чая четырех всадников, спускающихся к реке. Впереди ехал на рослой широкогру-
дой лошади огромный человек лет тридцати пяти с невероятно массивным торсом
и крупной головой на короткой и толстой шее. На лице его тоже все было круп-
ным и массивным — и нос, и губы, над которыми воинственно топорщились ры-
жие густые усы, и надбровные дуги, и серые широко расставленные глаза, и вы-
пирающие скулы, и крепкая нижняя челюсть с коротко остриженной бородой. Вот
только имя у него было Шужей, что, как известно, означает «маленький всадник».
Спутники его были помоложе и особенными приметами своей внешности не от-
личались. Вес они спешились и подошли поздороваться с Тузаровыми.
— Почему не взяли Хамишу? — спросил Каральби. Шужей вместо ответа на
вопрос сердито засопел, а его задушевный друг Нартшу, любивший подшучивать
над немногословным товарищем, рассмеялся и сказал:
— Лучше спроси, Каральби, почему наш кроткий Шужей не погладил Ха-
мишу (это распространенное и в паше время имя означало в переводе на рус-
ский язык «волк-медведь». Однако теперь, словом «ха» называют не волка, а со-
баку. Волк стал обозначаться словом «дугуж», что значит просто «серый»)
своей мягкой ладошкой. Шужей говорит: «Седлай коня!», а этот «волк-медведь»,
любопытный, как кошка, спрашивает: «Куда едем?» Тогда Шужей, который не
любит отвечать на подобные вопросы, приказал ему оставаться дома.
— Ладно! — махнул рукой Канболет, — справимся и впятером.
Каральби взял поводья своего коня у сына и сказал:
— Теперь поторапливайтесь. Удачи вам.
Тузаров поднялся на высокий откос и провожал взглядом всадников, пока
они не переправились через речную; долину и не скрылись в темных лесах по ту
сторону реки.
Возвращаясь домой, он думал: а не стоит ли завтра на рассвете поехать к
большему князю Кабарды Курго-ко Хатажукову и рассказать ему все? Ведь этот
вероломный Шогенуков может напасть на тузаровский дом, когда узнает, что
панцирь уплыл из его рук, еще не коснувшись их. А Кургоко мог бы предупредить
возможный набег…
* * *
«Сказав «догоню», вслед за солнцем не иди», — говорят в народе. Но Кан-
болету как раз и надо было идти на заход солнца и нагонять упущенное время. Се-
ление князя Алигоко лежало в стороне от дороги, по которой Адешем скакал от
Бабукея к Тереку, но если двигаться напрямую, то к Тузаровым Шогенукей гораз-
до ближе, чем к Бабуковым. Канболет надеялся еще, что вряд ли Хагур отправил-
ся в путь сегодня утром, после обильного застолья. Скорее всего даже, он поедет к
Шогенукову завтра.
Узкими лесными тропами Канболет и его люди ехали всю ночь. Перед са-
мым рассветом миновали стороной алигоковское селище. Там было тихо и спо-
койно. Судя по всему, никакие гости сюда еще не заявлялись.
Маленький отряд Канболета продвинулся десятка на полтора ружейных
выстрелов вперед по дороге, где следовало ожидать скорого появления Хагура Ба-
букова. Краденый панцирь, конечно, будет при нем.
Солнце, вслед за которым пошел вчера Канболет, уже начало подниматься у
него за спиной, но дорога оставалась пустынной. Ее отлично видно: она тянется
вдоль опушки леса, между сплошной стеной деревьев и чуть покатыми склонами
травянистой возвышенности.
Здесь, за островком высокого терновника, и устроили засаду.
Канболет с наслаждением вдыхал бодрящий утренний воздух и любовался
окрестностями. Да-а… В очень красивом месте должна была вспыхнуть ожесто-
ченная мужская драка. Прямо под кронами столетних дубов, начавших ронять
свою багряно-желтую листву на еще зеленую травку, бойко выбросившую новые
свеженькие побеги после первых, еще теплых, осенних дождей. От этой травки и
все необозримое плоскогорье кажется только что выкрашенным в чистую сочную
зелень. И великий, сверкающий под утренними лучами солнца Ошхамахо будто
пододвинулся вплотную к этому плоскогорью и мирно теперь покоится на пло-
ской вершине ближайшего холмика.
