Услышав об Уильяме Кемелли, особенно о характерной для него строгости, мне не терпелось посмотреть на него своими глазами. Вскоре та встреча состоялась, причём в нелепой порочащей обстановке. Но сперва хочу вернуться несколькими часами позже после разговора с Терезой.
Гуляя перед сном на холме в одиночку, я увидела Летицию и вздумала её нагнать. Сделать это оказалось не просто. Я окликала её, но Летиция шла и шла, всё быстрее, спотыкаясь на ровной тропинке и едва не падая.
– Летиция, подожди!
Мне пришлось приложить великие усилия, чтобы сократить расстояние между нами. Когда я всё же поравнялась с ней – облик Летиции меня поразил. Её бледное, без кровинки лицо рисовало непобедимый испуг, и в глазах пробегала та же тень несокрушимого страха.
– Что с тобой? Ты больна?
– Белла, это ужасно! Я не знаю, как теперь жить… Я безжалостно растоптана! Мне хочется умереть!
– Но что случилось? – растерялась я.
Летицию покачнуло в сторону. Я схватила ее за плечо, уберегая от падения.
– Пойдём, я отведу тебя домой.
– Нет! – вскричала Летиция, – только не домой! Давай останемся здесь!
Растерянность моя набирала обороты.
– Ну хорошо, давай присядем. Ты едва на ногах стоишь!
Я помогла ей аккуратно сесть на траву, расправляя подол её скромной юбки, и села рядом. Ладони Летиции были мертвецки холодными.
– Не знаю, как можно рассказать о таком… Но Каприс рассказала, причём во всех унизительных подробностях!
Предположение, что речь пойдет о Джеймсе, оказалось пророческим. Стараясь держаться покойной, я спросила.
– Может, тогда и не стоит рассказывать? Забудь об этом.
– Нет, я не могу держать всё в себе! – Летиция помолчала минуту-другую, пока я глазами бегала по её мраморному умалишенному лицу, она смотрела вниз. – Он истязал её той ночью… Она прикрывает шею платком, чтобы родители не догадались!
Я обомлела и некоторое время сидела неподвижно, глядя перед собой. Зарожденные мысли имели слишком расплывчатые догадки случившегося. Возжелав развеять чёрный туман кошмарных картин, я совладала с собой.
– Что значит истязал? Он её избил?
– Не совсем так… – голос Летиции задрожал, а в глазах появилось отчаяние. – Он делал это во время…
Летиция не сумела договорить и, закрыв багровое от стыда лицо трясущимися руками, горько заплакала.
– Он настоящее чудовище! – во весь голос рыдала она.
– Ну а ты-то чего плачешь? – нелепый вопрос вырвался из моей груди немедля, но ни капли не сконфузил её.
– Потому что я всё равно его люблю!
7
Откровенный рассказ Летиции привел меня в исступление. Безудержные гнев и возмущение полностью затуманили рассудок, и несмотря на юность лет и прилежное воспитание я не старалась скрыть своих чувств. Понимая, что репутации Каприс и Летиции безвозвратно запятнаны, я видела своим долгом восстановить справедливость, будто бы разоблачение Джеймса помогло бы отмыть их честь от скверны. Потеряв контроль, я не заботилась, что подумает обо мне семья Гвидиче, увидев, как стучу в дом Кемелли; не помышляла, что скажет сама Летиция, прознав о визите к её возлюбленному; а уж тем более не думала, как расценит вторжение сам Джеймс. Стучала я с такой силой, что, пожалуй, нехотя задумаешься о катастрофе, настигнувшей мир. Дверь отворилась, но не рукой Терезы – для которой была уготована речь: «Где этот мерзавец? Твой милый мальчик, которого растерзать мало!» – а рукой самого Джеймса Кемелли. Он мило безмятежно улыбался.
– Я рад вам, входите!
– Не надо со мной любезничать!
Кемелли вкрадчиво оглядел меня, но лояльная улыбка не исчезла с его бледно-розовых губ.
– Что ж, так даже лучше. Что вам угодно?
– Как вы могли так поступить с Каприс?! – моя интонация звучала утвердительно. – Вы чудовище! К сожалению, я не сумею поколотить вас, но это сможет сделать Адриано Медичи!
