Альфред сидел в кресле и методично переливал содержимое очередной роскошной на вид бутылки в стакан и далее по назначению. У него было ощущение, что занимался он этим довольно продолжительное время, а ещё, что делал это не в одиночку, поскольку смутно помнил какие-то шумовые помехи, то и дело возникающие на грани слышимости. Видимо, Присцилла, добрая душа, решила, что боссу в его текущем состоянии требуется компания. В появившегося у него на пороге очередного визитера он вглядывался чуть дольше обычного. Что-то в затуманенном мозгу подсказывало, что на сей раз стоит обратить на навязанного ему собеседника чуть больше внимания, чем на всех прочих. Возможно, даже вместе взятых.
— Не думал, что ты все ещё будешь здесь, — мужчина постарался придать своему голосу фирменной язвительности, но вышло сипло и довольно жалко. Сам он списал это на то, что раздосадованный разорением своей вотчины Рамси таки подсыпал ему мышьяка в очередную партию бурбона.
Впрочем, стоявший в проёме входной двери Лефевр на это никак не отреагировал. Он вообще ничего не делал, кроме того, что стоял и пялился с нечитаемым выражением на слишком умильном для выбранной им профессии лице.
— Или ты как раз зашёл отдать мне на подпись свое заявление по собственному желанию? — Альфред усмехнулся, смазанно качнув бокалом в руке и расплескав на стол больше половины содержимого. — Похвально. Это больше, чем удосужился сделать Ску. Но ты все равно можешь скрутить его и засунуть себе в задницу!
— Нет, — едва слышно отозвался Бенуа, сражаясь с внезапной сухостью во рту. — Я много думал об этом…
— Превосходно! — патетично перебил его шеф, одним махом допивая остатки бурбона. — Знал, что ты можешь!
— Я решил, — упрямо продолжил француз, отчаянно краснея, но не позволяя себе замолчать, — что останусь. С тобой.
С последним произнесенным аналитиком словом его шеф удивлённо распахнул глаза и, казалось, даже немного протрезвел, ответив на прозвучавшее заявление неожиданно серьезно:
— Признаться, я впечатлен.
— Уйти сейчас было бы неправильным, — настойчиво произнёс Лефевр, пытаясь понять, издеваются над ним или нет.
— Жалость? — вздернул бровь Ал.
— Нет. Я пришёл к выводу, что покидать тебя в данной ситуации — предательство.
— Как и многие из моих поступков, без сомнения. Мне удивительно, что ты готов их оправдывать. — Альфред печально усмехнулся. — Не иначе тоже моё тлетворное влияние.
— Я в своих словах уверен! — насупился Бенуа, становясь неотличимо похожим на обиженного подростка.
— Что ж… — с внезапный воодушевлением протянул шеф, неловко выуживая из недр своего стола ещё один хрустальный бокал и наполняя его сразу на три пальца. — В таком случае я непременно должен услышать, какие же именно причины побудили юнца из бенедектинского монастыря, отказавшегося от пострига и вступившего в организацию, чьи убеждения и идеология противоречат всему, во что он верил, столь кардинально изменить мнение.
Дергано кивнув, Лефевр сел в предложенное ему кресло и подрагивающей рукой взял протянутый ему бокал. Залпом отпил содержащуюся в нем жидкость. Посинев, едва не выплюнул, но все же проглотил и принялся кашлять — все под пристальным взглядом Альфреда. Наконец аналитик сумел открыть слезящиеся глаза и, перестав задыхаться, хрипло выдавил:
— Ты на многое открыл мне глаза.
— Уверен, что рад? В идиотизме есть своя притягательная простота. Я вот знаю почти все на свете, но счастья мне это не приносит.
— Да, уверен. И ни разу не смог вспомнить, чтобы ты действовал в ущерб кому-то из нас. Особенно Скугге, что бы он сейчас ни думал по этому поводу. Так что мне, полагаю, остается смириться и беспрекословно верить тебе, раз уж так вышло, что кроме меня это сделать больше некому.
— Тебя даже не смущает, что я в приступе людоедства отдал несчастного ангела на съедение своему врагу?
— Андрас поступил не лучше, — не желая отступать, парировал аналитик. — И по его словам, это был единственный способ. У тебя, очевидно, тоже.
— Это не делает мой поступок лучше, — со странной интонацией в голосе протянул Альфред, словно надеясь, что его разубедят.
