— Нет, пока просто Женя.
— Ну тогда ладно!
Он вошел в подъезд, я подняла руку. Остановилась вполне хорошая машина, я, не испытывая никакого смущения или стыда, сказала:
— Гостиница «Космос» — двести пятьдесят!
Облако № 5
На седьмое небо глядя…
Я, как Юрий Гагарин, в твоем микрокосмосе,
Все что до было, знаю и знаю, что после…
Оказалось, за въезд на территорию гостиницы нужно заплатить. Мне было жалко денег, однако идти по территории на каблуках, как проститутка, не хотелось. Есть у меня юношеские комплексы на заданную тему.
Когда я почти подошла к дверям, то набрала номер Макса. Он очень долго брал трубку. Гудок. Еще один. Снова гудок. Еще два. Автоответчик. Спрос. Снова. Гудки. Так дважды до полного самоистязания. И когда гиря надежды оборвала трос, ее страхующий, в паре сантиметров от земли, я услышала:
— Прости, в туалете был. Ты где?
— Я у входа, куда дальше?
— Поднимайся в номер восемьсот двенадцать.
— А меня пустят?
— С чего бы им тебя не пустить?
— Ну не знаю, может, нужен какой-то специальный пропуск.
Я зашла в холл и поняла, что тут без не то что пол-литра, тут и с целым центнером не разберешься, куда идти.
— Давай я спущусь и встречу тебя, — он снова смеялся надо мной.
И мне это нравилось.
Он встретил меня немного взъерошенный и уставший. Как будто он уже несколько суток не вылезает из этого номера.
Мы подошли к лифту странными окольными путями.
Я чувствовала себя еще хуже будучи ведомой по коридорам, может, я и не выглядела, как проститутка, снятая на ночь, но внутренне у меня было как раз обратное ощущение.
Из окон его номера было видно Останкинскую телебашню. Я вспомнила про Сашку, который повез деньги за ротацию рекламного ролика (я, конечно, знала, что деньги он повез не в саму башню, но мысль навевало), про Женьку, сидящую на моей кухне и уже, наверное, сто раз прочитавшую хистори в аське и все содержимое моего компьютера, Эмиля, который уже наверняка снова напился и храпит в ванне, маму, рассказывающую Нонне Брушевской про то, что я переспала с Максом, и тут я поняла, как же мне классно… И какая отличная вещь — гостиницы. Теперь я понимаю, куда сбегают люди, когда весь мир надоедает.
— Мне бабушка в детстве рассказывала, что в Останкино есть ресторан «Седьмое небо», что он даже крутится. Интересно, он существует? И сколько там стоит поужинать?
— Не знаю, есть он или нет, но мы можем сводить туда твою бабушку, пройти-то туда все равно возможно, а еду возьмем с собой.
— Нет, бабушке не до «Седьмого неба» в Останкино, она и так на Небе № 7!
— Прости!
— Ненавижу, когда извиняются в таких случаях. Как и все нормы приличия.
— Я заметил!
Макс улыбнулся.
— Тут хорошо! Мне нравится! — сказала я ему, осматривая номер.
— А мне нет. Но это не важно!
— Зачем ты тогда тут проводишь выходные, если тебе так не нравится?
— Да вчера в жуткую пробку попал, когда загород ехал, решил заехать и выспаться под кондиционерами, у меня же в доме пока не поставили их, а квартиру я… девушке оставил. Поэтому, чтобы не спать в машине, решил снять первый попавшийся номер.
— А ты не мог к друзьям поехать? Или по скорому поставить кондиционеры?
— По скорому это как? Минимум десять дней ждать. А к друзьям… а что у друзей?
— У тебя же сто пудов много крутых друзей, у которых дома есть кондиционеры. Почему бы тебе не поехать к ним?
— А почему бы мне не снять номер и не отдохнуть в выходные?
— Почему у тебя нет детей? — спросила я его напрямую.
— А у тебя?
— Так нечестно. Я первая задала вопрос, и потом мне двадцать, а тебе тридцать три…
Макс опешил, чуть взболтнул головой и спросил:
— Я тебе не говорил, сколько мне лет! Откуда ты знаешь?