Джеймс расхохотался искренним, неподражаемым смехом, точно я выдала отборную шутку. Его хладнокровие уязвляло мою добродетель. Казалось, он был готов к любой нападке.
– Вы ещё совсем дитя, чтобы лезть в это дело.
– Посмотрим, хватит ли вам смелости дерзить, когда всем станет известно, что Джеймс Кемелли сделал с бедной девушкой!
– Как видите, мне-то всё равно, – сухо сказал он, – ибо до сих пор мы беседуем на улице, а не в доме, где никого нет. Но бедным рабам чужого мнения придется отдуваться перед светом благодаря вам.
Он был прав. Разбирательство о непристойном случае на улице могло скомпрометировать нечаянных свидетелей сцены на уродливые сплетни, и я, оттолкнув его рукой, зашла в дом.
В отличии от внутреннего убранства итальянских домиков здесь царила роскошь английских стилей. Я затрудняюсь до конца определить, что это был за стиль. Должно быть колониальный. Но спектр цветов был сдержанным, приглушенным, несколько мрачным, потому в огромных апартаментах присутствовал полумрак, который не имел отношения к вечернему времени суток. Посредине гостиной находился круглый стол из тёмного дерева, а вокруг него расставлены кресла, обитые дорогой тканью, с вычурными ножками. Стол прикрывала кружевная скатерть, где поблескивал чайный сервиз, графин с вином и чистые бокалы, а в вазе благоухали полевые цветы. Начиная лестницей, ведущей на второй этаж, заканчивая входной дверью, на полу возлежал ярко – пурпурный индийский ковёр. Стену украшали художественные работы Рембрандта и Рафаэля Санти, а также массивные часы в духе английских традиций – деликатный вкус хозяина дома явно не знавал конкуренции.
Я повернулась лицом к Джеймсу, стараясь вложить в силу взгляда как можно больше устрашающей авторитетности.
– Это омерзительно! То, что вы позволили себе, не должно остаться безнаказанным!
Продолжая ухмыляться, Джеймс направился к столику, налил в бокал красного вина и лениво устроился в кресле.
– Что так смутило вас?
– Вы истязали Каприс!
– Нет.
– Вы её били!
– Нет.
Я начинала терять терпение.
– Она обо всем доложила. Как по-вашему, кому больше веры: вам или ей?
Джеймс отпил глоток вина и, с равнодушной грациозностью перебирая бокал в руке, следил, как красный напиток, точно багровая кровь, медленной волной скользит по хрустальным стенкам. Он отчужденно прищурился, словно в голову наконец проникло осознание того, чем тяготился обремененный разум, и до боли безразличным тоном сказал.
– Смотря, кто возьмется верить.
– Опять вы пытаетесь меня запутать! На этот раз не выйдет!
Джеймс ещё раз приложился к бокалу, а затем, ловко подскочив с кресла, вернул посуду на стол и достал из кармана трубку. Мои жалкие угрозы никак не трогали его – Кемелли оставался безучастным и непринужденным. Набив до отказа трубку, он закурил и размеренным шагом направился к стене, где висели часы.
– Время… – говоря монотонно, он остановился напротив них, слегка запрокинув голову. – Оно коварно, согласитесь? Репутация его сомнительна. Время обвиняют в многочисленных убийствах, но и те самые обвинители забывают, что благодаря определенному времени происходит и рождение, без которого не было бы убийства, – он затянулся трубкой и продолжил на выдохе. – Вы правда считаете, что обсуждать с вами столь взрослые темы будет правильным?
Я покраснела. Летя сломя голову, чтобы восстановить баланс между добром и злом, я была абсолютно не готова вдаваться в подробности, но контекст о времени меня насторожил. Что он хотел этим сказать?
– Если подобные мерзости вы опишите слогом искусного прозаика, мне нечего тут делать, – брезгливо сказала я. – Так что ограничьтесь двумя словами.
Он воздержался несколько секунд, по-прежнему стоя ко мне спиной.
– Я делал лишь то, что хотела она.
– Но ведь на ней следы истязаний!
– Это называется несколько иначе.
Он резко обернулся, лукаво глядя мне в глаза. Беседа была деликатной. Кемелли рассуждал беспристрастно, без амбиций, смущений, а я чувствовала себя крайне неловко и пожалела, что предалась воле исступления.
