— А каково мне жить с этим?
— А каково ей будет с этим жить, ты не подумала?
— Но он же рано или поздно от нее все равно уйдет, я уверена. Просто тогда она еще больше к нему привяжется.
— Или разочаруется и будет легче. Не решай за других людей.
Я пошла мыть посуду. Ника смотрела на меня и наблюдала за каждым движением.
— Вот смотрю я на тебя, и мне тоже не терпится — встать на ноги, взять губку и научить тебя, как быстрее мыть посуду. Нужно сначала всю намылить, а потом ополоснуть.
— Зато мне всего двадцать один, — прошептала я себе под нос и продолжила делать так, как делаю.
В мой монастырь просьба вносить устав исключительно на каблуках.
Я вышла на воздух, взяв пачку сигарет, — расположилась на крыльце и дышала пасмурным утром, как эвкалиптом. Мне уже надоедало писать заметки на салфетках, и я решила, как только появится возможность, привезти сюда компьютер и провести Интернет — чтобы было чем себя занять. Макс был яростным противником и того, и другого, считая, что для этого существуют офисы. Но что делать нам? Безработным и обездоленным?
Друг из Бронкса пропал на пару дней. Голос у него был мрачный и бездушный.
— Саш, что случилось?
— Я такая тварь.
— Так, теперь по порядку.
— Помнишь, я тебе рассказывал про Сашку?
— Помню, конечно, ты еще обещал меня с ней познакомить.
— Знакомство откладывается. Я тогда собирался даже Женьку бросать, думал, что все — надо отдохнуть, Сашке пообещал, что приму решение. Так тут мне Женька рассказывает, что ее ограбили в ее Зеленограде, ты прикинь, мою женщину ограбили? Какой-то урод нож ей приставил к горлу!
— С ней все в порядке?
— Более-менее, отделалась испугом, украли только браслет и кошелек. Одним словом, забрали все самое ценное. Но больше всего меня потрясают ее родители — они были так спокойны, я рвал и метал, а они были спокойны…
— Она сходила в милицию?
— Да что ходить — она от испуга даже лица его не помнит, да и что это даст… Ладно, подарю я ей такой же браслет на день рождения, он у нее через пару месяцев как раз. И кошелек сейчас поеду куплю. Вот бывают же уроды на свете. Я как подумаю, что какая-то мразь касалась моей женщины, мне так тошно становится. А я ничего не могу сделать, но только если бы я в ту ночь был с ней, а не с Сашей, ничего бы не случилось.
— Нельзя думать о жизни в сослагательном наклонении, оно уже случилось, тут ничего не поделаешь.
— Я просто не понимаю, почему она должна страдать — да, она совершила одну ошибку — тогда с этим люберецким бандитом поцеловавшись, но она же пьяная была. Сколько раз я подобным образом грешил, и ничего — мне ничего за это не было. А она страдает.
Мне казалось, что меня сейчас разорвет на сотни миллиардов нейтронов и протонов.
— Сашк, мне очень жаль — прости, мне надо бежать! Ты приезжай ко мне на днях в гости. Я правда теперь за городом живу, но ты же сможешь выкроить время.
Я вернулась в дом холодная, злая и рассерженная, с циничным пониманием, что счастье в неведении, но ты уже в ведении и потому несчастна.
— Ник, а если бы ты узнала, что твой отчим изменил твоей маме с девушкой твоего лучшего друга, ты бы рассказала?
Ника почти подпрыгнула на диване:
— Ну ничего себе — я думала такое только во французских мелодрамах случается. А тут на тебе. — Ее скорее забавляла данная ситуация.
Меня же она скорее удручала.
— Сама посуди, как раз за пару дней до того, как обнаружить браслет, мы сидели вместе с Женей у меня дома, потом мне понадобилось срочно уехать, и я оставила ее дома, уже на выходе из подъезда я столкнулась с Эмилем — он шел домой, один, без мамы. Они в тот вечер поругались на какой-то вечеринке.
— Ты говоришь, как Эркюль Пуаро. Как будто расследование ведешь.
— Слушай, а это идея!
— В смысле?
— Надо провести расследование, я понимаю, что звучит как полная глупость, но мне же сейчас все равно заняться нечем — поскольку я безработная. И если я узнаю, что это была разовая измена, то я промолчу, но если уличу их в романе — расскажу матери.
