В доме приятно пахло деревом и осенью. Все-таки чувствовалось приближение ноября — деревья рвало в клочья как беременную женщину во время токсикоза. А вы думали, каково это — вынашивать у себя в чреве весну?
— Проходите, садитесь.
Наше трио выглядело вполне забавно — рыжеволосая девушка со звездой Давида на груди, брюнетка с православным крестом, и я — блондинка с католическим. Если честно, я не принадлежала ни к какому вероисповеданию тотально, просто католический крест не боязно выронить из ворота и показать окружающим, он меньше, и чисто эстетически притягательнее, хотя с возрастом я все больше прирастаю к православию. То ли намоленный дух чувствуется, то ли страх смерти уходит, но мне проще, когда рядом стоит старинная икона, которая была с моими прапрадедами, прадедами и дедами на войне — я и рожать с ней пойду.
Галина попросила ту, которая лучше знает Друга из Бронкса, перетасовать карты — я протянула ей плеер.
Мы все сидели в ожидании новостей. Я уже представляла и не могла от этого сдержать свой саркастический смешок, как мы будем водить вокруг него хороводы, поить его волшебной росой, которую заблаговременно соберем с папоротников, варить отвары, потом брызгать их на его одежду, и так, пока нас не определят в дурдом.
— Проблемы со здоровьем у него от бессилья, отдыхать ему нужно ехать скорее, там он единственную свою встретит!
Понятное дело, что Сашку такой вариант не особо радовал.
— А девушка его — вон рядом с ним блондинка, обижена на него сильно, не порча это — обида, и сам он ощущает себя виноватым, она лишь культивировала в нем чувство вины. Вот что сделайте — сходите в церковь и свечки поставьте за него, за Женю! Только со светлыми намерениями, — повторила она для Сашки.
Та устремила взгляд в пол и улыбнулась.
— Мне мама один раз историю рассказала, что на работе у моей крестной один мужик увлекся черной магией, шаманил, ножницы подкладывал сломанные в кресла, в общем жуть всякую творил. И крестная пошла в церковь и помолилась за него. А наутро он погиб в автокатастрофе, все в машине выжили — ни царапины ни на ком, а он всмятку, — решила я поделиться своими соображениями по данному поводу. Мне правда мама рассказывала.
Светка от моего рассказа уронила на пол телефон и побледнела. Она очень не любила сталкиваться с тем, что не могла объяснить. Гадания для нее — как прогноз погоды, а вот настоящая мистика ее пугала. Впрочем, как и любого нормального человека.
— Купите вашему другу икону Казанской Богоматери, и пусть носит с собой!
Я сразу представила, как заставить тотального атеиста носить с собой икону, и еще раз усмехнулась.
Мы протянули ей полторы тысячи рублей.
— Это слишком много. Давайте я вам погадаю тогда.
С одной стороны, вся логическая часть меня требовала сказать решительное и категорическое «нет», с другой стороны, во мне еще больше говорила природная часть — женщина, которая была влюблена.
— Давайте!
Галина протянула мне колоду карт. Попросила посидеть и сосредоточиться на том, что меня волнует.
Меня волновало, что будет спустя месяцы.
— Ну, что я могу тебе сказать, тот, в кого ты сейчас влюблена — человек взрослый и властный, прощает он тяжело, и женщина есть рядом с ним, и не отпускает она его. Но, что самое интересное, он ее тоже держит — да крепко. Женщина русая — ей чуть меньше тридцати, обида у нее в душе и одиночество.
— Мы из-за нее расстанемся?
— Расстанетесь вы из-за тебя. Увлечение у тебя будет на стороне — мимолетное. Не миновать его… Горечь будет, печаль и болезни. Сходи ко врачу — что-то с гинекологией будет — ближе к Новому году. Но справишься — катастрофы никакой. А в конце зимы — в начале весны встреча тебя ждет, и жизнь твоя изменится на сто восемьдесят градусов. И старое уйдет и позабудется, и в свою струю войдешь. Только смотри, потом не вернись — соблазн будет. Там карта неопределенности…
Я сразу вспомнила еще одну забавную историю, как моей приятельнице Дашке нагадали, что та забеременеет, ну та решила, что раз не миновать, то зачем предохраняться. И что бы вы думали — забеременела.
