Цуруко она написала, всего несколько слов: всё это время она не переставала надеяться, что для Юкико сыщется какая-нибудь хорошая партия, но вот уже февраль, а дело по-прежнему не сдвинулось с места. Никаких особых причин для приезда Юкико в Асию, таким образом, нет, но всё они очень соскучились по ней, да и самой Юкико, должно быть, захочется с ними повидаться. Не могли бы Цуруко и Тацуо ненадолго отпустить её в Асию? В конце февраля в Осаке состоится вечер танцев в стиле «Ямамура». В нём примет участие и Кой-сан. Ей будет очень приятно, если Юкико увидит её выступление.
Письмо к Юкико было более подробным.
По нынешним временам, писала Сатико, такие танцевальные вечера — большая редкость, и она хочет, чтобы Юкико непременно присутствовала на концерт.
Кой-сан, давно уже забросившая занятия танцами, поначалу отказалась в нём участвовать, но потом всё же согласилась, учитывая, что другой такой случай может не представиться. К тому же ей хотелось почтить память своей покойной учительницы. Одних словом, будет очень обидно, если Юкико упустит такую возможность. На этом вечере Кой-сан исполнит свой прошлогодний номер — «Снег». Приготовить что-либо новое она уже не успеет. Но вот наряд на ней будет другой, не тот, что в прошлый раз. Недавно Сатико заказала у «Кодзутии» кимоно с нежным, неброским рисунком, оно пришлось как нельзя кстати. Сейчас Кой-сан репетирует с одной из лучших учениц покойной Саку Ямамура, которая открыла собственную студию в районе Симмати. Кой-сан каждый день ездит к ней в Осаку. Кроме того, она не оставляет работы над куклами, так что каждый её день заполнен до предела.
Сатико тоже не сидит без дела — ей пришлось разучить мелодию «Снега» на кото. Конечно, полагалось бы аккомпанировать Кой-сан на сямисэне, но для этого Сатико не хватает умения. Кой-сан так усердно готовится к предстоящему выступлению, что бранить её язык не поворачивается, но в последнее время она причинила Сатико немало огорчений. Впрочем, писать об этом ей не хочется, лучше она всё расскажет Юкико при встрече. Эцуко, сообщалось далее в письме, с нетерпением ждёт приезда Юкико и говорит, что на сей раз она непременно должна посмотреть выступление Кой-сан…
Ни Цуруко, ни Юкико не откликнулись на эти письма. В Асии решили, что Юкико, как и в прошлый раз, приедет без предупреждения. И правда: одиннадцатого февраля, в День основания Империи, когда Таэко в гостиной репетировала свой танец, у входной двери неожиданно раздался звонок.
— Это Юкико! — воскликнула Эцуко и первой бросилась в прихожую.
— Входите, пожалуйста. С приездом вас! — приветствовала Юкико поспешившая вслед за девочкой О-Хару. — Всё как раз дома.
Из гостиной была вынесена вся мебель, за исключением дивана, ковёр скатан и подвинут к стене. Посреди комнаты, подняв над головой зонтик, стояла Таэко в коричневато-лиловом кимоно с узором в виде припорошенных снегом веток сливы и магнолии (именно о нём упоминала в своём письме Сатико), со старинной причёской, украшенной розовой лентой. В углу на подушке сидела Сатико, склонившись над кото, — его лакированная поверхность была расписана цветами хризантем.
— Я так и подумала, что у вас идёт репетиция, — сказала Юкико, приветствуя глазами Тэйноскэ. Он сидел на диване в зимнем кимоно, из-под которого выглядывало тёплое нижнее бельё. — Звуки кото слышны ещё с улицы.
— А мы как раз говорили о тебе, приедешь ты, нет ли… — произнесла Сатико, опустив пальцы на струны.
Юкико была бледна и казалась усталой с дороги, но от внимательного взгляда Сатико не ускользнуло, как просветлело её лицо, едва она вошла в гостиную. И впрямь — такая задумчивая и грустная на вид, Юкико любила, когда в доме празднично и оживлённо.
— Сестричка, ты приехала «Ласточкой»?
Оставив вопрос племянницы без ответа, Юкико обратилась к сестре:
— Это у тебя парик, Кой-сан?
— Да. Его как раз сегодня принесли.
— Он очень тебе идёт.
— Мы заказали его на двоих, — объяснила Сатико. — Я тоже рассчитываю время от времени в нём красоваться.
— И ты можешь его поносить, если хочешь.
— Ну да, например, в день свадьбы.
— О чем ты говоришь! — весело откликнулась Юкико. — Я в нём утону.
