заслуживал такой высокой чести — получить от тебя столь замечательные дары.
Еслимне удастся совершить подвиги, достойные того, чтобы о них был сложен
хвалебный орэд, то гегуако обязательно упомянет в песне об огненном трабуко и
стальном поясе-клинке, которых не имеет ни один из князей Кабарды.
— Пусть поможет тебе аллах достигнуть того, к чему стремится твоя благо-
родная душа, — ответил Тамби.
— Я больше надеюсь на силу своих рук и мощь своего оружия, — не удер-
жался Жамбот.
— Шогенуко, ах, Шогенуко, — укоризненно сказал Тамби. — Это про таких
вот, как ты, сказано в Коране: «На сердце их и уши аллах наложил печать, а на
глаза надел повязку». Мне бы сейчас разгневаться на тебя, но, видно, я плохой му-
сульманин и не могу этого сделать. Жаль, что у нас с тобой нет человека, который
читал бы нам Коран и разъяснял мудрость его аятов.
— Хорошо, Мысроко, — улыбнулся Жамбот. — Я обещаю тебе найти такого
книгочея. А может, нам удастся захватить какого-нибудь абыза (человек, умею-
щий читать и писать) в набеге на аварские станы...
* * *
На следующий день к ночи, как и договаривались накануне, седлали коней,
проверяли прочность упряжи, последний раз осматривали копыта лошадей, скла-
дывали в переметные сумы гомыло — походную непортящуюся пищу. Достаточно
было взято и вяленых бараньих боков, и твердых, как камень, лепешек соленого
сыра, и мешочков с голилем — просяной мукой с медом, удивительного блюда, со-
храняющегося съедобным в течение десяти, а то и двадцати лет.
Не были забыты и мешки, и связки веревок для будущей добычи, а также
куски белой ткани — джебына — на случай, если придется кое-кого хоронить в по-
ходе. У многих были с собой завернутые в тряпочку кусочки дерева, в которое уда-
рила молния, — это предохраняло от дурного глаза.
Когда земля укрылась тремя черными, как душа предателя, покровами,
двинулись в путь. Никто из посторонних не должен был видеть, в какую сторону
отправляется отряд. И пусть каждая собака во всей округе уже знала точную доро-
гу и цель похода, но только никтоне посмел бы обнаружить свою осведомлен-
ность.
Скакали, конечно, не придерживаясь никаких троп и наезженных путей, а
напрямик — через травянистые реки, через лесистые склоны предгорий. Впереди
ехалБиберд, который хорошо видел в темноте и лучше всех умел угадывать вер-
ное направление.
Прошло два дня и две ночи, и позади осталась переправачерез Терек, где
утонул один из всадников отряда, остались позади и пустынные равнины Талу-
становой Кабарды, позже получившей название по имени другого князя Гелях-
станей, а еще позже — Малой. Еще через день и две ночи, когда Тамби и Жамбот
были почти у цели своего похода и на рассвете увидели Сарыкум — диковинную
гору из желтого песка, произошла редкая в таких случаях встреча: князья, едущие
в набег, неожиданно столкнулись с князем, который возвращался из набега,
Шогенуко и его насторожившиеся уорки не сразу поняли, что за отряд дви-
жется им навстречу. Но вот князь издал тихое, чуть насмешливое «ах!» — и ух-
мыльнулся. Молодые уорки переглянулись, едва удерживаясь от смеха.
Как думаешь, Мысроко, кто это едет? — обратил-Квмбот к старшему другу.
Я вижу группу всадников, а еще огромную арбу, на которой развалился тол-
стый, как раскормленный вол, мужчина в помятой одежде. Он, кажется, ест кусок
мяса. А кто он, я уверен, ты знаешь лучше меня.
— Сейчас, дорогой Мысроко, ты познакомишься с главным князем Большой
Кабарды Берсланом Джанкутовым.
Воины встречного отряда, видимо, тоже узнали своих соплеменников и те-
перь без всякой опаски приблизились к Жамботу, который выдвинулся вперед,
чтобы первым приветствовать «князя большой арбы», как потихоньку называли
Берслана неугомонные остроумцы.