— Ты не торопись с решением, рассказывать матери или нет.
— Нет, ты не понимаешь, если это вскроется когда-либо и мама и Сашка узнают, что я была в курсе, но скрыла информацию, они мне никогда не простят. Как и я никогда бы подобное не простила.
— А я бы предпочла вообще не знать.
— Помнишь, как в фильме «Брат» — сила в правде!
Руки чесались залезть в Интернет. Я как информационный бомж — мечтала порыться во всемирной помойке.
Мы с Никой, будучи в ситуации полного, почти опустошающего безделья, решили дать волю женскому любопытству.
Но это не значит, что, переключившись на ситуацию с Женей и Эмилем, я перестала косо посматривать на Никин телефон. Каждый раз, когда она уходила в туалет, я брала прибор в руки, но потом в страхе новой правды откладывала в сторону.
Мы с Никой поведали друг другу все тонкости наших положений — сломанной учебы и сломанной карьеры. И нас уже начало объединять нечто большее, чем Макс.
Я достала из гардеробной чемодан — оттуда вынула огромный пакет с шерстью, спицы и крючки, схватила все в охапку и потащила к Нике.
— Знаешь, отец мне в детстве сказал, что самый тяжелый труд — это ничегонеделание. А поскольку мы слабые и к самой тяжкой ноше не подготовлены, то будем вязать. Ты умеешь? — спросила я изумленную Нику.
— Нет. В детстве вязала какие-то салфетки крючком, но на этом все ограничилось.
— Тогда смотри — вот это спицы, они отличаются по размеру, например для толстой шерсти. — Я показала ей клубок акриловых ниток лазурно-голубого цвета. — Вот для них надо брать спицы размера шесть с половиной.
— Откуда ты все это знаешь? Тебя мама учила вязать?
— Да, еще в детстве, но я почти не вязала — а когда приехала в Лондон, то вязала перед сном, это отвлекало меня от процесса скучания. И давало некоторый отдых глазам после продолжительного сидения за компьютером.
— Ты много всего связала?
— Завтра разберу чемоданы и покажу тебе. Ладно, что ты будешь вязать?
— Обычно все вяжут носки!
— Нет, носки это тебе пока рано. Может, начнешь с шарфика?
Ника послушно кивнула — я показала ей, как набирать петли, как провязывать чулочную резинку и как взять — лицевыми и изнаночными.
Мы успели пообедать, устроить пару полдников, и я занялась ужином. Под словесным руководством Ники сделали ризотто. Как любил Макс.
Вдуматься если только — бывшая женщина моего мужчины учит меня налаживать быт.
Минуло девять часов вечера. Десять…
Пробки давно рассосались, и автострады свободно принимали водителей и пассажиров на борт скорости, несущей по домам. Макса в их числе не было. Как и ответа на входящий звонок.
И если я уже начинала нервничать, то Ника сохраняла камневидное спокойствие.
— Может, все-таки начнем есть без него? Запомни, будешь все время его ждать — заработаешь голодный гастрит.
Я положила еду на тарелки, налила по бокалу вина и отправилась на Никин диван есть свой законный ужин за просмотром «Тридцатилетних» по СТС.
— Он всегда такой был? — Я задала этот вопрос так, что самой стало неловко — Макс же не машина, и я не могу наезжать на бывшего водителя за небрежную эксплуатацию.
— Нет, — сказала она с набитым ртом, — раньше было еще хуже. Возвращался под три ночи. Вечная работа, встречи, переговоры, а потом с партнерами в рестораны-кабаки все обсуждать. Я первое время пыталась вытянуть его за уши — потом смирилась. Запомни, в будни ты для него существуешь условно, зато он никогда не работает в выходные.
— То есть для него женщина существует только два дня в неделю? А остальные?
— А что остальные? А остальные он делает так, чтобы этой женщине было комфортно с ним существовать.
Я решила, что отвлекать повторным звонком бессмысленно, и легла спать, сначала оказав Нике помощь в принятии условного душа и походе на трон.
Легла спать одна — в холодном доме, укрывшись холодным одеялом, глядя на занавешенное тучами небо, сквозь тюль сожаления. Я не могу сказать, что мне сейчас не хватало Макса или я испытывала какой-то страх, скорее чувствовала себя вернувшейся с ознакомительного курса «Здравствуйте, я Ваша реальность».