– Вы полюбили Каприс? – наконец выдавила я, пытаясь сгладить неуютную атмосферу.
– Нет.
– Тогда зачем вы согласились провести с ней ночь?
– Инстинкты. Я вам противен?
– Более чем вы сумели себе представить.
Джеймс хмыкнул, принимаясь медленно мерить комнату шагом исследователя.
– В таком случае, вы презираете не меня, а природу, которая создала меня таким.
– Вы животное! – воскликнула я.
– Пусть так, – он снова приложил трубку к губам.
– Вы не думаете о чувствах других! Неужели вам никогда не бывает гадко от себя самого?
– Нет. Я принимаю всё наяву, а не в призрачной дымке ложной атрибутики. Право, я не знаю о каких чувствах идёт речь! Каприс не любит меня. Она хотела получить удовольствие – она его получила. Я в ответе за то, что сделал, но не за то, каким образом вынесла в свет эту ночь Каприс.
Последние слова Джеймса заставили меня задуматься. Каприс действительно была заинтересована в том, чтобы Летиция считала Джеймса насильником. Потому приложила колоссальные усилия для убеждения сестры, не забывая обогатить события искаженным смыслом. Пожалуй, коварству завистливой женщины в природе нет равных…
8
На следующий день, чуть свет в мою комнату встревоженно постучали. Глубокие раздумья вперемешку с мимолетным сном, где Летиция бросается в омут, не дали снять напряжение прошедшего дня. Разбитой я встала с кровати и вяло открыла дверь.
– Белла, мне срочно нужна твоя помощь! – не мешкая озвучила Летиция, как только влетела в комнату.
Её лицо рдело, а глаза переливались отчаянием. Она говорила так быстро, что было непонятно, чего она желает.
– Нужно только скорее всё сделать, пока он не вернулся! Я видела, Джеймс дома, в кабинете отца. Кабинет находится на первом этаже, первая дверь налево. Запомнила?
Она протянула неподписанный конверт и подтолкнула меня в спину к шкафу, подразумевая, что мне надлежало одеться. Я вспыхнула, поворачиваясь к ней лицом.
– Объясни по порядку, Летти, чего ты от меня хочешь?
– Ради всего святого, сделай для меня эту малость! – Летиция крепко вцепилась в мои руки. – Я больше никогда тебя ни о чем не попрошу! Клянусь! Тереза сказала, Уильям Кемелли собирается женить Джеймса на Каприс. Это мой последний шанс! Надо успеть, чтобы Джеймс прочел моё письмо до прихода отца. Тогда он не станет жениться на ней! Белла, не бросай меня в беде!
Из глаз Летиции брызнули слезы, которые заставили меня без надлежащего прилежания совершить туалет и быстро (насколько позволяла нога) прийти к веранде дома Кемелли. Я громко постучала несколько раз подряд, но мне никто не отворил. И тогда я набралась дерзости приоткрыть дверь и тихонько войти.
В доме летала тишина; не было посторонних звуков или далеких шагов, и стоило полагать, что в доме действительно никого не было. Слева находилась дверь, по мнению Летиции, там располагался кабинет Уильяма Кемелли, где должен находиться Джеймс. Не нарушая правил этикета, я постучала в дверь кабинета и спокойно вошла. Но Джеймса там не было. Ближе к окну громоздился письменный стол с выдвижными ящиками и два кресла в стиле упомянутом ранее, под ногами – менее своеобразный ковёр, сверху – винтажная люстра, сбоку – закрытый шкаф. Пышная обстановка не обошла стороной даже эту комнату дома, почитающую строгость за успех решаемых здесь рабочих моментов.
Я собиралась уходить, как вдруг со стороны двери послышались чьи-то расторопные шаги. Они приближались очень быстро, и времени на думы оставались считанные секунды. Разум охватило смятение. Я предположила, что в кабинет направлялся Джеймс, что было мне только на руку, но моё присутствие в чужом доме при таких обстоятельствах выглядело крайне нелепо и подозрительно. Меня охватило стыдливое волнение. Что если в кабинет поспешает сам Уильям Кемелли собственной персоной? Страшно представить, каким образом мне бы пришлось объясниться, почему нахожусь в его кабинете без положенного разрешения хозяина. Моё сердце отчаянно металось по груди.
