Особенностью тогдашнего обучения было то, что ученики должны были вызубривать наизусть десятки и сотни страниц текста, так как книги тогда были редки и дороги.
В произведениях Шекспира встречается немало фраз и изречений из разных авторов. Не нужно предполагать, что он списывал их из книг, находившихся у него под руками. Несомненно другое: у Шекспира была великолепно натренированная память, и, вероятно, однажды прочитанное он помнил очень долго, сознательно или бессознательно пользуясь запасом литературных воспоминаний на протяжении своей драматургической деятельности.
В школе старшие ученики должны были разговаривать друг с другом только по-латыни. Изъясняться на родном языке им запрещалось. По разным поводам им поручалось составлять и произносить латинские речи. Наконец, обычным школьным упражнением последних лет обучения было чтение, разучивание и представление пьес Плавта и Теренция. Таков был общий порядок в грамматических школах, и едва ли в Стратфорде отступали от него. Это позволяет думать, что уже в школьные годы Шекспир мог впервые играть в ученических спектаклях. Если мы вспомним, что первая комедия Шекспира — "Комедия ошибок" — представляла собой переработку произведения древнеримского драматурга Плавта, то такое предположение будет вполне достоверно.
Многому ли научился Шекспир в школе? Широко известно изречение современника Шекспира драматурга Бена Джонсона, который утверждал, что Шекспир "мало знал латынь и еще меньше греческий". Это суждение, кажущееся теперь несущественным для оценки великого драматурга, имело большое значение в глазах людей XVII-XVIII веков, когда первым признаком образованности считалось знание древних языков. Как известно, латынь долго была международным языком ученых и дипломатов. Слова Бена Джонсона дали повод первым критикам Шекспира в XVII-XVIII веках утверждать, что великий драматург был человеком либо совсем не ученым, либо малообразованным.
Для правильной оценки слов Бена Джонсона нужно принять во внимание, что сам он изучал латынь и греческий в Вестминстерской школе под руководством одного из лучших филологов того времени, Уильяма Кемдена. Бен Джонсон судил о знаниях Шекспира с высоты той эрудиции, какой от достиг, обучаясь у своего прославленного учителя. Вероятно, в общем он был прав. Шекспир не был ученым-филологом и эрудитом. По окончании школы он, надо полагать, все реже и реже обращался к чтению античных авторов в подлиннике. Но многое из античной литературы Шекспир узнал впоследствии, читая переводы сочинений древних авторов на английском языке.
Был ли Шекспир старательным учеником или, пользуясь словами Жака из комедии "Как вам это понравится", "в школу плелся, как улитка, а из школы бегом", мы не знаем. Но едва ли мы ошибемся, предположив, что не только школьные занятия интересовали юного Шекспира. В "Гамлете" он упоминает игры в прятки и жмурки, в "Комедии ошибок" — футбол, в "Сне в летнюю ночь" и "Цимбелине" — игру в шары. Этим забавам он отдал дань, положенную всем мальчикам.
Шекспир — поэт и драматург — прожил свой век наполовину в деревне, наполовину в большом городе. Но и городская жизнь того времени еще была достаточно связана с природой. В произведениях Шекспира бесчисленное количество образов, картин, сравнений, навеянных природой. Исследовательница поэтического языка его произведений Кэролайн Сперджен произвела любопытные подсчеты поэтических образов в драмах Шекспира. Подавляющее большинство образов и сравнений у Шекспира связано с природой и сельской жизнью.
Вероятно, в юные годы Шекспир много бродил по полям и лесам, окружавшим Страгфорд, слушал разговоры фермеров. Его отец и мать, выросшие в деревне, тоже могли многое рассказать ему и научить его. Он, несомненно, был очень наблюдателен и впечатлителен. Поэтические образы Шекспира свидетельствуют о том, что он тонко чувствовал аромат цветов, был чуток к голосам птиц, знал повадки зверей. Глубокое чувство природы, присущее Шекспиру, имело своим источником постоянное и непосредственное общение с ней.
Эту речь подсказала персонажу комедии память Шекспира. Народные поверья, связанные с явлениями природы, были хорошо известны Шекспиру. Мы слышим отголоски их в речах безумной Офелии: "Вот розмарин, это для воспоминания; прошу вас, милый, помните; вот троицын цвет, это для дум… Вот укроп для вас и голубки; вот рута для вас; и для меня тоже; ее зовут травой благодати, воскресной травой; о, вы должны носить вашу руту с отличием. Вот маргаритка…"5 .
Раз уж мы заговорили об Офелии, то стоит вспомнить происшествие, случившееся поблизости от Стратфорда, когда Шекспиру было лет шестнадцать. Некая незамужняя девица, Катарина Гамлет, утонула в реке Эйвон. Подозревали самоубийство, и ее похоронили без обычного церковного обряда.
Катарина Гамлет! Много лет спустя, когда Шекспир создавал одну из самых прославленных своих трагедий, имя героя напомнило ему о несчастной утопленнице. Не этому ли происшествию мы обязаны поэтичным рассказом о смерти Офелии, в котором трагедия героини окружена ореолом поэзии, и она, уходя из жизни, как бы сливается с природой:
Шекспир расстался со школой, когда ему было не больше четырнадцати лет.
Что делал юный Шекспир по окончании школы? Джон Обри, мемуарист второй половины XVII века, писал: "Его отец был мясником, и мне говорили некоторые из их соседей, что, будучи еще мальчиком, он занимался ремеслом своего отца; когда надо было заколоть теленка, то, приступая к этому, он произносил речь в торжественном стиле…"
Другой мемуарист, Томас Плюм, записал такой рассказ о Шекспире: "Он был сын перчаточника. Сэр Джон Меннис однажды видел его отца в старости в его лавке, то был веселый, краснощекий старик, и он сказал: "Уил был добрый, честный малый и всегда любил шутить со мною".