Канболет вдруг вспомнил, что до сих пор не сообщил друзьям о цели поезд-
ки. И едва он успел это сделать, как вдали показалась группа всадников. Они еха-
ли размеренной крупной рысью и, видимо, не очень торопились.
— Восемь человек, — небрежно бросил Нартшу. — Я думал, будет больше.
Канболет немного подумал и распорядился:
— Нартшу, мы выезжаем с тобой на дорогу. Остальные пока останутся в кус-
тарнике. Шужей! Следи внимательно, сам выберешь время, когда удобнее всего
будет вмешаться вам троим... Все-таки жаль, что Хамишу не взяли...
Бок о бок с Нартшу Канболет не спеша выехал на дорогу и остановил коня.
Хагур с Идаром, скакавшие впереди, первыми увидели незнакомых джиги-
тов, преграждающих им путь. Впрочем, Бабуков, знавший Каральби и сейчас
встретивший молодого человека, так на него похожего, сразу понял, с кем имеет
дело. Однако решил не подавать пока виду.
— Эй! Кто там стоит на пути Бабукова, а значит, и на пути князя Алигоко?
Взяв в правую руку кольчугу, висевшую у него на луке седла, и поднимая
руку вверх, Канболет зычно прогудел своим раскатистым басом:
— Я тот, кто каждому хочет вернуть свое: Тузарову — панцирь, а Бабукову —
его ржавое имущество.
Хагур побагровел от гнева:
— Этот подтелок с голосом быка слишком самоуверен! Я боюсь, что его отец
скоро останется без наследника.
— Ты лучше бойся, как бы твой сын слишком рано не вступил в наследст-
венные права, — не удержался насмешник Нартшу.
(Всадники Бабукова стали полукругом позади Хагура и Идара.)
Шогенуковский уорк терпением не отличался, и вот уже тяжелый бердыш с
остро отточенным лезвием полетел в голову Канболета. Молодой Тузаров легко
увернулся и послал своего коня вперед. Хагур успел лишь до половины вытащить
саблю из ножен: в воздухе просвистела старая кольчуга и со страшной силой хле-
стнула Бабукова по лицу. Полуослепший от крови, залившей глаза, со сломанным
носом и разбитыми губами, он повалился на шею лошади. Второй раз Канболет
хлестнул уже лошадь, но прежде чем она понесла почти бесчувственного седока,
ловко сорвал притороченный к седлу полотняный мешок с панцирем. Идар, воин,
убеленный сединами, чуть замешкался, с удивлением наблюдая за действиями
столь неожиданного наступательного оружия, как ржавая кольчуга, и тут же был
наказан: Нартшу вихрем пронесся мимо него, захлестнул по пути арканом и сбро-
сил на землю.
Свита Бабукова злобно завопила и всей гурьбой, мешая друг другу, кину-
лась на Канболета. А он вертелся среди врагов волчком, размахивая все той же
кольчугой и подставляя под удары сабель мешок с панцирем: сталь гулко звенела,
лошади возбужденно ржали, Канболет громко смеялся, увлеченный азартом боя.
Нартшу попался сильный соперник: с трудом удавалось отражать удары его клин-
ка. Не помогала и хитрость, которая часто выручала Нартшу в подобных случаях.
Бабуковец угадывал все обманные движения и ложные выпады, а ведь надо было
как можно скорее от него отделаться, от этого верзилы вислоусого, и прийти на
помощь Канболету. Нартшу забыл в пылу схватки о Шужее и еще двух парнях. Ах,
как вовремя они выскочили! Ах, как приятно звучит голосочек Шужея — совсем,
как у медведя, которого некстати разбудили:
— Э-ге-гей! Оставьте и на нашу долю! Сами всех не перебейте!
— А Канболет, глядите, еще с чьей-то морды содрал кожу! Нартшу на всю
жизнь это запомнит! Ну, а ты, вислоусый, на-ка, получай! Плечо разрублено до
кости — не скоро возьмешь оружие в длинные свои руки. Может, и голову заодно
снести? Ладно, живи!..