Поскольку я не могла покидать просторы участка ввиду возложенной на меня миссии помощи травмированным, я набралась наглости и оставила Максу записку с просьбой забрать мой компьютер из дома и подумать, как нам подключить Интернет.
Вечером того дня он принес пакет, небрежно протянул его мне, когда я уже спала. Пообещав, что открою утром, я уснула. Кажется, мое любопытство и правда изживает себя — особенно в плане подарков.
Утром я проснулась, забыв про могучий дар, и может, и не вспомнила бы, если бы от скуки не решила вылизать весь дом — в коробке был обнаружен ноутбук и специальный модем, куда необходимо поместить сим-карту — вот до чего техника дошла.
Естественно, уборка была заброшена и я пыталась разобраться с тем, как осуществить выход в открытый космос — а точнее Интернет.
— Я тут пишу Максу список того, что нам нужно, он обещал отправить водителя за покупками. Давай подумаем, какие нам фильмы купить! — крикнула снизу Ника.
— Мне ничего не надо!
— Ладно, тогда будем смотреть «Отчаянных домохозяек». Кстати, я закончила шарф, вечером подарю его Максу.
Спустя полдня прогулок по Интернету, я нашла три детективных агентства. И сразу начала думать, как мне заплатить за услуги — ну не у Макса же мне брать деньги. Если он узнает, то моментально вышвырнет меня за дверь. И будет прав.
Я решилась на странное действие — продать Blackberry, несмотря на то что я поклялась во что бы то ни стало перепрошить его так, чтобы он подружился с русской сим-картой (первую неделю я разговаривала по роумингу, потом вылетела в трубу и взяла один из телефонов, подаренных маме, — Эмиль говорил, что он страшный и не модный, а мне нравился). В Москве, как оказалось, есть куча любителей скупать западную технику и адаптировать ее к местным условиям, и эти любители готовы платить неплохие деньги за данный вид удовольствий.
Прощаться с Blackberry будет очень больно, но я справлюсь! В конце концов, это же просто кусок пластика, железяки и куча мегабайтов воспоминаний.
Через пару мгновений я слетела вниз по лестнице, как ребенок утром первого января:
— Ника! Скажи мне, а водитель еще на Горбушке? А?
Ника в ужасе проснулась, подпрыгнув на диване.
— Не знаю, давай позвоним ему! А ты что-то надумала?
— Скажи, а мы можем попросить его не говорить Максу о том, что он нам покупает!
— Ну, если ты хочешь порно — то Макс не против.
— Нет, мне нужны базы данных — ГИБДД и МГТС, самые свежие.
— Только тогда нам придется за них заплатить, не будет же водитель из своего кармана это делать. Макс чеки у него, конечно, не попросит, но удивится, что пара сезонов сериалов обойдутся в такую сумму. Хорошие базы стоят тысячи три рублей как минимум. А налоговая — та вообще под несколько тысяч долларов.
— Блин. Мне Макс еще несколько дней назад оставил пять тысяч рублей. Он не удивится, если я возьму деньги оттуда?
— Я думаю, он и не вспомнит.
— Тогда ладно — звони.
Я убрала оставшиеся две тысячи в кошелек. А установив базы на компьютер, спрятала диск и браслет Tiffany amp;Co во второе дно чемодана. Кажется, это мой первый секрет. И знаете, что самое странное — я испытала такой кайф, совершая эти действия. Как будто я сбегаю с уроков навстречу свободе или вылезаю через окно на даче — что-то и детское, и безумно взрослое по продумыванию и расчету одновременно.
На улице начиналась гроза — тучи толпились на небе, как люди в час пик на переходе с «Тверской» на «Чеховскую». Сразу стемнело и стало уютно — не знаю, как вы, а я не испытываю тревоги в грозу, скорее успокаиваюсь.
Сделав две чашки какао, я забралась к Нике под одеяло.
— А почему ты, кроме того самого Друга из Бронкса, о котором я слышала, ни с кем не общаешься? — Ника стремилась узнать обо мне больше, и это было то самое «больше», о котором я не спешила распространяться.
— Дело в том, что все мои друзья думают, что я до сих пор в Лондоне. У них прекрасное образование, работа, мужья — а у меня что? Я у разбитого корыта. Макс есть — но вряд ли он захочет с ними знакомиться. А мне слушать, как они красуются — не хочется. Я не для этого заканчивала школу с серебряной медалью.