Вероятно, эти рассказы о том, что Шекспир помогал своему отцу в его ремесленных занятиях, не лишены основания. Устные предания говорят о нем не только как о деловитом юноше. Оба только что приведенных сообщения мемуаристов говорят о шутливости юного Шекспира.
Какова бы ни была степень достоверности этих преданий, зерно истины в них, несомненно, есть. Анекдоты, рассказываемые об известных людях, как правило, отражают какие-то подлинные черты характера человека.
Сохранилось также предание о том, будто молодой Шекспир участвовал в одном соревновании с парнями из местечка Бидфорд. Соревнование состояло в том, кто кого перепьет. Возвращаясь после этого состязания домой, Шекспир якобы не добрался до отчего крова, упал под дикой яблоней и проспал там всю ночь.
Этот рассказ так же мало достоверен, как и некоторые другие предания о Шекспире. Если он и не соответствует истине, то все же дает некоторое представление о стратфордских нравах того времени.
Биографы XIX века весьма старательно оберегали Шекспира от всего, что могло бы набросить тень на его облик. Им хотелось бы представить великого драматурга человеком строгих, пуританских правил, никогда не совершавшим ошибок и не нарушавшим никаких правил общежития.
Известный шекспировед Джон Довер Уилсон справедливо обрушил массу сарказмов против тех, кто пытался превратить Шекспира из живого человека в икону. Уилсон прав, утверждая, что естественнее представить себе молодого Шекспира бурным гением, полным сил и энергии, выплескивавшейся за грани дозволенного. Только филистеры могут возмущаться при мысли о том, что кипение молодой крови приводило иногда Шекспира к поступкам безрассудным или предосудительным.
Будь Шекспир человеком строгих, пуританских правил нравственности, едва ли его привлек бы театр. А между тем, как мы знаем, он отказался от почтенной профессии перчаточника для того, чтобы стать актером, — иначе говоря, занялся делом, которое считалось в те времена унизительным.
Как бы то ни было, почти все известное о молодом Шекспире свидетельствует о постоянном нарушении им общепринятого. Это подтверждается также историей его женитьбы.
27 ноября 1582 года канцелярией Вустерского епископства было выдано разрешение на брак Уильяма Шекспира с Энн Хетеуэй. Шекспиру было в это время восемнадцать лет, а его жене — двадцать шесть. Через полгода, 26 мая 1583 года, в стратфордской церкви состоялось крещение Сьюзен, дочери Уильяма Шекспира.
Теперь, кажется, выяснены почти все обстоятельства женитьбы Шекспира, за исключением одного: был ли это брак по любви или он был вызван случайной связью, зашедшей столь далеко, что молодому Шекспиру пришлось принять на себя ответственность за последствия.
Жена Шекспира была дочерью Ричарда Хетеуэя, богатого фермера из деревни Шотери, находившейся в двух милях от Стратфорда. У него было семьдесят пять акров земли, и сверх того он оставил по завещанию сорок три фунта стерлингов наличными. (Половины этой суммы хватило бы в те времена на постройку хорошего деревянного дома.)
Между семьями Шекспиров и Хетеуэев были деловые и, вероятно, дружественные связи. Джон Шекспир однажды вносил залог в поручительство за Хетеуэя, а другой раз давал денежную гарантию за него, когда тот вел какие-то имущественные тяжбы. Эти сведения, почерпнутые из судебных архивов Стратфорда, дают основание полагать, что между семьями существовала несомненная дружба и, вероятно, Уильям знал Энн с самых юных лет.
В те времена в Англии брачный контракт и венчание очень часто были лишь оформлением уже свершившегося ранее фактического брака. Еще до венчания в церкви мужчина и женщина считались состоящими в браке, если имело место обручение. Обрученные уже не имели права вступать в брак с третьим лицом. Закон признавал детей, рожденных до заключения брака, если родители были уже обручены. Как правило, однако, во избежание недоразумений обрученные венчались для того, чтобы полностью узаконить своих детей. Нередко родители венчались буквально накануне рождения ребенка. Записи в церковноприходской книге Стратфорда свидетельствуют о том, что Шекспир и его жена были далеко не единственными венчавшимися уже тогда, когда ожидалось появление на свет ребенка.
Как сказано выше, Шекспир вынужден был просить о том, чтобы ему разрешено было венчаться без общепринятого трехкратного оглашения в церкви, на что понадобилось бы три недели. Но начиная с 1 декабря и по 13 января был период, в течение которого оглашения о вступлении в брак и венчания не разрешались, так как это было время всякого рода религиозных праздников, связанных с рождеством. Таким образом, если бы Шекспир не поспел с этой процедурой до 1 декабря, ему и его жене пришлось бы ждать полтора месяца. А ждать уже было нельзя. Так разъясняется поспешность, — с которой было совершено венчание Шекспира.
В одном из документов, относящихся к этой процедуре, имеется ошибка, долго смущавшая биографов Шекспира: писец епископской канцелярии, регистрируя разрешение на венчание, записал невесту Шекспира не как Энн Хетеуэй, а как Энн Уэтли.
Это вызвало недоумения и различные догадки биографов. Была даже придумана романтическая история о том, будто Шекспир сначала находился в близких отношениях с Энн Хетеуэй, затем решил жениться на другой девушке — Энн Уэтли, но так как Энн Хетеуэй оказалась в положении, то ему пришлось венчаться именно с ней, а не с другой Энн.