— Не делает, — вместо этого подтвердил Бенуа. — Хуже он его тоже не делает.
Шеф едва заметно усмехнулся одними губами:
— И это говорит тот, кто еще вчера подозревал меня едва ли не в измене.
— Ты… Когда ты понял? — Лефевр, вопреки собственным обещаниям самому себе, что будет строгим и непоколебимым во время разговора, отчаянно покраснел и судорожно сделал еще глоток бурбона. — И… не злишься?
— Злюсь? — неподдельно удивился шеф. — С чего бы? Да я был бы оскорблен, если бы не смог привлечь таким образом ваше внимание. И изрядно разочарован, кстати. Даром, что ли, я оставлял вам такое количество подсказок?
— Развлекался?
— Проверял. Не рассчитывал же ты, что у подобного рода знаний не имеется своей цены?
— Но ведь у тебя есть целый штат… — не удержался Бенуа, хотя изначально давал себе установку ни в чем не обвинять начальника, с мотивами которого, он, как ему казалось, после длительных раздумий сумел примириться. Видимо, исполнять данные самому себе обещания было не его сильной стороной. — Верные тебе люди. Многие с тобой рядом не один десяток лет. Неужели ты так боялся с самого начала играть с открытыми картами?
— Открытые карты тем и плохи, — по-мальчишески хихикнул Ал, разливая по новой порции в оба стакана. — В них подглядывают! А некоторые мои секреты слишком старые, чтобы кто-то из вас мог до конца понять их смысл и не наделать глупостей.
— Кстати! Когда Зорка упомянул про твое настоящее имя… — неуверенно дернулся в своем кресле начинающий пьянеть Лефевр, но умолк из-за хохота Ала.
— Ну конечно! С тем же успехом он мог помахать красной тряпкой перед мордой быка. И?
— Я затребовал и изучил все имеющиеся в нашем архиве материалы по древнем народностям и их богам, вымышленным и доказанно существовавшим.
— Неужто действительно все? — искренне ужаснулся шеф. — Большую часть этой информации в архив поместил лично я, но даже мне не довелось прочесть всего, что там содержится.
— Да, Альфред, — медленно кивнул француз и задержал дыхание как перед прыжком в ледяную воду. — Или вернее будет сказать «Локи»?
В кабинете повисла тягостная тишина, во время которой уличенный начальник буравил напряженным взглядом своего старшего аналитика, после чего так же молча разлил по третьей. И лишь отставив под стол опустевшую бутылку, с усмешкой протянул:
— Оч-чень неплохо, мой мальчик. Действительно впечатляет. И каково это, находиться в одном кабинете с отцом лжи?
— Странно, — признался не ожидавший столь быстрого подтверждения своей догадки Лефевр. — Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не завалить тебя как минимум сотней вопросов. Ты же… Боже, ты ведь древнее целых цивилизаций! Я столько всего хотел бы узнать… — Бенуа ценой огромной внутренней борьбы заставил себя умолкнуть и продолжить с меньшим энтузиазмом в голосе: — В остальном же… Все нормально, полагаю. Мы ведь не играем в карты или что-то типа того. Так что я, вроде как в безопасности? — В последнюю фразу француза против его воли закрались вопросительные интонации, отчего новоявленный король обмана заливисто рассмеялся:
— Вне всяких сомнений, друг мой. И да, если уж считаешь, что я настолько старый, что рискую рассыпаться и устлать все вокруг песком, можешь задать парочку наиболее интересующих тебя вопросов.
— Я вовсе не считаю, что ты… — вскинулся аналитик и тут же утих, чувствуя, как снова начинают гореть щеки и шея, что, разумеется, не могло скрыться от внимания шефа, который бы наверняка не преминул вбить еще один гвоздь в гроб его гордости. Поэтому Бенуа постарался затолкать поглубже собственные эмоции и поспешно сменил тему: — Скугга. Как ты намерен с ним поступить?
— А вот этого я, пожалуй что, не знаю. Думаю, что не буду делать ничего. — В ответ на изумленный взгляд и готовые сорваться с языка возражения подчиненного Альфред, или вернее уже будет сказать Локи, пояснил: — Видишь ли, я уже достаточно долго держал на привязи собственного внука. Пора бы ему начать действовать самому.
