XXII. Заговор министров
Несколько дней прошло со времени внезапного ареста принцев. В народе об этом ничего не было известно, но при дворе эта весть произвела сильное впечатление, последствия которого были очень важны. В доме военного министра Гуссейна-Авии-паши происходило тайное совещание министров и разных влиятельных лиц. С виду можно было принять его за простое дружеское собрание по случаю обеда или чего-нибудь вроде этого, действительная же цель его была неизвестна. Тут находились министры Мехмед-Рушди-паша, Мидхат-паша, Халиль-паша, Рашид-паша и Ахмед-Кайзерли-паша, а еще Мансур-эфенди и комендант столицы Редиф-паша. Цель собрания была известна всем, кроме Мидхата и Халиля, так как те еще до сих пор не присоединились к планам заговорщиков. Разговор зашел сначала о последних событиях с фронта военных действий, и Гуссейн-Авни-паша, не колеблясь, объявил, что в настоящих условиях при правлении Абдул-Азиса нечего и думать об успехе. -- Разве вы не видите, друзья мои, -- прибавил он, -- что все сейчас настроены против султана. Что вы скажете о его недавнем возмутительном поступке относительно принцев? -- Этого нельзя дальше выносить! -- объявил Рашид. -- Или мы должны спокойно смотреть, как убьют наследника трона? Да, убьют! Разве ты не знаешь о покушении на жизнь принца, Мидхат-паша? -- Я ничего до сих пор не знал об этом, -- отвечал Мид хат. Мансур-эфенди с удовольствием смотрел на этот взрыв так долго подготавливаемого им возмущения. Конечно, он и не думал объяснять, чья рука направила кинжал убийцы. -- Да, все так, как говорит Рашид-паша, -- сказал Мехмед-Рушди. -- Нанятый убийца проник в покои принца, и если бы принц Гамид не успел вовремя заметить опасность и отвести руку убийцы, наследник престола неминуемо погиб бы. -- Это неслыханно! -- мрачно сказал Мидхат-паша. Он давно уже в глубине души был недоволен, и малейшего повода было достаточно, чтобы направить его энергию и решительность в пользу заговора. -- Причина этого покушения ясна! -- сказал военный министр, этот неумолимый враг султана и принца Юссуфа с тех пор, как последний пренебрег его дочерью. -- Хотят, должно быть, изменить порядок престолонаследия, а что больше всего облегчит исполнение этого плана, как не устранение тех, кто имеет право на престол! -- Этот план никогда и ни в коем случае не должен исполниться! -- вскричал Мидхат-паша. -- Значит, ты совершенно одного с нами мнения, благородный паша, -- сказал Рашид, -- нововведения не должны быть приняты. -- Мы должны препятствовать исполнению этого плана всеми способами, даже если придется прибегнуть к силе! -- объявил морской министр Ахмед-Кайзерли-паша. -- Я тоже думаю, что только энергичные меры могут спасти старые законы, -- сказал Мехмед-Рушди. -- Ты молчишь, мой благородный Халиль, что же ты думаешь делать, когда будут силой менять порядок престолонаследия, ты будешь спокойно смотреть на это? -- Этого я не хочу! -- отвечал Халиль-паша. -- Этого не может сделать ни один истинный мусульманин! -- вскричал Рашид. -- Тогда мы должны действовать, -- заметил Гуссейн. -- У нас не спрашивают больше наше мнение, делают без нас все, что хотят! -- Хотят, должно быть, исполнить свои планы при помощи нового великого визиря, -- сказал насмешливо Ахмед-Кайзерли-паша. -- Этот Сади-паша только для этого и годится! Кто из нас любит его? Никто! -- Зачем этот человек стоит во главе правления? -- заметил Мидхат. -- К чему нам все его идеи, его стремление к переменам и нововведениям? Знаете ли вы его предложения, друзья мои? Нашей власти конец, если они будут приведены в исполнение! К чему нам это равенство прав, уменьшение дани вассальных государств, учреждение школ -- все эти выдумки Сади-паши? Не любовью и благодеяниями, а оружием должны мы уничтожить восстание. Мы должны быть верны нашим старым преданиям, чувствовать, что мы турки и мусульмане! -- Да, мы должны