ный паша, который везет крымскому хану какой-то срочный фирман от Селима. Я
устрою тебя с Тузаром на это судно. Ведь я знаю посланца султана: познакомился
с ним в Каире…
* * *
На другой день к полудню мы уже бросали последние взоры на тающий
вдали желтый берег Мысыра. Стояла тихая погода, море было спокойно, и длин-
ный турецкий каик ходко продвигался вперед, подгоняемый дружными гребками
двадцати пар длинных весел. К вечеру налетел несильный левантиец, большой
парус вздулся пузырем, и судно пошло быстрее.
Хазиз оказался верным своему слову. Он легко договорился с именитым
турком и кормчим, которые с большой чуткостью отнеслись к его просьбе и... к
звону его золотых монет.
А мне пришлось принять от Хазиза, кроме пояса-сабли, щит из кожи носо-
рога, мушкет, сделанный в стране испанцев, богатый лук с тридцатью стрелами, и
также новую одежду, включая халат атласный, чалму зеленую (сам я ее так до сих
пор и не удосужился приобрести) и сапоги из телячьей кожи, завезенные из Фран-
гистана. Тузар получил в подарок лук, попроще, чем мой, но тоже хороший, кол-
чан со стрелами и пару прекрасно закаленных наконечников для копий. Кроме
того, каждому из нас еще досталось по кабардинскому кинжалу и по мешочку де-
нег: мне с золотыми арабскими диргемами, а Тузару — с серебряными турецкими
пиастрами. Имея все это (включая тяжелый кошель, добытый намив бою у Девя-
ти пальм), мы могли считаться довольно состоятельными людьми.
В Стамбуле мы простояли одну ночь и часть утра: здесь были выгружены
некоторые ценности, составляющие боевую добычу турок в египетской войне, взя-
ты на борт какие-то товары, запасы воды и провизии. На берег мы с Тузаром не
сходили. Да и вообще избегали всяких разговоров даже со своими попутчиками.
Слава аллаху, и важный наша тоже не искал нашего общества.
Вскоре мы уже благословляли пронизывающие ветры и суровые холода
Ахына. Ветры и холода говорили нам и о близости родины, где, как мы это сразу
почувствовали, конец кавказской весны ничуть не будет напоминать ним конец
весны египетской.
Посланец султана Селима высадился в Кафе (Феодосия), а мы удачно попа-
ли на купеческий каик, идущий к адыгским берегам, и днем позже ступили на
землю Тамани.
В Тамани, поразившей меня сходством своего названием с именем Туман-
бей, мы задержались ровно настолько, чтобы сделать необходимые покупки. На
разноголосом и разноликом базаре, где встречались чеканные носыгрузин, круг-
лые лица татар, курчавые головы евреев, раскосые глаза ногайцев, а нередко и
красивые, смелые, добрые лица адыгов, мы купили лошадей. Я взял за довольно
дорогую цену резвого и сильного жеребца гнедой масти. Тузару достался конь по-
дешевле, но очень рослый и выносливый. Потом в лавке у одного армянина мы
приобрели сшитые в Кабарде черкески: мне черную из тонкого сукна, Тузару —
погрубее, серую. Наконец мы обзавелись шапками, бурками косматого войлока и
адыгской обувью: на мои ноги мы нашли красные сафьяновые чевяки (своеобраз-
ные кожаные чулки до колен, туго обтягивающие ногу, назывались еще тляхе-
тенами) и ваки (нечто вроде кожаных калош, надеваемых поверх) для них, а на
ноги Тузара — чевяки попроще, из черной кожи. Кроме того, всего за два бешлика
(одна двадцатая часть турецкого пиастра) Тузар купил себе пару шарыков из
воловьей кожи и к ним войлочные голенища.
Верные своему правилу — отдыхать по-настоящему лишь в самом конце
намеченного пути, мы в тот же день решили покинуть Тамань. Знающего челове-
ка расспросили о самой малолюдной и кратчайшей дороге к берегам реки Балк и в
ранних вечерних сумерках уже нахлестывали коней.