— Вну… ка? — Лефевр ошалело икнул. Начальник кивнул:
— «Скугга ден Варга» с одного из древних языков переводится как «Тень Волка». Знаешь, у народа оборотней, созданного моим сыном, существовала традиция — им за жизнь давалось три имени: первое — родителями при рождении, оно считалось сокровенным и не предназначенным для чужих ушей; второе — шаманом деревни, его юный воин получал в день совершеннолетия и с ним имел право жениться, третье же он брал сам, когда впервые побеждал врага. Найдя Ску в его сгоревшей деревне, я вернул ему жизнь, вложив в него уцелевшую частицу души поверженного Фенрира, и я же дал ему новое имя, невольно предопределив таким образом его судьбу, поскольку больше этого сделать было некому. Теперь его черед выйти из тени и отыскать самого себя. Третье имя ему предстоит искать в одиночку.
Пораженный новой информацией Бенуа решился заговорить лишь через несколько минут, осторожно подбирая слова и чувствуя себя канатоходцем над пропастью:
— Но то, что Зорка сказал про него… Что он — оружие для борьбы с Ипостасью…
— Всего лишь домыслы Эйдена, сообразные его пониманию жизни, — довершил Локи. — Не спорю, взбесившуюся Ипостась действительно может победить тот, в ком есть ее часть. Но это — вряд ли причина держать Скуггу рядом с собой, не считаешь? В конце концов, нынешняя ипостась, как ты мог заметить, мертвее мертвого, а его помощь мне совершенно не потребовалась.
— Тогда… последний вопрос! — решился Бенуа. — Зорка… Кем он был?
— Все тем же маленьким самовлюбленным пиздюком, каким и родился, — хмыкнул Локи, задумчиво покачивая бокал и любуясь отблесками колышущейся в нем янтарной жидкости. — Некоторые изъяны, как видно, не в состоянии исправить даже могила. А может, просто Фрея со своей гиперопекой, доходящей до маразма, была отвратительной матерью. Так или иначе, второе рождение Бальдр использовал явно себе не на пользу.
— Бог весны? — пораженно выдохнул Бенуа. — Но… почему?
— Потому что боялся умирать? потому что забыл, для чего нужен? потому что гребаный трус? — громыхнул Локи, сверкая на Лефевра синими искрами в глазах, но так же быстро успокоился, пояснив: — Понимаешь, большинство богов — обычные паразиты, не ценнее кольчатых червей. Они так же требуют, чтобы их кормили, и выполняют функции, которые прекрасно работают и без них. Бальдру всего-то и нужно было, что раз в полгода отправляться в царство Хель, давая зиме вступить в права на землях смертных. Но чертовому придурку не хотелось прерывать попойки и оргии, по шесть месяцев блюдя мораль и пробавляясь беседами с покойниками. И тогда он наплел без памяти любящей его мамашке, будто было ему видение, что следующий его поход в Хеймдаль станет для него последним. Ну а что было дальше, ты, я думаю, уже прочитал из дневников Метатрона. Я вмешался, подстроил появление лишней дырки в башке идиота, после чего впал в немилость и один из немногих пережил Рагнарек. Бальдр, к сожалению, тоже как-то сбежал из чертога владычицы смерти, благо та моими стараниями была немного занята. А сбежав, паршивец решил посвятить вновь обретенную жизнь уничтожению меня и всех, кто подвернулся бы ему под руку. Набрал себе группу поддержки, выждал некоторое время и принялся пакостить. Как-то так. Одна лишь польза от всей его возни! — усмехнулся бог, подводя итог своему рассказу. — Он выбрал удачное место, чтобы вторично окочуриться: Эдему не повредит хотя бы одна весна в пару столетий.
— Я… — Лефевр, когда стихли последние слова шефа, с усилием сглотнул, пытаясь хоть как-то сформулировать беспорядочные мысли, прямо сейчас устраивающие карнавал, праздничный салют и ярмарку выходного дня у него в голове. — Я очень признателен, что… Что ты поделился этим со мной.
Локи равнодушно пожал плечами:
— Не стоит. Ты и представления не имеешь, на какой геморрой подписался. Кстати, следует ли упоминать, что поделился я всем этим только с тобой, а не со всей Таможней разом? Так что можешь начинать придумывать, что расскажешь остальным.