У Юкико и в самом деле была очень маленькая головка, хотя обилие волос делало это незаметным.
— Ты приехала как раз вовремя, Юкико, — сказал Тэйноскэ. — Сегодня Кой-сан получила парик, и мы попросили её исполнить свой танец для нас в полном убранстве. К тому же я не уверен, что смогу выбраться на концерт двадцать первого, ведь это вторник.
— Эцуко, к сожалению, тоже не сможет пойти: она будет в школе.
— А почему они не устроили этот вечер в воскресенье?
— Наверное, чтобы не привлекать к нему особого внимания. Сейчас не те времена…
— Ну что ж, — сказала Таэко, взяв зонтик в правую руку, — давай продолжим, сестрица?
— Нет, нет, — воскликнул Тэйноскэ, — вы должны начать сначала!
— Пожалуйста, Кой-сан, — подхватила Эцуко, — станцуй ещё раз для Юкико.
— Но не будет ли это слишком утомительно для Кой-сан?
— Ничего, лишний раз повторить невредно, — сказала Сатико. — Правда, я совсем здесь закоченела.
— Я принесу вам грелку, — предложила О-Хару. — Вы сразу же согреетесь.
— Ну что ж, пожалуй.
— Тогда я объявляю перерыв. — Таэко положила зонтик на пол и, придерживая подол, мелкими шажками засеменила к дивану. — Нельзя ли попросить у вас сигарету, братец?
Тэйноскэ протянул ей пачку «Gelbe Sorte», и Таэко закурила.
— А я пойду умоюсь, — сказала Юкико и направилась в ванную.
— Вы поглядите, Юкико так и сияет, — заметила Сатико. — Послушай, ты должен сегодня повести нас всех куда-нибудь ужинать. Надо же отметить приезд Юкико. Да и Кой-сан вполне заслужила угощение.
— Вот как? Значит, мне предстоит сегодня раскошелиться?
— Думаю, это твоя прямая обязанность. В любом случае у тебя нет выбора, я распорядилась, чтобы дома к ужину ничего не готовили.
— Я с удовольствием поужинаю в каком-нибудь ресторане, — сказала Таэко.
— Куда же нам пойти: к «Ёхэю» или в «Ориентал грилл»?
— Меня устраивает и то и другое. Нужно спросить Юкико.
— Наверное, она соскучилась по хорошей рыбе.
— В таком случае мы выпьем по бокалу белого вина и отправимся к «Ёхэю», — решил Тэйноскэ.
— Я постараюсь, чтобы мой танец вам понравился, а то ещё, чего доброго, не возьмёте меня с собой.
Увидев вошедшую с грелкой О-Хару, Таэко притушила в пепельнице сигарету, поднялась с дивана и стала оправлять на себе кимоно.
28
Весь месяц Тэйноскэ был занят делами, связанными с ликвидацией одной компании, и поэтому отнюдь не был уверен, что сможет пойти на концерт. И всё же утром двадцать первого числа он позвонил Сатико со службы и попросил её на всякий случай сообщить, в какое время начнётся выступление Таэко. В половине третьего Сатико ему сообщила, что Таэко будет выступать следующим номером. Если он хочет успеть к её выходу, ему следует поторопиться.
Тэйноскэ направился уже к двери, но тут к нему явился неожиданный посетитель. Деловой разговор между ними затянулся, и спустя полчаса в кабинете Тэйноскэ снова зазвонил телефон. На сей раз это была О-Хару: барыня просила передать, что до выхода Кой-сан осталось несколько минут. Второпях выпроводив посетителя, Тэйноскэ вскочил в лифт, мгновенно пересёк улицу и вбежал в универмаг «Мицукоси». Концертный зал находился на восьмом этаже. Когда Тэйноскэ вошёл в зал, Таэко уже была на сцене.
Зная от Сатико, что число приглашённых на концерт в основном родственниками участниц, членами общества «Осака» и читателями издаваемого этим обществом журнала, Тэйноскэ полагал, что зрителей окажется не так много. Между тем зал был почти полон, а кое-кто даже стоял в проходе — как видно, люди истосковались по зрелищам, и многие пустили в ход свои связи, чтобы раздобыть пригласительный билет.