– Чудесная выдалась прогулка, – сказал мужской сипловатый голос.
Не найдя более подходящего убежища, я открыла шкаф – в одной стороне стопкой лежали книги, в другом висели сюртуки – спряталась в одежде и стала наблюдать сквозь узкую щелку между закрытыми дверцами шкафа. Дверь в кабинет распахнулась; показалась статная, мужественная фигура мужчины, лет так пятидесяти, полностью седого, с гладкими приглаженными волосами. Черты его маленького лица были необычайно благородны. На пальцах ухоженных рук отливали блеском драгоценные персты, в кармане – часы на цепочке, в глазу – монокль. Одежда опрятна и новомодна. Это и есть Уильям Кемелли, подумалось мне, а вторым был Адриано Медичи.
Уильям обошёл стол и сел в кресло, жестом показывая на свободное место напротив.
– Благодарю, – сказал Адриано. – Уильям, так о чем ты хотел поговорить?
Синьор Кемелли достал сигареты из ящика стола и предложил синьору Медичи. Тот поблагодарил и угостился одной; вскоре оба выпускали вверх сизый едкий дым, копаясь в собственных мыслях.
У меня дрожали ноги. Шкаф был сделан из добротного дерева, и щелей практически не было, кроме той, что я оставила. Воздуха становилось всё меньше, да и тот представлял собой единый тяжёлый смрад, в котором смешались запахи духов, застарелой одежды, пыли, и от него безудержно кружилась голова. Моей задачей было не впадать в отчаяние, я пыталась вразумить себя.
– Дорогой друг, – чувственно сказал Уильям Кемелли, стряхивая пепел. – Ты знаешь, наша семья владеет плантацией десятки лет. И мы прекрасно знаем о семьях друг друга.
Адриано Медичи понимающе закивал, и синьор Уильям продолжал вкрадчивым деликатным тоном.
– Да, мы уроженцы разных стран. Но на пороге современности нет смысла отделять одних от других. Насколько мне известно, ты собираешься выдать дочерей замуж, а я планирую покончить с холостяцкой жизнью Джеймса. Почему бы нам не избавиться от проблем обоюдно? Давай обручим моего сына Джеймса и твою дочь Летицию.
Поочередно потирая пальцем размашистые усы, синьор Адриано старался выглядеть деловитым, но блеск в хитрых маленьких глазах скрыть не удавалось. Он немного помедлил, увенчивая воздух интригой решения. А синьор Кемелли ждал с присущим достоинством английских джентльменов.
– Caro! Клянусь, я польщен твоим предложением, но оно требует некоторого времени на размышление. Все-таки обе мои дочери весьма достойные девушки, и большая часть Италии почтет за честь сродниться с нами.
Было понятно, что Адриано Медичи набивал себе цену. Но по всей видимости Уильям сразу раскусил честолюбивые помыслы и сдержанно улыбнулся.
– Согласен, не зря же и я не устоял от такой сделки.
Они обменялись улыбками, как два предусмотрительных торговца, которые боятся упустить удачу, чувствуя, как та держится на тонкой леске, способной оборваться одним неверным жестом. Адриано ещё немного подумал. Неопытно выпуская дым, он силился угнаться за ловкостью навыков собеседника.
– Видишь ли, – медленно изрёк Адриано, – твоё предложение смутило меня больше не внезапностью, а своей сутью.
– Без пояснений наш многообещающий диалог обречён на провал, дорогой друг, – ответил синьор Уильям. – Что мешает тебе согласиться на их брак?
– Пойми меня правильно, Уильям. Мои девочки имеют небольшую разницу в возрасте, тем не менее, сперва я бы хотел выдать замуж Каприс, а не Летицию.
Уильям галантно склонил голову и взглянул на собеседника смеющимися глазами.
– Понимаю, Каприс – прекрасная партия. Она красивая и бойкая. Но мне бы хотелось, чтобы жена Джеймса обладала такими качествами, как смирение и женская мудрость. Я ни в коем случае не хочу задеть твои отцовские чувства, но смею заверить, что Джеймс и Летиция будут счастливой четой.
Адриано мгновение помолчал, делая глубокую затяжку сигаретой. Я предположила, что ответ у него был готов тут же, но для большей важности он решил потянуть время. Уильям глядел на него тем же величественным взором, продолжая спокойно курить.