Чтобы не сдать маму (потому что тогда мне и просто секса не светит), а также чтобы он не подумал, что я молодая разводчица мужиков на деньги, нужно было срочно придумать что-то поправдоподобнее:
— Ты будешь смеяться! Мне нагадали постель с мужчиной, которому тридцать три года… Правда, я во все это не верю.
— Мне тридцать три!
Не могу сказать, что Макс мне не поверил. Удивился — да, но отчетливой лжи не отследил. Но Друг из Бронкса прав — Москва и правда располагает к вранью. Тотальному.
— Что еще сказала твоя гадалка?
— Чтобы я избегала сквозняков и черных кошек! Да ничего особенного — как и всем, слезы, любовь и неприятности.
— Судя по тебе, последние два слова ты считаешь синонимами.
— Откуда мне знать — я никогда ничего не любила. Кроме как залить моцареллу оливковым маслом, посыпать базиликом и макать туда черный хлеб.
— А ты забавная.
— Да я на полставки в цирке подрабатываю и в труппе Регины Дубовицкой. Кстати, почему ты трезв?
— Ну не знаю. А ты думала, что если гостиница, то обязательно шлюхи, шампанское и горы кокаина!
— Что-то вроде того.
— Проститутки были вчера. Две.
Я молчала. Старалась не смотреть на него косо.
Он мне ничего не должен.
Тем более верности.
— Я к ним, если честно, очень уважительно отношусь, ну по крайней мере не испытываю ни чувства брезгливости, ни отвращения. Они ведут честную игру, — он продолжал свой монолог.
Я молчала. Старалась держать свои шары, чтобы те не вылетели из орбит.
— Знаешь, как состоялось мое первое знакомство с проститутками? Кстати, здесь же, лет двадцать назад. Тут проходила какая-то конференция, на которую нас с классом отправили. Денег было мало — в классе девятом учились, мы с Серегой, — сказал он, подразумевая, что я просто обязана знать, кто такой Серега. — Купили пачку сигарет, и все, денег у нас не осталось. После первых же слов выступающих мы свинтили в бар. Тогда тут все было по-другому, не было ни официантов, ни меню… Мы сели за один из столиков, закурили, смотрели вокруг — за соседним столом сидели две проститутки и пили коктейли какие-то в стаканах, не помню уже — ну может, водка с газировкой, может, амаретто с соком — тогда других не было. Они ушли, не допив коктейли. Мы сели и допили их коктейли — нам было безумно интересно.
— Фу! — я поморщилась от мысли, что буду допивать за кем-то незнакомым коктейль.
— Что ты морщишься — скажи еще, что никогда не докуривала бычок.
— Нет.
— Ты должна обязательно попробовать.
— И это мне говорит человек, у которого часы стоят больше, чем полгода моего обучения в Лондоне?
Он улыбнулся, как будто знал, что я начну рассказывать что-то про себя.
— Ну так вот, дослушай мою историю… Мы сидели пили эти коктейли, и это увидели те девушки, не люблю называть их проститутками, для меня они все равно девушки, я их уважаю. Вернулись и подсели к нам, начали болтать. Так мы с ними просидели и проговорили почти час, они показались нам абсолютно адекватными. А мне было так интересно — я до этого их только в фильмах видел, что не выдержал и говорю: «Можно я вас потрогаю»…
— Ужас…
— Ну да…
— А дальше что было?
— А дальше вышла классная руководительница и был страшнейший скандал. Все по сценарию.
— Зачем ты мне рассказываешь все это?
— Да не обращай внимания, просто давлю на твои больные точки, чтобы ты призналась, кто ты.
— Я Маша.
— Ты же говорила, что Света. — Он улыбался.
— Да, но потом же я тебе сказала правду. И потом, что зависит от имени?
— Ровным счетом ничего.
— Я недавно вернулась из Лондона — училась там в Королевской академии Изящных искусств на сценаристку.
— У меня у подруги соседки по даче дочка тоже в Лондоне училась. А ты уже закончила?
— Нет, просто вернулась по семейным обстоятельствам.
— А молодой человек у тебя живет там или здесь?
— У меня нет ни молодого, ни человека.
— Да врешь ты все.
— Стала бы я сбегать к малознакомому мужчине посреди ночи, если бы у меня был молодой человек.
— Ко мне бы стала.
Я улыбнулась.