Вот и я решила взять трубку на Германа. Это же просто телефонный разговор.
Мы оставили еще пятьсот рублей и уехали.
— Да не верю я во все это, — отчитала я рядом сидящих, паркуясь около церкви.
— Однако свечки ставить идешь и икону купишь! — заметила не без иронии Светка.
— Это дело другое.
— Да все мы мнительные, мы же женщины.
Нашим бабьим полком мы провели в церкви почти час, ставя свечки за здравие Николаю Угоднику, Казанской Богоматери и за упокой — я передавала «привет» отцу, не надеясь получить отчет о доставке сообщения.
А еще я попросила у Бога детей. Не сейчас, попозже. Пусть пошлет, если надумает.
Вопрос детей — единственный мой аргумент в пользу существования Неба № 7, потому как получить из ничего что-то может только Бог или сверхмогучий фокусник.
Но гадалка сделала свое дело — я начала думать о романе с Максом как о чем-то конечном. Ограниченном временными рамками, как и без карт предсказывала моя мама.
Почему нам постоянно нужна правда или хотя бы варианты ответов и прогнозы событий, все больше и больше? Кто владеет информацией — тот владеет миром. Я сразу увидела на месте президентов стран шаманов и прорицателей. Кто больше?
Дождливая тучка № 5 Уходя ухожу, но сердце задерживается
I need more than you’re giving me
Skin deep
Get down to the bone
Heart and soul,
I’ve got to have it all.[16]
Герман просил встречи. Сказал, что не будет обременять, и открыто заявил о желании заняться сексом. Он был из тех мужчин, которые не оставляют смазанных впечатлений. Они могут причинить тебе боль, если ты не знаешь, чего хочешь или наивно веришь в то, что для них ты одна-единственная.
Но я точно знала, что именно такой человек, как Герман, за трехчасовое рандеву даст тебе почувствовать себя единственной, самой красивой, не будет тратить время на обсуждение фондовых рынков и инвестиций компании «Евраз», он считал, что жизнь дает нам слишком мало времени. И спешил, спешил, спешил… При этом ведя размеренный образ жизни.
Я проговорила с ним почти всю дорогу до магазина. Мне очень хотелось манки. Сварить каши — положить по центру кусок сливочного масла и, начиная с краев, поедать белое солнце на тарелке.
Сумка по привычке лежала на заднем сиденье, я потянулась за ней и нашла на полу стопку газет, где увидела фамилию и имя Макса в статье с забавным названием «Кто давал взятки генералу Шамилю Керимову?».
Нужно сначала купить манку — и только потом читать, это было непременное условие.
«В ходе длительной прослушки спецслужб телефона Михайлова Максима, президента компании „Окна 21 века“, выяснилось, что ежемесячно Керимов получал от них товара на почти пятьдесят тысяч долларов, далее этот товар проходил как приобретенный и уходил в свой назначенный путь — на благоустройство г. Москвы. Насколько нам известно, за это Керимов делал компании удобные условия на долгосрочную аренду зданий, в том числе одного из памятников архитектуры, которые впоследствии компания „Окна 21 века“ продавала, занимаясь открытием филиалов крупных компаний по франчайзингу».
Гадалка была не нужна, чтобы понимать границы данного скандала.
Когда мы думаем, что они нам изменяют, они чаще всего работают. Когда мы начинаем в это верить — они в этот же миг зовут на свидания других. Такие противофазы бытия.
В моем случае Макс действительно вечерами работал.
Но почему он мне не сказал? И как ему удается сохранять такое спокойствие?
Я тут же отменила встречу с Германом на следующей неделе и понеслась домой. Делать коронный вид женщины «Как ни в чем не бывало». Главное — улыбаться, быть милой и обходительной. А силикон подтянется.
Дома тоже не обошлось без бури в стакане кефира. Ника плакала и разбила пару тарелок о стену. Судя по осколкам, кидала с размаху и на взводе.
Макс спокойно курил в саду, замерзший, но не желающий покидать беседку.
Я понимала, что надо подойти и поговорить… за жизнь, а точнее за «Коммерсант».
У нас вечный секс втроем: я, он и мой мозг.