— Что-нибудь придумаю! — с энтузиазмом подростка во все тридцать два зуба улыбнулся польщенный француз. — Я, само собой, не отец лжи, но врать умею! Да! — спохватился он. — Почти забыл! Я же хотел предупредить, что в главном холле планируется небольшое празднество. Как-никак, мы уберегли мир от очередного конца света, ребята хотят это отметить. Может зайдешь?
— Похвально, — согласился шеф, откидываясь в кресле и окончательно расслабляясь. — Своего присутствия обещать не стану. Мне, я полагаю, положен некоторый период хм-м-м… реабилитации после всего случившегося, но не вижу поводов для возражений. И, Бенуа… — Локи мучительно долго смотрел в свой бокал перед тем, как продолжить, — спасибо.
На секунду застывший как сидел Лефевр мог бы поклясться, что эта краткая благодарность относилась к предложению посетить их пирушку в самую распоследнюю очередь, но развивать мысль счел неблагоразумным, ограничившись кивком:
— Не за что, шеф.
***
— Ты мерзавец, ты знаешь? — женщина чуть резче, чем следовало, натянула бинт, заставив своего подопечного зашипеть от боли.
— О да, моя дорогая, самый большой во вселенной. Самый большой во вселенной!
— Ты обещал мне, что не откликнешься на зов Абаддона!
— О да!
— И все равно пошел за ним!
— А, это просто — я соврал! Я ведь демон.
— Ты несносный болван. Не шевелись, я должна обработать рану. А ведь я поклялась еще после первого твоего ухода, что не прощу тебя до конца жизни!
— Прости, — покорно опустил голову мужчина. — Я боялся, что мое присутствие рядом будет представлять для тебя опасность. Привязанность демона — страшное бремя.
— Тогда почему вернулся?
— Подумал, что мое отсутствие будет грозить для тебя еще большей опасностью. Прощаешь?
— И не подумаю! То кафе в Париже все ещё работает?
— Да. Пару лет назад у них были некоторые трудности с количеством посетителей после смерти Франсуа, но сейчас их дела обстоят весьма неплохо. Делом занялся его сын, а я помогаю им время от времени в обмен на небольшую услугу.
— Услугу? Опять твои козни?
— Ничего подобного. Я всего-то и попросил назвать в твою честь те пирожные, которые ты так любила.
— «Корнели»? Какая пошлость! Ничего иного я от тебя не ожидала! Закажешь мне два?
— Разумеется.
— Хорошо, но мне нужно быть с моими девочками к вечеру! Слышишь?!
— Мы успеем, моя дорогая!
***
В сияющей белизной и какой-то овеществленной и почти осязаемой на языке стерильностью комнате стоял мужчина в деловом костюме и напряженно вглядывался в открывающуюся ему из окна девяносто седьмого этажа Эмпайр-стейт-билдинг панораму. На вид хозяину лишенного всякой вкусовой вариативности кабинета можно было дать лет тридцать-тридцать пять, добавив, что оный, со своей идеальной укладкой, пронзительным взглядом серо-голубых глаз и сидящим на нем как вторая кожа костюмом по цене целой швейной фабрики, невероятно, просто-таки возмутительно красив. Однако красив той самой красотой, какая присуща лощеному, элитному и высокооплачиваемому по причине отсутствия у него всякой человечности адвокату управляющей компании, отбирающей ваш дом за долги.
Внезапно акт созерцания оказался прерван негромким шорохом со стороны высоких, почти до потолка, дверей кабинета, выкрашенных изнутри во все тот же, очевидно чрезвычайно модный в этом сезоне, белый цвет, и в помещении появился еще один мужчина в деловом костюме.
Он, несмотря на явно приложенные усердия, выглядел все же не так презентабельно, как первый. В своем сером смокинге поверх черного атласного жилета, круглых очках в дорогой оправе на слегка крысином лице и огненно-рыжей шевелюрой, залитой лаком до стадии монолитной массы, вошедший мог претендовать разве что на звание верного помощника и секретаря, коим собственно и являлся.
— Милорд! — его голос был не менее крысиным, чем лицо, но принадлежал определенно крысе откормленной, довольной жизнью и способной до смерти закусать любого сунувшегося к ней кота. — Мы нашли! Обсерватории в Чили зафиксировали пролет трех метеоритов над территорией центральной Африки. Один взорвался в воздухе, два предположительно приземлились в лесах на территории Руанды и Танзании. Туда направлены поисковые отряды.