестолковых паломниц. На жалобу духовник ответил:
— Так и будет у тебя, пока станешь их менять. Терпи ту, которую прислали.
Мать Е. стала терпеть, и скоро дело чудесным образом поправилось: с работой
паломницы стали справляться.
Наконец-то помолюсь!
Две инокини из женского монастыря рассказывают:
— Пришли мы в монастырь, все неопытные, новоначальные. И наставницы наши такие же — преемственность монашеская утеряна, стариц, да и просто опытных монахинь днём с огнём не сыщешь... Кто как горазд, тот так и подвизается... Одна трудница всё время жаловалась:
— Помолиться некогда: всё время на послушании! Да и негде: в келье по несколько человек живём!
— А на службе?
— Да на службе, среди людей — какая молитва?!
Стала она одна ночью ходить в храм. А другая трудница была зациклена на колдовстве и порче и всё выискивала вокруг колдунов. Вот она и стала духовнику жаловаться:
— Батюшка, я проследила за сестрой ночью, в окно храма видела, как она посреди церкви руками машет и завывает—ну точно колдует! Колдунья, она, батюшка, точно колдунья!
Духовник очень удивился и остался после вечерней службы в алтаре. Стемнело, слышит пришла трудница. Духовник тихонько выглядывает и видит, как она встаёт на колени и радостно, на весь храм восклицает:
— Наконец-то помолюсь от души, Господи!
И начинает громко молиться, при каждом слове воодушевлённо и высоко взмахивая руками:
— Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас: батюшку дорогого, всех сестёр и меня, грешную!
Откровение помыслов
Инокиня, приехавшая в Оптину в паломническую поездку, поделилась, как лет пятнадцать назад, когда их монастырь только начал своё существование, настоятельница решила ввести традиционное монашеское делание — откровение помыслов. Но сёстры, не привыкшие к такому деланию, вместо откровения помыслов стали впадать в грех осуждения, наушничества, сплетен. Появился соблазн с помощью этих самых откровений снискать себе льготы или, наоборот, восстановить матушку против тех, кто не нравится. Сёстры стали называть это откровение помыслов— откровением домыслов.
А поскольку в большинстве своём они были люди искренние, имеющие желание подвизаться, то скоро поняли (и первая —настоятельница), что до откровения помыслов ещё дорасти нужно. И тем, кто открывает, и тому, кому открывают. Настоятельница отменила «домыслы», и каяться в помыслах сёстры стали на исповеди — опытному духовнику.
Об этой грустной истории я рассказала игумену С., духовнику уральской женской обители. Большинство сестёр этой обители (а я хорошо их знала, так как десять лет окормлялась и несла послушание в этом монастыре) начали иноческую жизнь лет пятнадцать-двадцать назад. Чистые, ревностные, они пришли не из-за скорбей и напастей, а потому что возлюбили Господа. Господь призвал— и они пришли. Этими сёстрами можно было залюбоваться. Страсти ведь оставляют отпечатки на лицах людей: в выражении глаз, уголках губ. А тут передо мной были удивительно светлые лица, на которых след не страстей, а чистоты и молитвы.
И духовник сказал тихо:
— Вот если они будут и дальше подвизаться, трудиться и молиться, то, возможно, лет через пятьдесят обретут духовный опыт, и кто-то из них станет не старушкой, а старицей и сможет принимать откровение помыслов.
Скорее покупайте!
Инокиня с юмором вспоминает о себе самой десять лет назад.
Пришла в обитель юной девушкой, подвизалась ревностно, по новоначалию её заносило. Так, начитавшись про память смертную, про то, как древние старцы даже заранее себе гроб сколачивали и в нём спали, старалась всячески эту самую память смертную хранить. И начала себе собирать погребальное облачение: молитву, сорочку, тапочки и так далее. Только никак не могла купить крест, который кладут обычно в гроб. Простой такой пластмассовый крест.
И вот заходит в монастырскую лавку, а там привезли большие чёрные пластмассовые кресты. Она обрадовалась, скорее купила. Бежит, радостная, к сёстрам и кричит громко:
— Сёстры, кресты в гроб привезли, идите скорее себе покупайте!
