2. Oriental Express, или Срочная ориентация в пространстве
Романович обнаружил и у себя записку: «Сделали вам визы, несмотря на 96-часовой безвизовый транзит, зная, что вы вляпаетесь в очередную историю. А послов знакомых нет».
– Слушай, да нам доверяют!
– А то. Чего делать будем? Вылет только в три часа ночи. С пересадкой в Дубае.
– Без обид, я подмешаю депилятор в шампунь твоей бабуле по прилету!
– Не лишай меня этого удовольствия, умоляю.
Мы поругались и разошлись по разным углам еще до регистрации. Я выкинула порнографию, Романович проверил каждый зуб сначала языком, а потом и грязными руками. На всякий пожарный.
В Duty Free мне предстоит купить хотя бы трусы и то, что придется надеть в течение двух суток в Восточном экспрессе без вещей и иного одежного сопровождения.
Пойду поищу книжный и все же куплю Уголовный кодекс. Кто знал, что моему мужу придет в голову подобная мысль, и мы будем полперелета штудировать кодексы: он Таможенный, я Уголовный. Готовились к Oriental Express. Все эти вынужденные приобретения и странные пути достижения целей заставили вывести новую истину: финансовые неудачи преследовали меня уже каждый день.
Мы сели в «Боинг» восточных авиалиний. Нам выдали пледы и носки, и мы захрапели, отвернувшись друг от друга. Что за унылое постоянство вещей – спать с мужем в одежде в самых невероятных местах!
В туалете совокуплялись нормальные люди. Стюардессы закрывали глаза на шалости и засыпали каждая в своих эротических фантазиях.
Билет на этот поезд стоил одну тысячу двести долларов на человека. Вагон в духе Жюля Верна нам понравился всем, кроме того, что в президентском купе была одна, хоть и огромная кровать. Говорят, в России тоже вводят подобные вагоны и поезда, но Интернет там условен, ловите wi-fi придорожных кафе и проверяйте почту в течение секунды, душ платный и холодный, а еду приносят только за отдельную плату, и ту малосъедобную.
Мы же по идее находились в раю. Спустя полчаса нам принесли жутко вкусную лапшу с морепродуктами, на которую уже через несколько минут у Романовича началась аллергия. А меня сразили желудочные колики. Ножниц не было – и я ходила в одежде с бирками. Русских слов на выведение словесной формулы ситуации у нас не находилось.
Я чесалась от натирающих бирок, Романович – от аллергии. Как два вшивых пса, мы чесали друг другу спинки, такого рода близость была у нас впервые.
Оставшиеся сутки нам предстояло поголодать. Когда поезд останавливался для экскурсий, кондиционеры выключали, и мы принимали паровые ванны, не выходя из купе. Зная о диагнозе «топографический кретинизм», мы предпочли не рисковать и не обращать внимания на такие славные места, как древняя столица королевства Таиланд, Аюттхайя, мост через реку с лягушачьим и квакающим названием Квай.
На тридцатом часу путешествия мы все же начали разговаривать.
– Ты чего спишь? Почеши мне спину! – сказал Романович, мечтающий найти русских и кларитин.
– А вот у меня как будто не чешется, да?
– Это твоя бабка нас сюда затащила, эта старая гадюка на меня порчу наслала.
– Не хотела тебе говорить, но я продала машину и купила десять сумок Prada.
Романович позеленел.
– Повелся?
Он отвернулся и отказывался реагировать даже на вопрос: «Можно, я выброшу твой паспорт в окно?» Молчание было ответом на все сказанное мной и даже не было обернуто в противоположном направлении.
Я понимаю, почему в Восточном экспрессе произошло убийство. Как минимум повар входил в группу риска. Мы были голодные и злые. Хотелось арбуза и вылечить кондиционерный насморк.
Пришлось пить шампанское на голодный желудок, лучше снотворного и не придумаешь. Так мы и запутались, где день и ночь, и уже даже перестали смотреть в окно, наслаждаясь тишиной и табличкой «do not disturb». Хотя какой от нее толк.