— Уэй! Молодой Шогенуко! — рявкнул хриплым басом князь Джанкутов. —
Я тебя узнал еще издали. Ведь у меня глаза, как у голодной рыси!
— Да будет счастливым твой путь и достижимы его цели, добрый наш
князь! — сказал Жамбот, спешиваясь и подходя к арбе.
— И тебе удачи... Не обидишься, если я не слезу с арбы, если у тебя нет ко
мне большого разговора? Ведь не так уж молод я...
— Какие могут быть обиды! Но я не один. Ты слышал, наверное, о Мысроко
Тамби?
— А-а! Так это он и есть, потомок египетских меликов? Придется слезать с
арбы. — Берслан, кряхтя, приподнялся и ударил в ладоши. — Эй! Сами не знаете,
что делать? — крикнул он своим приближенным.
Ему помогли спуститься на землю. Мысроко уже стоял рядом с Жамботом.
Берслан Джанкутов был высокого роста, широкоплечий, длиннорукий, но
все эти качества как бы заслонялись поистине необъятным брюхом, мерно колы-
хавшимся при ходьбе, при смехе и даже при разговоре. Пухлые щеки, начинаясь
от самых глаз, заплывших жиром, спускались ниже подбородка и лежали на пле-
чах. Мясистый нос крючковато нависал над верхней усатой губой, а толстая ниж-
няя губа нависала над подбородком, покрытым редкой растительностью, сквозь
которую просвечивали тугие жировые складки короткой шеи. На нем была про-
стая, без газырей, черная черкеска, сильно засаленная на груди и на рукавах, и ка-
кая-то бесформенная шапка из хорошего серого каракуля. У пояса болтались бо-
гатый кинжал с необычно длинной рукоятью и кривой нож в серебряных ножнах.
Берслан приподнял указательным пальцем правое веко и открыл глаз по-
шире. Мысроко чуть не вздрогнул, ощутив на своем лице острый проницательный
взгляд умного и властного человека. Ему даже подумалось, что глаза у этого не-
объятного князя и в самом деле зоркие, как у голодной рыси.
— Пусть радость сопутствует тебе на земле Кабарды, пришелец из Мысыра,
— пробасил Берслан.
— Пусть счастье будет всегда с тобой вдружбе, старший князь, — чуть по-
клонился, прижав руку к груди, Мысроко.
— Сядем, — предложил Джанкутов. — Ноги надо беречь. Вы, князья, гости
моего привала.
Люди Берслана уже успели расстелить на земле несколько войлоков, раз-
ложить извлеченные со дна арбы не подушки — целые мешки с шерстью. А вот
уже и вязанка дров снята с вьючной лошади, и веселый огонь вспыхнул под боль-
шим медным котлом. Двое парней ловко снимают шкуру с барашка из того вну-
шительного стада, которое следовало за берслановским ополчением: Джанкутов и
в походе не любил в чем либо себе отказывать. Потому и скрипела в обозе телега,
где в тугой соломе покоились пузатые, глиняные сосуды с мармажеем.
Возил с собой князь мед и орехи, сушеные фрукты и острые приправы к мя-
су. Даже походный курятник на колесах был у Берслана, и куры прилежно несли
ему яйца. Не в пример другим князьям-воинам, относящимся к еде с пренебреже-
нием, Джанкутов редко давал отдых своим крепким челюстям. Вот и сейчас у него
была в левой, руке недоеденная баранья нога. Он первым сел па разостланную
кошму, оперся локтем на подушки и продолжал трапезу, которой только что за-
нимался в своей арбе. Сделав знак свободной рукой, Берслан промычал что-то
приветливое. Очевидно, это означало приглашение садиться.
Мысроко и Шогенуко сели. На кошме тут же появилось деревянное блюдо
величиной не меньше тележного колеса: на блюде куски вяленого мяса, сыр, ле-
пешки. Перед каждым поставили по одной объемистой чаше, а рядом с Берсланом
еще и глиняный сосуд — коашин — с налитком. Отбросив всторону обглоданную
кость, Берсланнесколькими осторожными ударами рукояткой ножа ослабил пха-
мыф — деревянную пробку из негниющего дерева, и она вылетела из горловины
коашина, увлекая за собой клочья желтой пены. Чувствовалось, что Джанкутов
любил собственноручно распечатывать и разливать мармажей.