Не теряя времени на поиски свободного места, Тэйноскэ присоединился к стоящим в проходе и устремил взгляд на сцену. Но тут его внимание, привлёк какой-то человек с фотоаппаратом, сидевший в последнем ряду, всего в двух метрах от него. Это был, без сомнения, Итакура. Тэйноскэ поспешил ретироваться в дальний угол, откуда время от времени украдкой поглядывал на молодого человека. Тот, почти не отрываясь от объектива, щёлкал своим фотоаппаратом. На нём было пальто с высоко поднятым воротником. По всей видимости, он нарочно так оделся, чтобы его не особенно узнавали, но эффект получился как раз противоположный: в своём экстравагантном, в стиле артистической богемы, пальто, как видно, привезённом из Америки, он невольно привлекал внимание присутствующих.
Таэко танцевала вполне хорошо, без явных огрехов и сбоев. Однако то ли из-за длительного перерыва в занятиях, то ли потому, что она впервые выступала на настоящей сцене, перед большой аудиторией (до сих пор ей доводилось танцевать лишь на импровизированной сцене в гостиной госпожи Камисуги и у себя дома в Асии), её движения казались несколько скованными, им не хватало свободы.
Предвидя возможные затруднения и понимая, что успех её танца будет во многом зависеть от музыкального сопровождения, Таэко попросила, чтобы сегодня ей аккомпанировала дочь кэнгё Кикуоки, у которого в своё время Сатико обучалась игре на кото. Но какое бы волнение и робость ни испытывала Таэко в душе, внешне это никак не проявлялось. Она держалась уверенно и хладнокровно, как будто танец готовился не один месяц и ей не впервой выступать при таком стечении публики.
Это поразительное спокойствие свояченицы было неприятно Тэйноскэ: он улавливал в нём нечто притворное, показное, вызывающее, чего не должно быть в молодой девушке. Впрочем, подумал он, Таэко не так уж и молода. Ей двадцать девять лет — в этом возрасте гейши считают себя чуть ли не старухами, и в том, что Таэко не трепещет, как девочка, нет ничего удивительного. Ещё во время её прошлогоднего выступления Тэйноскэ неожиданно для себя со всей отчётливостью понял, что Таэко уже не юная барышня, за которую всё её принимают, а вполне зрелая женщина. Неужели в старинном костюме и причёске всё женщины выглядят старше? Или это относится только к Таэко, которую он привык видеть в европейской одежде? А может быть, её старит невозмутимость, с какой она держится на сцене?..
Как только Таэко закончила свой танец, Итакура схватил фотоаппарат и быстро направился к выходу. В тот же самый миг из зрительного зала поднялся какой-то мужчина и бросился за ним вдогонку. Всё это произошло так стремительно, что Тэйноскэ не сразу узнал этого мужчину. «Да ведь это Окубата!» — наконец сообразил он и поспешил вслед за ними.
— …По какому праву ты фотографировал Кой-сан? Ты что, забыл о своём обещании? — Чувствовалось, что Окубате стоит немалых усилий удержаться от крика. Лицо Итакуры выражало досаду и злобу, но он стоял молча, потупившись. — Давай сюда фотоаппарат!
Окубата приблизился вплотную к Итакуре и принялся обыскивать его, как сыщик — преступника. Завладев фотоаппаратом, он сунул было его в карман, но потом, передумав, изо всех сил швырнул на цементный пол. Пока до случайных свидетелей этой сцены дошло, что к чему, Окубаты и след простыл.
Итакура поднял свой фотоаппарат и уныло поплёлся прочь. Можно было только удивляться его выдержке: этот аппарат он берёг как зеницу ока. Видно, он просто не посмел поднять руку на сына своего бывшего хозяина.
Тэйноскэ отправился за кулисы, чтобы поблагодарить устроителей вечера и поздравить Таэко, после чего сразу же вернулся к себе на службу. Лишь поздно вечером, когда всё в доме улеглись спать, он рассказал жене о случившемся.
Судя по всему, Итакура незаметно проник в зал к самому началу выступления Таэко, желая — по собственному ли почину или по её поручению — сделать снимки. Выполнив свою задачу, он намеревался потихоньку исчезнуть, но тут его перехватил Окубата, сидевший в зрительном зале. По-видимому, он предполагал, что рано или поздно Итакура появится на концерте, и всё время искал его глазами. Наконец Окубата заметил своего соперника и точно так же, как Тэйноскэ, тайком за ним наблюдал. Когда же тот собрался уйти, Окубата кинулась за ним следом. Знают ли молодые люди о том, что Тэйноскэ видел произошедшую между ними сцену, или нет — сказать трудно. Возможно, они его не заметили, а может быть, сделали вид, что не заметили.