— Ты прямо, как я — мне не хочется никому рассказывать про травму, мы на пути из больницы купили мне новую сим-карту, и старую я так и не включила. Так странно — на самом телефоне сохранились старые сообщения, как из прошлой жизни. А у меня уже другая жизнь.
— Знаешь, когда в восьмом классе моя подруга наговорила гадостей про меня парню, по которому я с ума сходила, знаешь, как она объяснила мне свой поступок?
— Как?
— Маша, учись обламываться!
— Ну и стерва!
— Знаешь, сейчас я так не думаю, считаю, что обламываться я так и не научилась. Поэтому и нахожусь в переходной депрессии — из одной драмы в другую.
— А у тебя сохранилась старая сим-карта? — спросила меня Ника так, как будто наличие ее играло важную роль.
— Да, в кошельке лежит. А что такое?
— Давай поставим срок и скажем, через десять дней вставим старые сим-карты — вдвоем не так страшно.
— Можно. У меня к тебе вопрос: сегодня Макс привезет твои костыли и, учитывая это, ты бы не хотела съездить в Москву — где-нибудь пообедать и заодно заехать в детективное агентство?
Ника обрадовалась, как Фима упавшей колбасе.
— Безумно хочу! Наконец-то выберемся из четырех стен, но только как мы поедем в Москву?
— На Сашке и на маме нельзя — нужен тот, кто сохранит в тайне пункт назначения. И включать ради этого сим-карту я не собираюсь.
— Слушай, а может, договоримся с водителем Макса? — предложила Ника.
— А может, мы поедем делать тебе рентген? Ну заодно его и сделаем? Как думаешь?
— В целом можно, но Макс может захотеть поехать вместе с нами!
— Посреди рабочего дня? Я думаю, что максимум — заедет в саму больницу на полчасика. А с водителем мы договоримся — скажем, что хотим к подружке заехать — а она в этом здании секретарем работает. Не думаю, что он все будет докладывать.
— Мне кажется, или ты становишься настоящей девушкой Макса? — Ника произнесла это с такой иронией, как будто я прошла первую стадию посвящения.
Последние дни с МММ мы общались исключительно записками и редкими звонками — ну и конечно же утренними поцелуями в темечко — большинство из которых я не помнила, потому что была поглощена сонливой дремотой и настоящей жизнью, которая преследовала меня только во сне.
С момента смерти отца он не приснился мне ни разу. Не могу сказать, что я мечтала рассказывать наутро, как разговаривала с покойником, но мне иногда очень хотелось его увидеть — узнать, как дела, чем он там занимается, или хотя бы просто обнять его. Пусть даже во сне. Я ни разу не ездила на кладбище — потому что знала, что он вряд ли бы оценил мой треп ни о чем с камнем, даже если на этом камне выгравировано его имя. И тем более не одобрил бы выпитую стопку водки и положенный на нее кусок черного хлеба. Я так и слышу его голос: «Ты что, не могла в парке уток этим покормить?»
А ведь я скучаю. И в этом скучании мой эгоизм.
В ожидании завтрашних приключений нам с Никой не спалось, я помогла ей выйти на крыльцо и посадила ее на ступеньки, мы дважды с ней в нашем симбиозе чуть не рухнули наземь, но танцевальная хватка одной и перила по правую руку другой спасли.
Я вернулась домой и в этом восторженном настроении решила все-таки прочитать сообщения в ее телефоне, посмотреть фотографии — ну и просто покопаться. Я даже решила особо не шифроваться, а подошла и спросила, можно ли мне посмотреть, какие у нее есть мелодии на телефоне и перекинуть понравившиеся.
Она согласилась. Этот трюк работает почти со всеми.
Сначала я зашла в сообщения — во входящих были нетривиальные «О.К.», «Как дела?» и «Споки». Но рядом сиротливо располагалась папочка с названием «Мои сообщения», для проникновения внутрь телефон попросил меня пароль — я уже начала чертыхаться — как решила опробовать 0000 и 1234. Второй подошел — это типично женское, мужчины ставят пароли особенные — вроде двух квадратов числа даты рождения, а женщины искренне верят, что простота — залог прекрасного.