Соления мы объезжали стороной, со встречными людьми не останавлива-
лись, не заговаривали, попутных обгоняли. На ночлег с удовольствием устраива-
лись в лесу, где все было так для нас непривычно: не жалит знойное солнце, не
скрипит песок на зубах, не сушит горло горячий ветер. Поистине благодать аллаха
простирается над той страной, где всегда можно насладиться упоительной свеже-
стью воздуха, густой тенью зеленеющих лесов, прохладой кристально чистых рек.
Не надо возить с собой воду, не надо искать топлива для костра и корма для ло-
шадей — все у тебя под ногами.
Шесть дней, которые мы потратили на дорогу от Тамани до твоего дома,
Шогенуко, прошли совсем не заметно. И это были самые приятные дни на всем
нашем долгом пути из Каира в Мекку, из Мекки — к подножию Ошхамахо.
ХАБАР ТРЕТИЙ,
подтверждающий поговорку
о том, что можно спастись от чумы,
но погибнуть от иной, совсем пустяковой болезни
Широким теплым крылом простерлась над Мысроко гостеприимная забот-
ливость князя Жамбота. В честь почетного гостя устраивались молодежные игри-
ща, пиры с музыкой и пением старинных воинственных песен, долгими переска-
зами древних легенд о могучих богатырях — нартах.
Дважды съездили на охоту и в полной мере потешили мужественные сердца
свои травлей матерого медведя и свирепого выродка лесных чащ — клыкастого
вепря. Всей душой предавался Мысроко веселой этой забаве смягчались резкие
черты его сурового лица, когда лежал у его ног огромный медведь, поверженный
короткий прикопанной саблей-джате (в отличие от обычной, ею можно не только
рубить, но и колоть, что и сделал наш герой, столкнувшись вплотную с загнанным
и взбешенным зверем). Он понимающе улыбался молодому уорку, заразительно
хохотавшему после близкого и знакомства с медвежьими когтями, которые только
что лишили парня нижней половины правого уха. И добрели глаза Мысроко, если
он видел меткий выстрел из лука, стремительный бег коня или яростный напор
дикого кабана, стремящегося вырваться из кольца облавы и жаждущего пролить
при этом кровь вековечных врагов лошади, собаки и человека. Шогенуко так и не
узнал, кто отбил у него часть табуна, Это мог быть и старый пши Кучмазуко, и
братья Тыжевы, а может, и молодцы из рода Куденетовых. Так или иначе, уже по-
ра было отправляться в набег на чужие пастбища. Мысроко Тамби с готовностью
присоединился к молодому князю. И все вышло как нельзя удачно: и погода стоя-
ла сухая, и ночь выдалась безлунная, и табун оказался большой, и, слава аллаху,
не обошлось без хорошей стычки в темноте с уорками Куденетовых или Тыжевых.
А может, и Кучмазуковых. Сотни четыре лошадей пригнали наутро к Шогенуков-
скому хаблю. По дороге еще прихватили отару чьих-то овец. Половина добычи по
праву принадлежала Мысроко. Правда, гостеприимный князь хотел отдать своему
гостю все, но тот не согласился: у этого набега было две головы, а не одна. Шоге-
нуко из своей половины наделил своих уорков, а Тамби — ему осталось одарить
лишь одного Тузара.
К этому времени люди Шогенуко успели соорудить для князя из Мысыра
усадьбу по соседству с владениями их хозяина. С согласия других князей, Мысро-
ко занял пустующие земли на речушке Куркужин. Из-за этих земель князья ино-
гда спорили, и не потому, что нуждались в новых пастбищах и пашнях: незанятых
угодий в Кабарде хватало. В те времена чего не хватало, так это крестьянских рук,
которые могли бы обработать всю пригодную для пахоты землю, да скота, кото-
рый мог бы съесть всю траву между Балком и Сунжей. Но признать право соседа
на никому не принадлежащие угодья — это значило уронить свое благородное
достоинство. А Мысроко Тамби — тут дело другое. Он здесь никогда не жил. Он
ведь приехал из далекого и таинственного Мысыра.