— Надо попробовать, не испортилось ли питье, — взволнованно прохрипел
Берслан и опрокинул над своей раскрытой пастью сосуд, из которого можно было
бы напоить трех лошадей.
Густая влага ласково булькнула и полилась непрерывной струей в самую
широкую на всем Кавказе глотку. Было слышно, как благородное питье глухим
водопадом обрушивается на дно Берслановой утробы. Выглотав, наверное, поло-
вину коашина, толстобрюхий князь стал наполнять чаши.
— Ахыном клянусь, подходящий мармажей, — сказал Берслан, вытирая гу-
бы рукавом черкески. — Теперь будем нить.
Мысроко Тамби и Шогенуко Жамбот отхлебнули из своих чаш и похвалили
напиток. Берслан спросил у Тамби, случалось ли ему пить что-либо подобное в
заморских краях? Мысроко отрицательно покачал головой и сказал, что пить
хмельное в Египте совсем не приходилось и что он до сих пор еще не решил, со-
вершает ли мусульманин грех, употребляя хмельную махсыму, или нет. Погово-
рили о Египте, о турках, о мусульманстве. Берслан заявил, что ислам, возможно, и
лучшая религия в мире, но стоит ли спешить отказываться от своих привычных
божеств? Сначала нужно добиться, чтобы кабардинские князья навели порядок на
своей земле. И не грабили друг друга, не враждовали. Разве нет у Кабарды бога-
тых соседей?
Мысроко с интересом выслушал речь Берслана, сопровождавшуюся гром-
ким чавканьем и отрыжками, подумал немного и сказал:
— Да, уважаемый князь, я заметил, что Кабарда ныне мало похожа на госу-
дарство. Скорее — это большое военное селище, где много вождей и мало порядка.
Джанкутов снова подпер пальцем веко правого глаза и внимательно по-
смотрел на Мысроко.
— Верно говоришь. Сейчас это и на самом деле так. Но скоро будет по-
другому. Мы каждому укажем на его место и поставим к стойлу, возле которого он
может есть. Все будут послушны старшим князьям, — Берслан ударил себя в грудь
бараньей ляжкой, — и не будет никаких споров и кровавых распрей. Скоро вся Ка-
барда узнает, кому кушать печенку, а кому жрать требуху. Уорки теперь станут
разделяться по разным степеням. Самая высокая степень знатности, почти равная
князю, — это тлекотлеш. Они, тлекотлеши, живут в своих собственных селениях, а
в своей свите, как и князья, имеют уорков. К первостепенным я отношу и уорков-
дыженуго (буквально: позолоченное серебро). Они, правда, ниже, чем тлекотле-
ши, но если три поколения какой-нибудь семьи дыженуго совершают славные во-
енные подвиги, то четвертое колено может быть возведено в степень тлекотлешей.
К дыженуго будут причисляться знатные лица и даже князья, пришлые из сосед-
них земель или отдаленных стран. Он» будут еще называться «кодзь» — прибав-
ка...
Мысроко задумчиво и как-то уж очень спокойно посмотрел на Берслана, но
тот сразу оговорился:
— К потомку египетских меликов это не относится. Родовое имя Тамбиевых
будет стоять особо.
Мысроко хотел было спросить, что значит «стоять особо», но Берслан пе-
редышки не сделал, а продолжил речьоб уорках:
— После дыженуго идут второстепенные: мы назвали их пшиш-уорками,
или, это уже в мою честь, берслан-уорками, Эти дворяне живут при княжеских
усадьбах, служат князьям и получают от них щедрые подарки. Сословие берслан-
уорков тоже наследственное, но быть к нему причисленным может и достойный
выходец из третьестепенных уорков. Третьестепенные носят почетное наименова-
ние уорк-шаотлехус и служат тлекотлешам. Требуется разделение и среди низко-
рожденных, черных людишек. Ну, тут все гораздо проще: свободные крестьяне —
тлхукотли, которым предоставляется честь носить, оружие и входить в военную
дружину; крепостные — пшитли и наконец унауты — рабы. Вольноотпущенные
крепостные — пшикеу — тоже могут иметь оружие.