быть верны нашей вере! -- сказал, поднимаясь неожиданно, Мансур-эфенди. -- Пусть она будет нашим руководителем в этом мрачное время! Благородный Мидхат-паша сказал, что мы должны твердо придерживаться наших старых преданий, а это-то и есть главное! Кто хочет их уничтожить, должен пасть, хотя бы вместе с ним разрушилось государство! У нас только один выбор, друзья мои, или мы свергнем неверных и неспособных, или мы сами падем! -- Скажи лучше прямо, Мансур-эфенди, или султан падет, или мы вместе с государством! -- вскричал Гуссейн-Авни-паша. -- Ты сказал решительное слово! Другого выбора у нас нет, -- сказал Рашид. Глаза Мидхата-паши мрачно сверкнули. Вместе с сознанием опасности им овладело сильное желание принять участие в исполнени смелого плана. Замышлялась ни более ни менее, как государственная измена, и если бы слова, сказанные в доме Гуссейна, дошли до ушей султана, каждый из присутствующих получил бы непременно красный шнурок. Они замышляли наложить руки на наследника пророка, на "тень Аллаха", лишить его власти и захватить управление государством в свои руки. -- Да, другого выбора быть не может! -- подтвердил Ахмед-Кайзерли-паша. -- Теперь надо только узнать, что скажет Шейх-уль-Ислам, -- заметил Мехмед-Рушди. -- Я думаю, его надо пригласить сюда. -- Нет, друзья мои, -- возразил Гуссейн. -- Его появление здесь могло бы возбудить подозрения. Разве нет с нами мудрого Мансура-эфенди! Что скажет он о нашем намерении? -- Свержение султана справедливо и необходимо, когда этого требует вся страна! -- сказал Мансур-эфенди. -- Не достаточно ли для этого решения министров? -- спросил Гуссейн. -- Нет, но я могу поручиться за согласие Шейха-уль-Ислама, -- продолжал Мансур. -- Известно, что с некоторых пор Абдул-Азис страдает припадками умопомешательства. В эту ночь будет подобный припадок, и это обеспечит вашему плану помощь Шейха-уль-Ислама и его подчиненных во всем государстве. Как мог знать заранее Мансур о том, что в эту ночь с султаном будет припадок безумия? Как мог он сказать об этом заранее, если бы этот припадок не был делом его рук! -- О, тогда исчезает последняя трудность! -- вскричал Рашид. -- В народе ни один голос не поднимется в защиту султана. -- Особенно, если будет лишен престола мертвый! -- прибавил мрачно Гуссейн. Вдруг послышался стук в двери. Заговорщики с изумлением переглянулись, как бы спрашивая друг друга, что бы это могло значить. Гуссейн колебался, не зная, открыть двери или нет. Но стук снова повторился и притом громче прежнего. Тогда Гуссейн подошел к дверям и открыл их. На пороге показался его адъютант. -- Простите, ваше превосходительство! -- сказал он. -- Великий шейх Гассан приехал с поручением от его величества султана и желает видеть вас. Делать было нечего. Гуссейн не мог не принять посланника султана и, скрепя сердце, велел попросить его войти. Гассан вошел и поклонился побледневшему Гуссейну, который подумал, что его замыслы стали известны султану и его дворец оцеплен солдатами. -- Его величество султан посылает меня к тебе, благородный Гуссейн-Авни-паша, -- сказал Гассан, обращаясь к Гуссейну. -- Его. величество, видя твое усердие и верность, желает по представлению великого визиря Сади-паши дать тебе доказательство своего благоволения. Гуссейн ожидал всего, только не награды! Прочие министры, казалось, были также изумлены словами Гассана. -- Его величество султан, -- продолжал Гассан, -- награждает тебя орденом Османие с бриллиантами. С этими словами Гассан приказал войти ожидавшему его в соседнем зале камергеру и, взяв у него лежавший на красной шелковой подушке орден, передал его изумленному Гуссейну. Одну минуту Гуссейн, казалось, колебался, но вскоре ненависть одержала верх над раскаянием и благодарностью. Между тем Гассан внимательно смотрел на лица присутствующих, внутренний голос говорил ему: "Вот враги султана!". -- Прошу