Сатико, со своей стороны, рассказала мужу следующее. Накануне она спросила Таэко, будет ли на концерте Окубата. Вряд ли, ответила та. Во-первых, она ничего не говорила Кэй-тяну о своём выступлении, и, во-вторых, после обеда он, как правило, бывает занят в магазине. Но Сатико не исключала, что Окубата мог узнать о концерте из объявления в газете. Поэтому, сидя в зале, она время от времени посматривала вокруг, но по крайней мере до выступления Таэко — Сатико почти уверена в этом — Окубаты среди зрителей не было. Правда, Сатико несколько раз отлучалась за кулисы, по Юкико почти всё время оставалась в зале. Она сказала бы ей, если бы заметила Окубату. Возможно, он появился перед самым выходом Таэко. Что же до Итакуры, то ни она, ни Юкико не подозревали о его присутствии, равно как и о разыгравшейся впоследствии сцене.
— Какое счастье, что никто из знакомых этого не видел. Вот был бы позор!
— Итакура не ответил на выпад Окубаты, так что, в сущности, ничего особенного не произошло. Но, конечно, не годится, чтобы молодые люди ссорились из-за Кой-сан на глазах у всех. Пока не поздно, нужно что-нибудь предпринять.
— Почему же в таком случае ты отказываешься принимать дело всерьёз?
— Я принимаю его всерьёз, но продолжаю считать, что вмешиваться мне не следует. Кстати, Юкико знает об Итакуре?
— Пока нет. Но я пригласила её в Асию отчасти и потому, что рассчитываю на её помощь.
Возможность поговорить с Юкико представилась дня через три после концерта. Утром Таэко сказала, что хочет сфотографироваться в наряде, который был на ней в день выступления, и попросила Сатико снова одолжить ей своё кимоно. Уложив его в чемоданчик, она захватила картонку с париком и зонтик и уехала на такси.
— Не иначе как она направилась к Итакуре, — заметила Сатико, вкратце рассказав сестре обо всём, что знала, начиная со злополучного письма Окубаты и кончая сценой в фойе.
— И что же, Окубата разбил фотоаппарат? — спросила Юкико, выслушав сестру.
— Не знаю. Тэйноскэ считает, что объектив наверняка сильно повреждён.
— По-видимому, плёнка тоже пострадала. Иначе зачем было бы Кой-сан фотографироваться заново?
— Да, наверное, — пробормотала Сатико, удивляясь спокойствию, с каким Юкико восприняла её рассказ. — Я очень сердита на Кой-сан. Так обмануть моё доверие… Да что говорить! Ни один человек не причинил мне столько неприятностей, сколько она. И не только мне, тебе тоже.
— Ну, я-то тут ни при чем…
— Нет, не скажи. Чего стоила нам всем хотя бы история с её побегом из дома! Быть может, мне не следует это говорить, но в том, что ты до сих пор не замужем, есть и её вина… Я всегда старалась ей помочь, всегда защищала её — и что же? Она решает выйти замуж — и за кого? за Итакуру! — не считая нужным даже посоветоваться со мной…
— Так рассказала об этом Тэйноскэ?
— Да, я не могла больше носить всё это в себе.
— И что он сказал?
— Что у него есть своя точка зрения на этот счёт, но вмешиваться в дела Кой-сан он не намерен.
— Почему?
— Ему трудно до конца понять Кой-сан. Видимо, он не вполне ей доверяет… Между нами говоря, Тэйноскэ считает, что людях вроде Кой-сан лучше не перечить. Если она задумала выйти за Итакуру, пусть делает, как хочет. Она, мол, способна сама позаботиться о себе. Я совершенно с ним не согласна, но рассчитывать на его помощь в этом вопросе не приходится.
— Тогда, может быть, мне стоит поговорить с Кой-сан?
— Это было бы очень хорошо. Кто знает, вдруг вдвоём мы сумеем отговорить её от этой сумасбродной затеи. В любом случае Кой-сан обещала ничего не предпринимать, покаты не выйдешь замуж.
— Будь на месте Итакуры кто-либо другой, я не стала бы возражать, чтобы Кой-сан вышла замуж прежде меня.
— Об Итакуре, конечно же, не может быть и речи.
— Мне кажется, в Кой-сан появилось что-то вульгарное. Или я ошибаюсь?
— Боюсь, что ты права.
— Во всяком случае, я не желаю видеть Итакуру своим зятем.
Сатико была уверена, что найдёт в сестре союзницу, но она никак не ожидала от сдержанной Юкико такой категоричности. Должно быть, она даже в большей степени, чем Сатико, не одобряет Итакуру. Сёстры сошлись в том, что брак Таэко с Окубатой устраивает их значительно больше. «Я постараюсь уговорить Кой-сан выйти за Окубату», — сказала Юкико.