Столь пространная речь, видимо, отняла много сил князя Джанкутова, и,
чтобы восстановить их, он надолго приник к горловине коашина. (Чаша, правда,
стояла рядом, но Берслан «по рассеянности» ее не заметил.) Дно коашина подни-
малось все выше и выше, пока не прекратилось бульканье живительной влаги.
Джанкутов оторвался от сосуда, посмотрел на него недоверчиво и отбросил в сто-
рону.
— Эй! Кто там у нас за кравчего?! — сердито прохрипел князь. — Давай но-
вый коашин. Не видишь разве, моим гостям понравился наш мармажей!
Гости приветливо улыбнулись Берслану и отхлебнули из своих чаш еще по
одному глотку.
— Уашхо-каном (бог неба) клянусь, — гудел Джанкутов, — теперь каждому
придется крепко запомнить свое место. Строптивых будем судить. Высший суд
мехкем — не побоится иметь дело даже с первостепенными уорками, если они не
оставят грабежи на кабардинской земле. Неужели, повторяю, вокруг Кабарды
других земель нет?
— Как раз мы теперьна чужой земле... — сказал Шогенуко.
— Ха! Понимаю, к чему ты клонишь, Жамбот, — перебил Джанкутов. — Но
торопиться вам некуда. Да и я сейчас, после нашей встречи, не спешу. То, зачем
вы едете, скоро само к вам придет. Мне тут повезло... — Берслан высыпал в пасть
пригоршню очищенных орехов. — Караван... тезиков, купцов, из... этой... Персии.
Очень были богатые тешки... Князь прожевал орехи и запил их несколькими
глотками мармажея, - Теперь эти тезики... очень бедные. Грузное брюхо заколы-
халось от мощного утробного хохота.
С трудом отсмеявшись, Берслан объяснил:
— Так вот. «Само придет» — это, значит, погоня. Уверен, что персы уже со-
брали в кучу все шайки головорезов из здешних мест и скачут по моим следам.
Если бы не вы, молодые мои друзья, то меня они все равно бы не догнали. Зато
теперь они увидят дружину вдвое большую, чем рассчитывают увидеть. Вся добы-
ча от стычки — лошади, оружие, пленные — ваша. А мне уже хватит. Очень был
богатый караван: драгоценные камни, золото, кармазин — сукно ярко-алое, тон-
кое. В Астрахань везли. Да вот не довезли. Уах-ха-ха!
Мысроко заметно повеселел:
— Что ж, я думаю, мы с Жамботом подождем немного.
— Ну как тут не подождать! — откликнулся Жамбот. — Надо только преду-
предить наших людей, пусть они...
— Уже предупреждены, — успокоил его Берслан. — Мои-то знают свое дело.
Это такие сорвиголовы, что готовы на хвосте шайтана Хазас (Каспийское море)
переплыть!
И действительно, дружинники двух отрядов уже успели и подготовить ору-
жие и рассредоточиться таким образом, чтобы в любой момент оказаться в удоб-
ном для боя построении. И коней все держали при себе.
— А пока, — сказал Берслан, — ешьте мед и орехи и знайте, что не про меня
придумана пословица: «Кто любит сладко поесть, тот ни с кем не поделится». Уэй-
хе-хе-хе! А что благородному человеку надо? Приятная беседа за хорошим столом
да добрая слава... — в горле у князя что-то зашипело и забулькало, и вдруг поли-
лась песня:
Лопнула подпруга,
Тетива порвалась,
Так и есть — порвалась!
Сквозь мою кольчугу
Кровь ручьем струится,
Так и есть — струится!
У вождя шапсугов*,
Ой, клинок булатный,
Так и есть — булатный...
* (когда-то многочисленное адыгское племя, жившее на Северо-
Кавказском побережье Черного моря)
Песня осталась недопетой.