тебя, Гассан-бей, передать его величеству мою глубочайшую благодарность, -- сказал наконец Гуссейн, принимая орден. Только когда Гассан вышел из зала, заговорщики смогли вздохнуть свободно. -- Выслушайте меня, друзья мои! -- сказал Мехмед-Рушди. -- Скрывался ли шпионаж за этим вручением ордена или это простое совпадение, но, во всяком случае, нам надо ускорить наши действия. -- Да, это правда, Рушди-паша, -- подтвердил Рашид, -- этого любимца султана и принца Юссуфа надо остерегаться. Я заметил его пытливые взгляды, он нам не доверяет! -- Зачем при дворе эти любимцы, ради которых отстраняют от дел других, более достойных? Что мне в этом ордене, когда я получил его благодаря милости выскочки! -- вскричал в бешенстве Гуссейн, бросая орден на пол. -- Кто управляет султаном? Этот Сади-паша, из-за которого был отстранен благородный Мидхат-паша, и этот любимец султана, великий шейх Гассан-бей! Клянусь Аллахом, это должно кончиться! И это будет так, если вы думаете, как я! -- Да, мы согласны с тобой! -- раздалось со всех сторон. -- Выслушайте мой совет! -- послышался голос Мидхата-паши. -- Говори, благородный паша! -- сказал Гуссейн. -- Мы готовы последовать твоим советам. -- Нам необходимо принять твердое решение! -- начал Мидхат-паша. -- Не возбудив подозрений, нам едва ли можно будет еще раз собраться, поэтому я советую сегодня обсудить весь план действий. Кто за свержение султана, тот пусть подойдет ко мне, кто против, тот пусть останется на месте! Все столпились около Мидхата, даже Халиль-паша присоединился к заговорщикам. -- Хорошо, друзья мои! -- продолжал Мидхат. -- Свержение Абдула-Азиса решено. И чтобы не рисковать успехом, мы должны спешить. -- Назначь день и ночь! -- сказали заговорщики. -- Скоро будет последнее число мая, пусть оно и будет последним днем власти Абдула-Азиса и его сына. -- Хорошо, мы согласны. -- Мудрое предложение Мидхата-паши принято! -- вскричал Гуссейн. -- Мудрый Баба-Мансур ручается нам за помощь Шейха-уль-Ислама. Но если нам удастся свергнуть султана, нам необходимо будет закончить дело и не останавливаться на полпути. Что сделаем мы с Абдулом-Азисом? Смерть должна освободить трон и успокоить нового султана. Абдул-Азис и его сын должны умереть! Несколько минут продолжалось молчание. Слова Гуссейна, казалось, устрашили всех. -- Отчего вы молчите, друзья мои? -- продолжал он. -- Вы сделали уже один шаг и останавливаетесь перед следующим? Я повторяю еще раз, Абдул-Азис и его сын Юссуф должны умереть! Поручите мне сделать их смерть похожей на самоубийство. -- На самоубийство помешанного! -- прибавил хладнокровно Мансур-эфенди. Мидхат и Халиль взглянули с немым изумлением на бывшего Шейха-уль-Ислама. Его хладнокровие пугало их, они нуждались в Мансуре для своих целей, но чувствовали, тем не менее, к нему некоторое отвращение. -- Прежде всего должен быть устранен Сади-паша, -- продолжал Гуссейн. -- Этот новый советник султана и великий визирь стоит нам поперек дороги. Он должен быть устранен, так как нам никогда не привлечь его на нашу сторону. -- И великий шейх Гассан должен пасть! -- сказал Мансур-эфенди. -- Прежде надо подготовить падение Сади-паши, -- сказал Рашид. -- Расскажите султану об ужасе грозящего возмущения, подготовленного этим выскочкой, и не пройдет и дня, как великий визирь падет! -- Я предлагаю свою помощь для этого! -- вмешался Мехмед-Рушди. -- О, если ты присоединишься ко мне, никакая сила на земле не спасет Сади-пашу! -- вскричал Гуссейн. -- Я тоже готов помочь вам, -- сказал Рашид. Мансур улыбнулся. -- Сади-паша будет первым! -- заметил он. -- За ним последуют султан и все его приверженцы! Разделив таким образом между собой роли в предстоящей кровавой драме, заговорщики разошлись.
ХХШ. Счастливая звезда Сади закатывается