Провожая своего гостя, который должен был теперь поселиться в собствен-
ном доме, Шогенуко до конца оставался щедрым и почтительным хозяином. По
обычаю общепринятому, нельзя отпускать гостей без подарков. И шогенуковские
пшитли (крепостной крестьянин) гнали для Мысроко вместе с его скотом, добы-
тым в набеге, еще полсотни коней да полсотни коров ибыков, да сотню овец, по-
даренных почетному гостю. Мало того, девяти семьям холопским, в которых муж-
чины пребывали в полной силе, а их старшие сыновья уже начали в мужскую силу
входить, — этим семьям предстояло теперь навсегда остаться во владении князя
Тамби. Везли они на нескольких арбах свой небогатый скарб, а на одной из телег
— огромную общинную соху с непомерно массивным железным сошником, в ко-
торую требовалось запрягать четыре пары быков, а управлять сохой должны были
трое мужчин.
Тузар уходил из шогенуковского хабля тоже не с пустыми руками. Получил
он подношения от своего нового друга Биберда: кроме скота и пары высокорос-
лых, под стать Тузару, лошадей, подарил ему добрый уорк подростка — унаута,
слугу домашнего...
Нескольким семьям крестьян-вольноотпущенников (пшикеу) было пред-
ложено поселиться на земле нового шогенуковского соседа. В их числе оказалась
и семья табунщика Хануха.
Быстро устраиваются на новом месте кабардинцы, издавна привычные к
пожарам, грабежам и разорениям. За несколько дней они могут построить сообща
целое селище. Одни рубят и возят лесной орешник, другие плетут из гибких жер-
дей стеныбудущих мазанок, очажные трубы, ограды для скотных дворов и даже
пчелиные улья, третьи месят глину — ее много на обрывистых речных откосах,
четвертые носят воду...
И еще что крестьяне будут делать сообща, так это пахать землю, сеять, а по-
том убирать урожай.
Когда Мысроко Тамби принимал у себя первого гостя, а это был, конечно,
любезный и добродушный сосед — пши Жамбот, то усадьба его почти не отлича-
лась от шогенуковской. Само селение, правда, оставалось еще совсем маленьким.
И на этот счет во время веселого застолья у князей состоялся деловой разговор.
Они осуждали планы большого похода, который дал бы им большую добычу. Ни-
кто из них не сомневался в том, что очень скоро у князя Мысроко будет поистине
княжеское состояние — тысячные стада и табуны, а также сотни пшитлей, живу-
щих не в одном, а в нескольких, как у Жамбота, селениях. И потянутся тогда к но-
вому князю уорки со всех концов Кабарды — молодые люди изблагородных се-
мей, нуждающиеся в достойном руководителе. В таком руководителе, который
поможет им снискать громкую славу и богатую добычу.
А князь Шогенуко тоже не прочь приумножить свои богатства и сделать
имя свое более громким, чем имена других пши. После некоторого раздумья он
предложил неблизкий и довольно рискованный поход в Дагестан. Он сказал
Мысроко, что затея эта не безопасная, но сулящая в случае удачи выгоды немало-
важные. Мысроко охотно согласился. Он спросил, сколько всадников будут участ-
вовать в набеге, и, узнав, что сорок человек готовы выступить хоть завтра, пред-
ложил не откладывать доброе дело, а выехать сразу же, как только Жамботу на-
скучит гостить в доме его нового соседа. Тогда Шогенуко весело улыбнулся и зая-
вил, что если они будут ждать, пока ему надоест приятнейшее пребывание в гос-
тях у Тамби, то, наверное, задуманный поход никогда не начнется.
И решено было выступить на следующий день к ночи.