— Еще скажи, что я не прав! — Макс не мог не добавить нечто подобное.
— Ладно, я, наверное, поеду!
Надо сматывать удочки, пока я не влюбилась.
— Ты же не хочешь уезжать! Но заметь, я тебя не держу.
Макс встал проводить меня до двери, я уже взяла с кресла сумку, как застыла на минутку. Ощутила объятия позади.
И осталась до утра понедельника.
В целом мы ничего не делали, первую ночь мы вообще просмотрели national geographic — действительно человеческий фильм о шимпанзе. А вам известно, что если они до семи лет не научатся колоть орехи, то уже никогда не смогут освоить этот навык? В фильме были удивительные кадры, как попала одна шимпанзе-умеха в племя — и вокруг нее собрались мелкие шимпанзята и с восторгом наблюдали за происходящим. Они научатся.
И я обязательно научусь.
— Из-за чего вы с Никой расстались?
— А с чего ты взяла, что мы расстались?
— Оставить квартиру, проводить выходные в гостинице — разве это не расстались?
— Нет, мы всегда вместе. Мы очень близкие люди! Просто мы не живем вместе, и все это также не значит, что мы не можем любить кого-то еще. Просто мы дали друг другу то, что должны.
— А кто от кого ушел?
— Мы не уходили друг от друга, просто перешли на другую стадию отношений. И более того, если у нас с тобой завяжется роман и она позвонит с просьбой о помощи, я всегда помчусь к ней. Во многих вопросах она всегда будет на первом плане.
— А у нас с тобой может завязаться роман? — все, что было сказано после слова «роман», я прослушала.
— Да он у нас с тобой и так завязывается. Вопрос, надолго ли, но это жизнь покажет. И угораздило же тебя сесть тогда ко мне в машину.
— В смысле?
— Да сволочь я, и радостных от появления меня в их жизни девушек я еще не видел.
— Ну я рада!
— Это ты пока так говоришь. Мы с Никой через такое прошли — ты представляешь, у меня первые месяцы на нее не вставал. Это кошмар был, я по врачам бегал, здоров как бык, любую выебать мог, но только не ее. Синдром Мадонны. Не мог и все. Потом все наладилось, но это кошмар был, а она ждала. Любила меня.
Меня всю передернуло.
— Ты ей изменял?
— Изменял, конечно, очень много изменял.
— Она знала?
— Но чувствами же я ей не изменял, а тешить себя иллюзиями, что есть верные мужчины, достаточно глупо.
— Эй, мне двадцать лет! Сделай скидку на возраст!
— Скидки делают только на уцененный товар, а ты себя, надеюсь, таковым не должна считать!
— Иногда мне кажется, что тебе не нужен никто рядом!
— Иногда мне и не нужен! Но это не значит, что я не испытываю к людям теплых чувств. Мне уже нужен не иногда, а на полное время.
Мне все время казалось, что он не воспринимает меня всерьез. И я прекрасно понимала, что для него я — времяпрепровождение, а он — быть может, первая любовь. Знаю, что это чувство должно случаться с человеком лет в шестнадцать и по идее должно вести к смерти, как Ромео и Джульетту, но в Москве все вечно не как у людей.
И это был первый день, когда моя мечта не носила характер билета на первый же рейс до Туманного Альбиона.
— Тебе понравился секс со мной? — спросил он меня в лоб.
— Да, конечно.
— Ладно, сформулирую вопрос иначе, ты кончила?
— Нет, но это не значит, что мне было плохо. Мне было очень хорошо.
— Тебе было хорошо просто от факта того, что ты совершала нечто такое, чего раньше не делала — отдаться первому встречному, это уже кайф. А я имею в виду сам процесс — ты получила оргазм? Нет, ты его не получила! Почему?
Мне этот вопрос напоминал объяснение теоремы по физике. Тебе рисуют стрелками силы, которых ты не ощущаешь, но по правилам ты обязана понять.
— Ты намекаешь, что я дурна в сексе или что ты никакой любовник?
МММ захохотал.
— Ты умеешь идеально выкручиваться из поставленных вопросов, но не умеешь честно на них отвечать. Почему ты не разрешила себе кончить? У тебя когда-нибудь башню сносило во время секса так, что ты себя не помнила, когда мозг перекрывает и тебе реально круто?