Выйдя из дома военного министра, Гассан тотчас поехал во дворец великого визиря. Сади-паша еще работал со своими секретарями. Узнав о приезде друга, он поспешил ему навстречу. -- Я хочу переговорить с тобой наедине, -- сказал ему в сильном волнении Гассан. -- Что с тобой? Отчего ты так взволнован? -- спросил Сади. -- Нас никто здесь не может услышать? -- продолжал Гассан. -- Нет! Ты можешь говорить обо всем. -- Я был у Гуссейна-Авни-паши. -- Ты возил ему орден? -- Да, и я нашел в его доме странное собрание! Знаешь ли ты о совете министров, который сейчас проходит? -- Нет, Гассан, но успокойся, же. друг мой! -- Знаешь ли ты, что на этом совете присутствует бывший Шейх-уль-Ислам? -- Кто? -- Мансур-эфенди! Сади вздрогнул. -- Как! -- вскричал он удивленно. -- Мансур в доме Гуссейна-Авни-паши? -- С каких это пор на советах министров присутствует комендант Стамбула? -- Редиф-паша? -- Да, и он был там! Выслушай мой совет, Сади, и последуй ему, иначе все погибло! Будет поздно, если мы пропустим эти часы! Надо принять решительные меры. Еще можно все поправить! Ты должен приказать арестовать всех, кто теперь находится в доме Гуссейна-паши! -- Что за мысль, дорогой мой друг! -- Поверь мне, Сади, теперь решается все! В доме военного министра замышляется что-то ужасное, я прочитал это на лицах собравшихся там! -- Остановись! Ты слишком легко поддаешься мрачным предчувствиям! -- Все погибло, если ты не последуешь моему совету! -- продолжал настаивать Гассан и перечислил всех, бывших у Гуссейна. -- Но что они могут замышлять? -- Я уверен, что они подготавливают что-то ужасное! Твое свержение, может быть, или что-нибудь еще хуже! Но время еще не ушло! Ты можешь еще все поправить! -- Арестовать первых сановников государства! Какой необдуманный поступок, Гассан! На каком основании я могу дать такое неслыханное приказание? -- Ты велишь арестовать их за государственную измену, я уверен, что они замышляют, по меньшей мере, это! -- Что за мысль, Гассан! -- Завтра будет уже поздно! Ты колеблешься, ты смеешься, Сади! Умоляю тебя, последуй моему совету! -- Гуссейн-паша слишком честен, слишком предан султану, чтобы в нем могла зародиться подобная мысль! Вспомни также о благодарности и дружбе со мной Халиля-паши! -- Не верь этой дружбе и благодарности, Сади! Не рассчитывай на верность Гуссейна. Заклинаю тебя всем, что тебе дорого, только на этот раз послушайся моего совета. Вели отряду надежных солдат оцепить дом военного министра и арестовать всех, кто там находится. Я принимаю на себя ответственность перед султаном за этот поступок. Подумай только, что там Мансур! Одно присутствие этого человека доказывает, что готовится измена! Разве ты не знаешь его? Сжалься над собой, Сади. -- Довольно, друг мой! -- прервал Сади со спокойной улыбкой. -- Ты заблуждаешься. Твоя подозрительность заводит тебя слишком далеко! Как могут все министры составить заговор против меня и султана? Выслушай меня спокойно! Очень может быть, что министры недовольны моими планами, но тогда их вражда направлена только против меня одного, а я их не боюсь. -- Нет, они замышляют не только против тебя, но против всех существующих порядков. И ты можешь еще предотвратить опасность. -- Это невозможно, Гассан! Что сказали бы о подобном поступке? Да и, кроме того, я не верю в измену. Ты знаешь, что Мехмед-Рушди-паша при каждом удобном случае доказывает мне свою преданность. -- Тем более опасайся его. -- Ты знаешь также, что Халиль-паша обязан одному мне своим возвышением. Он известил бы меня, если бы заговор против меня на самом деле существовал. -- Не доверяй ему, Сади! Последние дни мая будут богаты событиями. 