— А теперь, — сказал Мысроко, — пришел час, которого я долго ждал. На-
конец по праву хозяина дома я смогу отблагодарить моего молодого князя Жам-
бота за его доброту и высокопохвальное поведение. — Он сделал знак Тузару, и тот
поднес к нему длинный, видимо, довольно увесистый предмет, упрятанный в вой-
лочный чехол. — Здесь тот самый мушкет, принадлежавший Хазизу аль-Гури. —
Мысроко не торопясь вынул из чехла это чудо — оружие, с которым в Кабарде еще
почти не были знакомы. — Кстати, правильнее его называть не мушкет, как гово-
рят франги, а трабуко — это по-испански, ведь он и сделан был в Испании. Такое
оружие не часто встречается даже у турецких пашей. Вот тебе еще роговая поро-
ховница с меркой. А в этом мешочке — один батман (турецкая мера веса, равная
около 9 кг) лучшего пороха из страны Инглиз (Англия). Его тебе хватит ровно на
сотню выстрелов.
Жамбот старался не обнаруживать слишком явной радости, и только руки
его выдавали немалое волнение ценителя, дорвавшегося до предмета своей стра-
сти. Чуть дрожащими пальцами он нежно поглаживал массивный восьмигранный
приклад красного дерева, инкрустированный перламутром и слоновой костью,
трогал изящно изогнутую «собачку» с кремнем в «зубах», отлитую из чистого зо-
лота.
— Испанские слова похожи на кабардинские?.. — пробормотал он. — У Шо-
генуко есть теперь трабуко...
— Подожди, Жамбот, — усмехнулся Тамби. — Это еще не все. О том, как я
отношусь к благородным друзьям, тебе скажет некий голубоватый клинок, кото-
рый полагается носить без ножен. Дамасские оружейники — дай аллах им здоро-
вья! — были бы рады узнать, что плоды их непревзойденного мастерства иногда
попадают в столь достойные руки.
Шогенуко побледнел и невольно затаил дыхание. Он, конечно, втайне на-
деялся, что некоторая часть оружия из завидного арсенала «египтянина» будет
подарена ему, но такой щедрости не ожидал. Расстаться с клинком, за который
любой князь был бы счастлив отдать сотни голов скота! Жамбот встал и хотел что-
то сказать, но слов у него не нашлось и он только покачал головой.
А Тузар по знаку Мысроко взял кусок очажной цепи со звеньями, сделан-
ными из железного прута толщиной с древко стрелы, и, держа цепь за один конец
на вытянутой руке, подошел к своему князю. Мысроко резко поднялся со скамьи,
взмахнул саблей — лезвие коротко свистнуло в воздухе, — и нижняя половина це-
пи с глухим звоном упала к ногам Тузара. Верхняя половина, оставшаяся в его ру-
ке, лишь еле заметно покачивалась. Дружный вздох восхищения огласил стены
гостевой комнаты. Люди Жамбота многозначительно переглядывались и цокали
языками. Биберд поднял с пола обрубленный конец цепи и прошептал:
— Как пару тростинок... Срез такой гладкий!..
Мысроко кивнул головой:
— А на жале клинка — никакой зазубрины. Вот так же легко Шогенуко бу-
дет разрубать этой саблей шлемы врагов. — Он вручил Жамботу свой дар и как ни
в чем не бывало сел на место и отпил воды из чаши. К го гость положил возле себя
саблю и тоже сделал несколько жадных глотков.
Слуги тотчас убрали столик-трехножку и внесли новый, с очередной пере-
меной блюд. Среди прочей посуды на нем стоял серебряный кубок филигранной
работы. Мысроко пододвинул его к Жамботу:
— Пить мармажей (выдержанный в течение года-двух, а то и многих лет,
род махсымы с медом) будешь из него дома. А пока этот сосуд наполнен не хмель-
ным напитком, а золотыми монетами. Пригодятся тебе для отделки оружия и
конской сбруи. Ну да вы, здешние кабардинские воины, лучше меня знаете, как
использовать расплавленный металл, в который у вас превращается каждая моне-
та, попадающая к вам в руки. Ведь вы все еще не признаете денег, не привыкли
чего-то покупать, а тем более продавать.
— Спасибо тебе за все, старший друг мой, — тихо сказал Шогенуко. — Я не