Немая сцена...
Ода бабушкам
Приехав в Оптину, у меня остановилась настоятельница монастыря Казанская Трифонова женская пустынь, мать Ксения. В этом уральском монастыре я окормлялась десять лет, и очень была рада принять матушку у себя.
Сёстры этой обители часто делятся со мной историями, которые ложатся в основу моих рассказов. И мать Ксения тоже поделилась своими воспоминаниями:
— Оля, я расскажу тебе о бабушках. О каких? О своих и вообще — просто о бабушках. Мне хотелось бы воспеть настоящую оду нашим бабушкам!
Ты ведь знаешь: мне, как настоятельнице монастыря приходится общаться со многими людьми, с паломниками. И часто люди признаются: «Я вот пришёл к Богу в зрелом возрасте. Сам не знаю, почему. Без каких-то видимых причин...» Тогда я спрашиваю:
— А у вас в семье был кто-то верующий?
— Да. Моя бабушка.
Они не в лике святых, наши бабушки. Чем же они могли так угодить Богу, что Он слышит их молитвы?
Взять мою бабушку... У меня мама и папа неверующие. Такие времена были, что людей от веры отбивали. Они такие и выросли. Октябрята, пионеры, комсомольцы. Религия — опиум для народа. Мама и папа запрещали бабушке меня крестить, запрещали ей учить меня молиться. И для бабушки это была глубокая боль на сердце. Как и для других бабушек. Они так это всё терпели, с такой болью, что нельзя крестить младенчиков, нельзя причащать.
Многие из них так и умерли, не дождавшись возможности растить внуков в вере. Они только верили сами. И ещё — они доверяли Богу. Мало ведь просто ходить в церковь. Нужно впустить Бога в свою жизнь, доверять Ему, уповать на Него. Они просили у Бога за своих неверующих детей и внуков. И Господь не посрамил их исповедническую веру.
Если взять историю моей семьи... Мой папа появился на свет, когда деду исполнилось пятьдесят. Когда родилась я, мой папа тоже был уже в годах. Вот так и получилось, что мои дедушка и бабушка родились в девятнадцатом веке, а я живу в двадцать первом. Интересно, да?
Две бабушки. Мамина и папина. Обе — верующие. Мамина, бабушка Дарья, очень благочестивая, нищелюбивая, принимала странников, отдавала даже крохи. Стирала нищим одежду, прожаривала её в печи.
Папина, бабушка Ксения, была молитвенницей. Она умерла, когда мне исполнилось всего три года. Но она так молилась за меня, что, когда перед постригом меня спросили об имени, я мистически почувствовала, что хочу её имя.
И я так благодарна своим бабушкам! Одна была милосердной, другая молилась за меня. И по их молитвам я—монахиня, мать Ксения.
Когда стала монахиней, молилась за родителей. Они были неверующими людьми. Через семь лет мама начала читать Псалтирь. Потом они с папой обвенчались. В нашей семье было принято жить по совести. И это помогло мне прийти к Богу, потому что совесть—глас Божий в человеке.
У нас в монастыре мать Валентина рассказывала мне, что её верующая мама много молилась за неё, а она сама даже в храм не ходила. И когда мама умерла, дочь пошла в церковь. Потом стала монахиней Варварой, а ещё позже — схимонахиней Валентиной. И это тоже образец исповеднической материнской веры. Обильный плод материнских молитв. И с этой верой они ушли в другой мир.
А как-то к нам в монастырь привезли женщину тридцати семи лет. Привезли, как больного человека привозят в лечебницу. И она рассказала мне свою историю. Муж у неё гулял, а чтобы жена не мешала, стал её спаивать. А потом ушёл от неё. И она наглоталась таблеток. Реанимация. Клиническая смерть. И она чувствует, как душа от тела отделяется. И видит: её прабабушка стоит перед Богом на коленях и просит со слезами: «Отложи, Господи!» И чувствует: душа назад в тело возвращается. В реанимации её уже собирались увозить в морг. Смотрят: возобновилось сердцебиение.