3. Рай в режиме ожидания
В то время как мы изнывали в обществе друг друга, наши «друзья» уже мило отсыпались, ловили мух и ели аллергены, разведывали окрестности и неимоверно весело стебались над тем, что с нами вытворили.
Еще одна новость, которую нам предстояло узнать: от Бангкока, где мы вышли в аллергических пятнах и бледные от голодания, нам придется добираться на самолете до Пхукета. Снова деньги, такси с выключенными счетчиками. Как нам потом объяснили, это любимая тайская радость – «сказать, что счетчик сломан», и нагреть на полсотни долларов.
Бухта Патонг была раем, а скромный и демократичный, один из лучших отелей на Андаманском побережье, отель Laguna Beach Resort 5* – воротами в него. Двадцать пять километров от аэропорта до пункта назначения тянулись практически вечно. На четвертую ночь нашего великого пути, напоминающего Великий пост, мы были на месте.
Мы разошлись по номерам и уснули.
По соображениям безопасности, бабушка, как оказалось, предчувствуя неладное, то есть мою реакцию, поехала в Патайю. А наше же общение продолжалось с ледяным холодом и в отсутствие привычного накала страстей.
Марат с Аней за все пребывание обменялись всего двумя словами:
– Приятного аппетита. Давись на здоровье.
– Не дождешься, – ответила Аня, съев восьмой по счету десерт.
В ходе разведки Ане удалось достать пару косяков местной дури и молиться на нее все три ночи до моего приезда.
– Ну что, вы помирились? – спросила она без «привет, как дела?».
– Нет, зря деньги потратили. А еще я тебя ненавижу.
Аня тщательно изучила мои пятна, обозвав меня разносчиком страшной инфекции. Я поделилась своими мыслями насчет депилятора и наутро не нашла ни шампуня, ни кондиционера, ни депилятора. Вот что значит предусмотрительность и здоровый женский прагматизм.
По обе стороны от нас была вода, прозрачная и чем-то очень жизнерадостная. Наступающего на пятки Рождества не чувствовалось. Были забыты елки, шары и подарки. От этого съеживалось в комочек то детское и трепетное, что заставляет из последних сил носиться по магазинам, выкупая отложенные другими галстуки, заказанные женами столики в ресторанах, одним словом, делать привычные рождественские гадости.
– Как думаешь, они уже сняли всех проституток? – этот вопрос волновал меня во сне.
Аня отошла от окна с биноклем. Смущалась.
– Нет, спали младенческим сном. Помнишь, было такое выражение, что нет большей неловкости, чем два глаза, встретившиеся в замочной скважине?
– Ну и? – спросила я все еще с закрытыми глазами.
– Только что мы с Маратом встретились двумя биноклями.
– Слушай, вот объясни мне, – я присела на кровати, – зачем нам ругаться, если мы знаем, что все равно помиримся?
– Ты знаешь, нам это нравится. Иначе все было бы очень правильно. Ловим кайф. Я уже простила Марата, просто мне нужно, чтобы он на всю жизнь запомнил, кто виноват. А вы с Алеком вообще зря все это затеяли.
– Ну а кто знал, что вы заставите нас умирать с голода в Восточном экспрессе?
– Мы так долго готовили вам этот сюрприз, – расстроенно ответила Аня.
– Не делай добра – не получишь зла.
– Слушай, а давай вечером за ними проследим, кого они в номер водят.
Аня успела сгореть и была вождем краснокожих, я – белой поганкой с красными пятнами от бирок. Романович чем-то походил на мухомора. А Марат не вписывался в наш клан.
Мы завтракали за соседними столами и делали вид, что даже не знакомы.
– Слушай, это не моя страна, я не могу тут есть. Мой желудок не принимает ничего из местного, – сказала я Ане.
– Да меня тоже мутит от местной кухни.
4. Последний запас не лишний, а запасной
День прошел в умозаключениях и разборах полетов и поездов. В анализе и подсчете убытков. Вечером мы выкурили Анину добычу, повесив табличку «Не беспокоить».
– Ты знаешь, что за наркотики в Таиланде полагается смертная казнь? – невинно полюбопытствовала я.