31 мая день рождения Лейлы, дочери Гуссейна, и слуги мои говорили мне, что в этот день в доме Гусейна будет большой праздник. -- Что же ты в этом усматриваешь, друг мой? К чему все эти мрачные мысли? Позволь мне идти моим путем, прямым путем, который всегда ведет к цели, несмотря ни на что. -- Пусть же тогда погибнет все благодаря твоей беспечности, -- сказал мрачно Гассан. -- Вместе с тобой я мог бы еще предотвратить опасность, но один я не в силах этого сделать. Ты спокойно работаешь над своими планами, а враги уже подкапываются под тебя. Даже султан, хотя он по-прежнему ценит тебя, с тех пор, как ты покинул принцессу, относится к тебе по-другому. Поверь мне, что слова клеветников легко проникнут в его душу. -- Я исполняю свой долг и только стремлюсь доставить спокойствие стране. Этого довольно. -- Как знаешь, Сади! Да защитит тебя Аллах! Люди уже не смогут этого сделать! -- вскричал Гассан и поспешно удалился из дворца. Сади с состраданием смотрел вслед уходящему другу. Он жалел Гассана, которому повсюду мерещились мрачные тучи и опасность. Но буря уже собиралась над его головой, и его счастливая звезда закатывалась. Между тем волнение в Константинополе еще больше усилилось и начинало принимать угрожающий характер. Фанатичные дервиши возбуждали религиозную ненависть черни и открыто проповедовали священную войну против неверных. А министр внутренних дел и полиции Рашид-паша и не думал принимать какие-либо меры для наведения порядка и спокойствия в городе, напротив, он даже втайне разжигал страсти черни. Вечером того дня, когда происходило собрание министров в ломе военного министра, Рашид неожиданно явился в Беглербег и попросил аудиенции у султана, говоря, что хочет сообщить ему важные известия. Он вошел к султану с таким озабоченным видом, что тот невольно заметил это и спросил его о причине его волнения. -- Надо опасаться больших несчастий! -- отвечал мошенник. -- Волнение в народе принимает угрожающие размеры, и уже есть признаки, что следует опасаться открытого возмущения. Ничто не могло испугать султана больше этого известия о тайной опасности. -- Возмущения? -- спросил он. -- Чего же хочет народ? -- Это и мне пришло в голову прежде всего, -- отвечал хитрый Рашид, -- и я попытался собрать сведения. Все донесения говорят одно и то же. Народ требует усмирения гяуров силой оружия, и его раздражают нововведения твоего великого визиря. -- Народ не хочет перемен? -- спросил султан. -- Нет, народ проклинает их, угрожает советникам вашего величества, -- продолжал Рашид-паша. -- Народ хочет видеть, как прольется кровь христиан. -- Разве не довольно уже пролито крови! -- вскричал Абдул-Азис. -- Народ боится, что великий визирь Сади-паша хочет уничтожить веру наших отцов и наши старые предания! Народ не доверяет первому министру вашего величества. Против него особенно сильно проявляется недовольство. -- В казармах довольно войск, чтобы подавить возмущение черни, -- сказал мрачно султан. -- Но в нынешнее тяжелое время опасность удваивается. Я подумаю, что надо сделать. Благодарю тебя, Рашид-паша, за твое усердие и надеюсь, что ты и впредь будешь наблюдать за спокойствием и порядком в столице. Эти слова означали конец аудиенции, и Рашид вышел, почтительно поклонившись своему повелителю. Радость наполняла его душу при мысли, что он успел сделать первый шаг к выполнению плана, составленного заговорщиками. Доверие султана к Сади поколебалось. Но оказалось, что Рашид-паша явился во дворец не только для аудиенции у султана. У него была еще одна цель. Вместо того, чтобы оставить дворец, он углубился в его переходы, направляясь к покоям самого султана. Эта часть дворца, где находился также гарем, была в ведении особого визиря, которого можно было бы назвать гаремным министром. Этот визирь был во всех отношениях равен с прочими министрами, за исключением того, что он не присутствовал на заседаниях совета министров. Рашид-паша велел одному из евнухов передать визирю, что он желает его видеть. Евнух поспешил исполнить приказание паши, и не прошло и четверти часа, как визирь гарема вышел к ожидавшему его Рашиду. -- Мансур-эфенди посылает тебе свое приветствие, -- сказал, сдерживая голос, Рашид-паша. -- Он поручил мне