Офигенно, я еще и фригидная.
— Нет, до такой степени нет — но я испытывала оргазмы.
— Или ты думаешь, что испытывала оргазмы?
Я замялась — он продолжал свое учение, как восточный аватар, что в переводе значит «учитель», а вовсе не интернет-картинка пользователя.
— Мозг, такая штука — что он вечно придумывает всему оправдание. Устанавливает границы и барьеры, так, вот тут у нас максимально круто, будем считать это оргазмом. А ты никогда не пробовала сместить эти границы?
— Как?
— Довериться.
Я задумалась.
Подумала.
Думки думала.
Он сидел, закуривая сигарету, опуская ее кончиком в огнедышащее пламя, вдруг прервал мой мыслительный процесс почти юмористической просьбой:
— На всякий случай, если у нас вдруг закрутиться роман и спустя время я решусь познакомить тебя со своей мамой, пообещай ей не говорить, что я курю!
Моральный нокаут.
— Знаешь, если бы я была мужиком — у меня бы со страху точно в ближайшие пару недель не вставал.
— Теперь ты понимаешь, какого мне было… — Он заржал. — Я шучу, раздевайся.
Раздевайся?
Я всегда думала, что мужчинам нравится раздевать девушек. Судя по фильмам, произведениям искусства и моему небольшому личному опыту.
— Только раздевайся не так, как ты обычно делаешь после тренировки и перед душем, мечтая поскорее скинуть с себя потные вещи, а так — чтобы это было красиво.
— Ты намекаешь на стриптиз?
— Ну я же тебе тут душевный стриптиз устраиваю. Почему бы тебе просто красиво не раздеться, тебя же никто не просит танцевать с шестом? Полюби свое тело. Такое, какое оно есть — с его изъянами и достоинствами.
— А чего больше: изъянов или достоинств?
— Тебе никогда не говорили, что красота — это совокупность недостатков?
Я стояла и комплексовала.
Ну вот вам слабо по команде красиво раздеться?
Не знала с чего начать — ждала, когда будет располагать момент. Он все никак и никак.
— Я не могу!
— Не могу — это не ответ!
Я со злостью сняла с себя платье, одним рывком лифчик, резинка с волос слетала, сделав меня лохматой и живой.
— Доволен? — закричала я на Макса.
— Глупенькая, ты же это для себя, а не для меня делаешь!
— Выключи свет! Хотя ладно… — я пошла и выключила его сама, лишь из ванной доносились лучи призрачных ламп, — я сама.
Я подошла к Максу и начала снимать с него рубашку — без всяких эротичных примочек, так как будто я продавщица и раздеваю манекен.
Когда я дошла до нижних пуговиц, пальцы рук нервно похолодели. До уха доходил шелест его дыхания, а сама я перетекала в атмосферу его тела. В его плазму отсутствия мыслей. В него.
Я теряла себя. Становясь на ночь той, которую он хотел видеть.
Надеть на себя его рубашку.
Вытащить ремень из его брюк.
Повязать его на талию, спустить плечо и корчить из рубашки платье.
Распустить волосы и движения.
Отойти на десять шагов.
И расстегивать пуговицы рубашки.
Обнажая привычный ход ночи.
С ее недостатками разговоров.
С ее отчаянными попытками влезть в чужое сердце.
Я прислонилась к стене в ожидании реакции Макса.
Он включил какой-то музыкальный канал, затушил сигарету, медленно встал и еще полминуты раздевал меня глазами, хотя согласно моим ощупам самой себя снимать с меня уже было нечего.
Кроме комплексов и усталости что снимать и вынимать из недр этой «самой себя»?
МММ развел мои руки в разные стороны. Стало непривычно и странно. Мне кажется, что страх живет в подмышечных впадинах — МММ отчаянно пытался его выгнать. Проводя пальцами по кромке загара, трогая и водя руками, как проводят пальцами по приятному материалу чужой шубы, только долго… и очень приятно.
Испуганный зверек во мне мертв. Отныне только я.
МММ запрещал мне двигаться. Запрещал молча, просто сковывая мои движения. В голове было столько мыслей, я старалась осознать процесс, пока в какую-то секунду не решила раз в жизни насладиться. Не думать и анализировать, а прожить.