Канболет неожиданно поднял коня на дыбы, развернул его назад и столк-
нулся лицом к лицу с молоденьким безусым парнишкой, который уже отвел руку
для удара саблей сплеча.
— Придется мальчику щеголять с хорошей шишкой на темени, — сказал
Канболет, уворачиваясь от клинка и в то же мгновение опуская мешок с панцирем
на голову юнца. Парнишка сник, выронил саблю и медленно вывалился из седла.
И снова Канболет круто развернул коня, но работы для него уже не было: этот
ужасный Шужей с Нартшу и еще двумя тузаровскими людьми опрокинули одного
бабуковца вместе с лошадью, другого «ошеломили» ударом алебарды по его тол-
стому шишаку, а третий сам концом сабли нечаянно зацепил по шее последнего
нераненного товарища — грузного мужчины с черной бородой — и в отчаянии
бросил оружие.
— Мне нравится, что никто не убит, — сказал Канболет.
Узкие хитрые глаза Нартшу весело блеснули при этих словах.
— Если в следующий раз наш молодой Тузаров будет сражаться не мешком,
а женским платочком, то, пожалуй, он никого и не ранит.
— Хватит болтать! — рявкнул Шужей. — Надо собирать оружие.
Нартшу подошел с сидящему на земле Идару и снял с него аркан, а заодно и
кинжал, и саблю, и зерцало — маленький нагрудный щит. Старый воин молчал,
мрачно насупив брови. Шужей вертел в руках шишак, давший трещину от удара
его алебарды, и тяжко вздыхал:
— Испорчен. Жалко. А ведь как раз на мою голову. У этого вот... кто его но-
сил... такая же хорошая большая голова, как у меня.
Обладатель «большой хорошей головы» сам снял с себя оборонительные
доспехи и начал помогать раненым. К нему присоединился и единственный сча-
стливчик, который вышел из драки без единой царапины. Вислоусому и длинно-
рукому верзиле перевязывали плечо, чернобородому — шею, а тому джигиту, ко-
торого Канболет хлестнул кольчугой, обтирали лицо и прикладывали к коже мяг-
кие тряпочки, смазанные медом.
— А где же Хагур? — спросил Тузаров и посмотрел вокруг. — Я должен вер-
нуть хозяину его вещь.
— А вон там, на склоне холма, на зеленой травке, — откликнулся Нартшу. —
Лежит, отдыхает...
Канболет увидел стоящую вдалеке лошадь, рядом с ней — и правда — лежал
на земле Бабуков. Канболет поехал к нему.
Спешившись, он присел на корточки у головы уорка. Сплошная рана... Кан-
болет вынул из-за отворота черкески кусок ткани и стал осторожно вытирать
кровь. Порезов и ссадин было очень много, но все — неглубокие. Губы в трещинах,
носовой хрящ сломан, а вообще — ничего страшного. Главное, глаза целы.
— А? Что? Как?
— Как? — переспросил Канболет. — А так. Подтелок забодал твоих быков.
Только не беспокойся. С тобой был сын, что ли? Все живы.
— Почему? Вас только двое было?
— Нет, пятеро. Срамота…
— Ничего. Твои люди сражались хорошо. Почти все ранены.
Бабуков оттолкнул руку Канболета и приподнялся на локте. Увидел, как к
нему бежит, задыхаясь, сын.
— Кольчугу свою забери, — сказал Тузаров. — Хочешь, помогу тебе надеть?
— Прочь! — прохрипел Хагур. — Довольно с меня позора!
— Шлем свой ты где-то обронил, а твой бердыш и коня мы забираем на па-
мять.
— Замолчи, именем Зекуатхи (бог плодов и дороги) тебя заклинаю! Лучше
убей!
— Оставайся с миром, Бабуков. Да будет аллах к тебе милостив.
Канболет вскочил, не касаясь стремян, на коня, подхватил поводья хагуров-
ской лошади и поскакал к своим друзьям. Те уже были готовы двинуться в путь.
Нартшу, сверкая белозубой улыбкой, крикнул на прощанье:
— Не обижайтесь, доблестные бабуковцы! Оставшийся путь до селения пши
Алигоко вам придется проделать пешком. Но для вас это будет нетрудно: вы пой-
дете налегке, не обремененные тежестью оружия!