Аня поперхнулась. В дверь постучали. Мы переглянулись и выбежали на балкон, прыгнули в бассейн со второго этажа и пустились наутек.
Единственный номер, куда мы додумались забежать, – обитель наших господ. В номере никого не было. И это нам казалось смешным, как и все, что было внутри, стопка мужских журналов, расписание канала Hustler, распечатанное из Интернета, носки стопочкой около кровати (почему там, никто до сих пор не понимает).
– Гляди-ка, вот зараза, снял обручальное кольцо. – Я увидела его лежащим на тумбочке.
– Может, пальцы от аллергии распухли, – успокаивала меня Аня.
Из коридора послышались приближающиеся шаги. Мы спрятались в шкаф.
– Ты зачем пульт от телевизора с собой прихватила?
– По инерции, – ответила Аня, стоя на моей ноге, пытаясь расположиться еще удобнее.
Алек и Марат зашли в комнату, обсуждая, как Аня делает минет. Меня пробрало на «ха-ха», ее повергло в моральный шок. Она отдавила мне вторую ногу. Я зажала в зубах штанину, чтобы не засмеяться в голос.
– Он в этих штанах в самолете на полу лежал, позвоночник выпрямлял.
Я выплюнула штаны и сплевывала труху, похожую на ворс, пыль и еще что-то на свою подругу. Аня оттиралась.
Алек и Марат переглянулись.
– Ладно, глючит, так вот, рассказываю про Иру... – начал Марат.
– Ты, кстати, мне не рассказал, как все прошло. Я же мог бы быть на твоем месте, дай хоть пофантазировать.
Мы таинственно переглянулись.
Аня нажала на пульте «On». Включился злополучный порноканал со своими вздохами и охами.
Алек и Марат не на шутку испугались и бросились искать пульт. Мы же переключали каналы, пытаясь найти хоть где-то фильм ужасов. Когда нашли, не поверите, «Убийство в Восточном экспрессе», сделали звук на полную громкость. Алек схватил штатив и встал в позицию обороны.
– Ты слышал, что тайцы жестокий народ и туристов едят? Тут это местная забава! – начал Марат свою активную панику. – Ты что, фильм «Хостел» не смотрел?
– Чего за чушь несешь? Мы же не в Восточной Европе.
– Да я тебе говорю. Там пытают. А здесь едят.
Они бросились к двери, и уже через полминуты их и след простыл. Мы ржали во весь голос. Но, осознавая, что полиция может быть здесь уже через минуту, совершили второй прыжок в бассейн в одежде и вернулись к себе в номер через соседний балкон, так как все по той же дурости забыли ключи.
Под дверью стояли Марат и Алек и резко просили мира. Марат извинялся на коленях за Иру, швабру, Восточный экспресс. Романович взял всю вину бабушки и еврейского клана на себя; выдавала их лишь некоторая нервность движения, руки угловато были убраны в карманы.
– А вы чего мокрые? – спросил Марат.
– Две лесбиянки из Берлина в бассейн скинули, – словно заученный текст выпалила Аня, не краснея.
– Они так всех сбрасывают, – подтвердила наше алиби я.
– Ух! Надо будет завести с ними знакомство, – ответил Марат. – Слушайте, а давайте вы переоденетесь, и мы пойдем погуляем, где-нибудь поужинаем, а то нам так в номере сидеть надоело.
Мы были готовы снова засмеяться, а Аня уже мысленно в календаре пометила, по каким из четных дней месяца она будет прятаться в шкафу у Марата, чтобы хотя бы к двадцати четырем обзавестись первым потомством.
Нюх у Романовича был как у Пигги.
– А кто курил? Шмалью пахнет, – изрек Алек.
– Как – кто? Лесбиянки из Берлина, – продолжила свою скороговорку Аня.
– Вы что, их в номер пустили?
– Ну не бросать же их на улице мокрых и накуренных, – я тоже умела иногда врать. Алек и Марат переглянулись.
Мы переоделись и пошли знакомиться с народом. Первыми мы встретили ирландцев, с которыми продолжили знакомство в баре. За бокалами прохладительных, но что удивительно, горячительных напитков одновременно.