А еще мне хочется, чтобы задул ветрище, сносящий крышу и шарфы с плеч, залил дождь, портящий мэйкап и почему-то скрывающий печаль, даже от самой себя. Тогда можно было бы удалиться спасать имущество от осени, а не мысли от печали.
Я люблю дождь. Но в такую погоду неизменно приходит чувство апатии и высохших внутри тебя слез. Значит, я люблю апатию???
С ногами на кресле, кутаясь сразу в несколько шарфов, звук на мизер, чувства на random.
«Побойся дождя. Он не пройдет бесследно», — написала мне осень.
Сотни вторых дыханий открываются и закрываются.
Когда градусы идут на минус, хочется роста чувств. А они карлики.
Карлики мои чувства. Не видно их сидя за столом, что же будет, если эти чувства сядут за руль? Как же они увидят путь??? Посветите фонариком, направьте.
Я понимала, что наша с Максом связь потерялась среди баз данных МГТС и шелеста газет.
— Какую ты хочешь собаку? — спросил меня МММ, от чего я сразу опешила, подумав, что он пьян.
— Лабрадора шоколадного!
— А бернский зененхунд тебе не нравится?
— Нравится! А что случилось?
— Ты готова сейчас родить мне сына?
— А дочку нельзя?
— Не юли — ты же сама понимаешь, о чем я спрашиваю.
— Думаю, да, но мне хотелось бы быть уверенной.
— Ты хочешь, чтобы я на тебе женился? Я же пообещал — значит, я так и сделаю.
— Не в этом дело. Прошла неделя, а мы почти не виделись за это время.
— Сегодня ты сама уехала.
— Пообещай, что не будет как сейчас — что я сутками без тебя. Я не требую от тебя меньше работать, я просто прошу иногда быть со мной — даже в те полчаса после трудового дня — поговори со мной.
— Как назовем мальчика, я решил, а как девочку? — для него все было решено и просто.
Я забралась на лавку и уткнулась в него, шея к шее. Я старалась не думать о плачущей Нике в доме, я старалась думать о себе.
— Пошли спать!
— Ты уже спать хочешь? — поинтересовался Макс.
— Для Ники, а сами фильм какой-нибудь включим, поваляемся в тишине, только я осколки уберу!
— Если я согласился на собаку, это еще не значит, что я буду в субботний вечер смотреть кино!
— Как скажешь, но кличку для собаки выбираю я!
— Ладно, пошли кино смотреть! — МММ игриво шел на компромиссы, но я знала, что если речь зайдет о чем-то серьезном, то мое мнение не будет учитываться. И во многом это правильно.
Ника плачет. Я слышу и чувствую эти слезы. Я заставляю себя убрать фактор сочувствия.
Мы часто делаем что-то для других — зачастую и себе в ущерб, в тайной надежде, что эти люди поступят так же. Но они не обязаны и не должны, и когда они этого не делают, мы обижаемся сначала на них, потом на себя, и так до обиды на жизнь. А стоит ли? Может, нужно было изначально думать о себе?
Во всем доме погас свет. Мы хотели детей и друг друга, Ника — сдохнуть.
Сначала мы занимались сексом слишком страстно, забывая все недельные переживания, все иначе — без надобности покидать женщину, что-либо стимулировать — только целенаправленное семяизвержение.
Меня не покидали мысли о Нике — они прилипли ко мне, как жвачка. И мысли о детях. Я не хочу, чтобы мой ребенок был зачат под женский плач бывшей женщины отца!
— Макс, прости, я так не могу!
— Тебе больно или неудобно?
— Нет, я не могу! Я пыталась не сострадать, но мне ее жалко.
Я кубарем слетела вниз, кое-как нацепив халат, на голое и потное тело, накапала волшебный коктейль из валерьянки и пустырника Нике, укрыла вторым пледом и пообещала, что все обязательно наладится.
Она уткнулась заплаканной щекой мне в шею.
Макс сидел на ступеньках и наблюдал за этим зрелищем. Молча. Тихо.
Но мы слышали дыхание друг друга!
Есть близости, которые не разорвать. Сшиты крепко. Как джинсы Levi`s.
— Знаешь, а я, наверное, удивительная женщина, — прошептала Ника, — я научилась кричать молча!