Только вернувшись домой, Канболет увидел наконец знаменитый панцирь.
Сын отдал отцу мешок, порезанный в нескольких местах лезвиями ударявших по
нему сабель, и коротко отчитался:
— Мы все целы. У них раненые есть. Пригнали восемь лошадей.
Тузаров кивнул головой и стал развязывать мешок. Канболет вдруг расте-
рялся на мгновение, побледнел: а вдруг отец скажет, что не стоило рисковать из-
за такого сомнительного приобретения...
Грубая ткань скользнула на пол. В свете факела и пламени очага голубова-
тым сиянием блеснула благородная сталь и засверкал рельефными выпуклостями
золотой львиный лик.
Теперь отец побледнел, а щеки сына вспыхнули жгучим румянцем.
Глаза старшего Тузарова задержались на двух строчках старинной надписи:
каждая строка — длиной с рукоять кинжала. Каральби вздохнул:
— Надо обязательно найти человека, который прочтет нам эти святые сло-
ва, начертанные в самой Мекке... А пока я все-таки съезжу к Хатажукову Кургоко...
ХАБАР ПЯТЫЙ,
доказывающий справедливость того изречения,
что волк жеребенка режет — на тавро не смотрит
Алигоко Шогенуков, словно разъяренный зверь, упустивший добычу, ме-
тался по своему просторному, богато украшенному хачешу:
— Беспомощные бараны! Дали себя остричь! Дали обломать себе рога!! Ту-
заровский мальчишка, чтоб ему захлебнуться собственными соплями, увез пан-
цирь!
Пристыженные стояли у дверей Идар и Хагур. Бабуков, с еще не засохшими
ссадинами на лице, с пустыми, ничего не выражающими глазами, покусывал из-
раненные губы, и капельки крови текли по его подбородку. «Он этого так не оста-
вит, алчный пши, — думал Хагур. — Еще много крови прольется из-за мысырского
панциря...»
«Пусть побеснуется, — думал Идар. — Он ведь не Шибла (бог грома и мол-
нии), и его «молнии» нас не сожгут. Он даже непохож на барса, с которым любит, чтоб его сравнивали. Острый длинный нос, маленькие глубоко посаженные свет-
ло-коричневые глаза, тонкогубый рот, редкие, но острые зубы — ну точно шакал.
Так и есть — шакал. Даже брови и усы какие-то грязно-бурые, цвета шакальей
шерсти...»
По вискам князя струился обильный желтоватый пот. Он тяжело плюхнул-
ся на скамью, снял белую войлочную шапку с меховой опушкой понизу и обнажил
голову. Затем вынул платок и осторожно промакнул темя, покрытое кустиками
коротко и неровно остриженных волос и пятнами полузасохшей коросты. Из-за
этой неприятной хвори Алигоко не мог брить голову, из-за нее же он получил в
народе прозвище Цащха — Вшиголо-вый.
Шогенуков передохнул немного, надел шапку, и снова под сводами гостевой
комнаты, называемой — на новый лад — «кунацкой», зазвучал резкий, дрожащий
от гнева голос хозяина дома:
— Чтоб ваши ноги стали хрупкими, как тростинки! Отдали мой панцирь — и
при этом никто не был убит! Никто! Ни одна скотина! — брызгал слюной Алигоко.
— Каких наград вы после этого ждете от своего пши? Пара коровьев лепешек —
вот достойная вам награда... На ваши ослиные головы — вместо шапок...
Идар скрипнул зубами, а Хагур глухо застонал и с трудом выдавил из себя:
— Хватит, князь... Надо в дорогу собираться. Мне жизни не будет, пока я не
увижу панцирь на твоей груди!
— И он меня еще учит! — зло усмехнулся Шогенуков. — Сам знаю, что пора
«в гости» к Тузарову. Идите, собирайте людей побольше. Возможно, к нам Муха-
мед Хатажуков присоединится. У меня встреча с ним сегодня.
Облегченно вздыхая, уорки быстро покинули дом князя.
Встречу со своим приятелем Мухамедом, младшим братом большего князя
Кабарды Кургоко Хатажукова, Вшиголовый отложить не мог. В условленном мес-
те на берегу Баксана их ждал знакомый, торговец-татарин из Суджук-Кале. Они