также передать тебе этот сверток, если возможно, без свидетелей. Что в нем, я не знаю, -- продолжал он, подавая визирю узкий и длинный сверток, который он вынул из кармана своего платья. -- Я приносил уже тебе однажды подобный сверток. -- Я помню это и благодарю тебя, -- отвечал визирь, поспешно пряча таинственную посылку Мансура. -- Мудрый Мансур-эфенди сообщил тебе еще что-нибудь? -- Он оказал следующие слова: "Это предназначено для этой ночи! Скажи так благородному паше". Больше он ничего не поручал мне. -- Его желание будет исполнено! -- сказал визирь. Этими словами закончился их разговор, никем не слышанный, но который должен был иметь важные последствия. Немного спустя после отъезда Рашида-паши во дворец явился Гуссейн-Авни и также попросил аудиенции. Он был тотчас принят, так как Абдул-Азис в это смутное время очень дорожил военным министром. Он доверял ему больше, чем остальным министрам, и всеми силами старался привязать его к себе; с этой целью он и наградил его важнейшим орденом государства. Восстание росло с каждым днем, и положение Турции становилось все более и более опасным. Это имело громадное влияние на слабого султана. Известие о волнениях в столице еще больше усилило его страх. Имей Абдул-Азис больше твердости и решительности, чтобы узнать причины беспорядков и неудовольствия в народе, он понял бы, что виной всему были высшие чиновники Порты. Он сумел бы тогда отличить своих врагов от тех, которые действительно были воодушевлены благородными стремлениями и искренне желали блага государству. Тогда, может быть, ему удалось бы отклонить грозившую ему опасность. Но он верил больше всего тем, которые только что составили заговор против него и его сына, чтобы лишить их трона и жизни. -- Я хотел доказать тебе сегодня мое расположение, -- сказал султан своему неумолимому врагу, когда тот униженно склонился перед тем, кого замышлял погубить. -- И я пришел, ваше величество, прежде всего для того, чтобы повергнуть к ногам вашим мою глубочайшую благодарность! -- отвечал Гуссейн. -- Разве благодарность не дает тебе покоя, Гуссейн-паша, что ты так спешишь? -- Я не беспокоил бы сегодня ваше величество, -- сказал военный министр, -- если бы на то не было важной причины. Приближающаяся опасность вынуждает меня возвысить предостерегающий голос, пока еще не поздно. -- И ты? -- спросил в испуге султан. -- Что значат твои слова? -- Я пришел, чтобы предостеречь ваше величество против смелых планов, которые преследует новый великий визирь, -- продолжал Гуссейн. -- Я не сомневаюсь, что Сади-паша делает это с добрыми намерениями, я сам слишком хорошо знаю его благородство. Но неопытность увлекла его на опасный путь. Народ и даже армия недовольны им. Нам нельзя будет рассчитывать на войско при приведении в исполнение планов Сади-паши. -- Что ты говоришь? Войска отказываются повиноваться? -- О, этого еще нет, ваше величество, но дух недовольства и сомнения овладел умами, и я вижу, что армия с недоверием смотрит на Сади-пашу. Эти слова Гуссейна решили участь Сади. Султан даже не подумал проверить истину слов министра, он вполне поверил ему. Как предвидел Гассан, слова, направленные против его бывшего любимца, легко нашли доступ в душу султана. Он тотчас решил лишить Сади сана великого визиря, тем самым оказав огромную услугу споим врагам. Между тем Гассан был так убежден в существовании заговора, что искал способ отвратить опасность без помощи Сади. Какое-то предчувствие говорило ему, что последняя майская ночь будет богата событиями. Поэтому он решил опередить заговорщиков. Надо было спешить, так как конец мая был уже близок. Решение Гассана было безумно смелым, так как после отказа Сади он остался один против всех важнейших сановников государства. Но Гассан был из числа тех людей, которые не отступают ни перед каким делом, если только оно кажется им справедливым и необходимым.