Она это прошептала столь надрывно и голосисто, что мне показалось, что каждый полутон шепота был выверен шумометром, а встроенный эмоциональный тонометр показывал показания давления на меня этих слов — антициклон, дамочка! Антициклон!
— Что случилось, рассказать не хочешь? — спросила я Нику.
— Хочу, безумно хочу, но ни за что на свете не расскажу!
— Из солидарности к Максу? Или благосклонности ко мне?
— Вряд ли из второго.
— Могла бы и соврать для разнообразия!
— А толку? Да вы посмотрите на себя — вы же заврались вконец, он о тебе выспрашивает у Нонны Брушевской, ты у меня… Да вы хоть раз сядьте и поговорите. И не надо говорить, что ты спустилась сейчас из жалости. Мне твоя жалость не нужна, а Максу передай, что пусть заберет свои слова обратно, иначе… — Ника заразительно тревожно всхлипнула и уткнулась в подушку.
Мне безумно захотелось пройтись по магазинам. Посреди ночи. Это такое странное женское свойство — думать, что новая жизнь начинается с новой сумки и туфель, потом заглянуть в салон и поверить, что новое «я» имеет отправную точку «маникюр». И слепо верить в каждодневное начало новых жизней.
Сегодняшняя «я» умирала. Завтрашняя «я» начинала свой разбег.
По показаниям зимометра наутро должен выпасть первый снег.
Утром мы все проснулись по разным комнатам. Мне нужно было завести икону Другу из Бронкса, и я до сих пор не могла придумать, под каким именно соусом (кетчупом или майонезом) подать причину этого подарка.
Я стояла на кухне в трусах и футболке и пила молоко из пакета, как Эмиль, почесывая живот, — меня очень улыбало это сходство, и я не упустила возможности тут же об этом ему написать.
Макс со мной не разговаривал — я понимала, что поступила по-скотски, уйдя утешать Нику посередине секса. Светка бы отвесила мне хороший подзатыльник, а Друг из Бронкса еще сильнее.
— Прости меня, пожалуйста! Ты снова прав, а я дурочка! Но ты же прекрасно понимал, что я так поступлю.
— Есть такое дело, — начинал оттаивать МММ. — Ладно, проехали, вчера у всех был тяжелый день! Как твой Мишка?
— Сашка! Его зовут Сашка, ты мог бы уже запомнить! Он неважно.
— Да ладно тебе, пацан молодой — он справится, было б ему сорок — я бы еще понял переживания.
Тут я поняла, что Максу через каких-то семь лет стукнет сорок, а мне будет всего двадцать восемь. Я поперхнулась молоком, которое продолжала пить из пакета. Да к тому же облилась. Все выглядело вполне сексуально — однако ничто так не раздражает меня, как запах провизии, исходящий от тела… Уж лучше пот…
— Ты не хочешь покраситься в брюнетку? Мне кажется, тебе очень пойдет, — вдруг запел новый сонет МММ.
К такому звуковому сопровождению я не была готова и поперхнулась бы во второй раз, но, увы, молния дважды в одну цель не метит.
— Но я не хочу! — начала я хоть как-то оправдываться. — Хотя я об этом и не задумывалась, я привыкла быть блондинкой.
— Терпеть не могу блондинок! — сурово сказал МММ.
Я выпала в осадок и уже была готова написать химическую формулу этого осадка, как Макс продолжил свой террористический монолог:
— Нет, ты очень эффектная, но, поверь мне, взрослому и мудрому мужчине, — на этих словах он чуть засмеялся, — тебе правда будет лучше темненькой! Я хоть раз тебе советовал что-то плохое???
Мне иногда кажется, что с точки зрения мужчины брак — это усыновление. Сам факт инцеста отменяется, однако головной боли как с тройней.
— Нет, ты почти всегда прав, но ведь это мое тело!
— Да, но внутри этого тела будет расти мой ребенок!
Мне стало не по себе. Мне стало по нему… И даже не по барабану.
Я допила свой литр молока и уехала дальше отмораживать Друга из Бронкса, которому на удивление становилось лучше. Учитывая, что за его здравия мы поставили практически парафиновый завод, то не удивительно.