– И знаете, почему мы выбрали этот отель? – сказал полутрезвый Ирвин. – Мы поставили турфирме только одну задачу: полное отсутствие немцев. Терпеть их не могу, потные, пьяные, шумные.
– Это вы еще с русскими и хохлами не сталкивались, – добавила Аня, нервно елозя по стулу и, как всегда, давя мою правую ногу каблуком.
Мы с Аней испугались не на шутку. Алек покрутил стакан в руке и пнул Марата.
– Ни одного немца? – повторился Марат. – Ясно, а давайте прогуляемся до нашего номера. Ань, Маш, а то что-то в разговор один неприятный клонит.
Попались.
– Во всем ты виновата, – сопела я на Аню, – придумала тоже – лесбиянки из Берлина.
– А что, было бы лучше, если бы я сказала про футбольную сборную Камеруна? – начала свое оправдание Аня.
Ее логика была безупречна.
Алек открыл шкаф и потрогал вещи. Они были влажные после прикосновения с нашими мокрыми телами.
– Доказательства не в вашу пользу. И у вас мозги есть курить в стране, где за эту головы отрубают? – Романовича всегда отличала заботливость и оптимизм. Жаль, что не слишком своевременные.
– Но смешно же вышло, когда вы подумали, что мы людоедки? – Все тот же язык мой, враг номер один, не был прикушен вовремя.
Каннибализм для меня всегда казался чем-то веселым и поистине фантастическим.
Мы легли спать в новом раскладе. Романович как истинный и прекрасный еврей пообещал вставать первым и занимать лучшие лежаки в обмен на номер ближе к морю.
Мы с Алеком остались в номере вдвоем.
Каждый наедине со своими мыслями.
Готовые делиться.
Понимать.
Однако этот поганый ком в горле не давал возможности начать говорить.
– Почему мы живем с тобой как кошка с собакой? – спросила я, не зажигая свет. Глядя на море, на людей, гуляющих по берегу, а не прячущихся в сумерках собственных желаний.
Ночь уже давно пришла в эти места, но этот мрак не был мраком в полной мере, теплым воздушным, скорее вечером, чем ночью, чем-то людным и спокойным.
– Потому что ты никогда меня не слушаешь, тебе кажется, что на все мои мнения есть иные вариации, ты можешь послать меня к черту, не задумываясь, что я услышу тебя и уйду.
Слезы предательски катились из глаз. Он смотрел и улыбался каждому блеску капель на ресницах, не двигаясь, просто наблюдал, как капля за каплей из меня вытекал мой эгоизм, он стекал ручьями по моему телу и, как соленая вода, струился вниз, только не оставляя разводов – соленое послевкусие кожи, и то может быть.
– Знаешь, мне иногда хотелось быть правой, сознание этой правоты позволило бы мне не винить себя, я могу без тебя... Такая правда тебя устраивает? – начала я свои вопросы, но была прервана, как та девушка в одноименном фильме.
– В смысле? – его обижала эта незаконченная фраза. Он не умел дослушивать до конца.
– Дослушай. – Что за «Тариф на лунный свет» в действии? – Ты для меня полет во сне и наяву, но я установила «шасси», я могу без тебя жить. Но не хочу. Можно и без смысла существовать, но уже нет желания.
– Теперь ты согласишься со мной, что все наши поступки и проступки – испуганные оправдания любви. Я-то готов признать, что периодами полный мудак.
Насчет собственных грехов я старалась размышлять поменьше, хотя однажды я тоже созналась. Причем уже давно. Понять одно – а вот применить...
– Слушай, все! Мы друг друга поняли, чтобы не поругаться, надо закрепить сказанное.
Он потянулся к стационарному телефону:
– Выпить хочешь?
– Нет, глупый.
Я набросилась на него, как собака на кошку, только с супружескими желаниями.
– Так сразу? – умудрился вставить слова Романович. – А спинку почесать?
– Все еще чешется?
Секс с одним и тем же человеком отнюдь не теряет красок, скорее, оттачиваются телодвижения, как части паззла или неразученной пьесы для механического пианино, вы собираетесь в комплект идеального состояния. По длительности, глубине и форме.