Сломанная подкова - Кешоков Алим Пшемахович 7 стр.


Когда прежнего зоотехника взяли в армию, председатель колхоза увидел как-то раз этого Питу с учебником в руках.

— Ты что, заочник? Почему с учебником ходишь?

— Заочник,— пошутил Питу.— На третьем курсе.

Председатель обрадовался, словно у него родился

сын.

— Значит, теория у тебя в руках. Тебе, значит, практики не хватает. А мне не хватает зоотехника.

Питу с тех пор не расстается с тем самым учебником, благодаря которому сделался колхозным зоотехником, иногда заглядывает в него, произносит вслух непонятные слова, чтобы пустить пыль в глаза.

А как теперь Апчара будет оправдываться перед Чокой?

Впервые Апчара хлестнула лошадь так же больно, как прежний пьяница-водовоз. Шагди не поверила, что хозяйка хочет ехать в такую погоду, и, прежде чем тронуться, оглянулась назад. Тогда Апчара ударила кнутом еще раз.

Град по таратайке бил гулко и громко. Апчара вытащила из-под себя войлок и накрылась им. Лошадь металась от ударов града, мотала головой, вздрагивала. Но всякий раз, когда хотела оглянуться, усомнившись в действиях Апчары, получала удар хлыстом, и был этот удар больнее града.

Горы гудели, как барабан. На могучий зов дождя и града они отозвались бесчисленными потоками воды, ревущими, грохочущими, сдвигающими тяжелые камни.

Но впереди и вверху, откуда летели рваные облака, внезапно сверкнуло солнце. Небо так же быстро, как и потемнело полчаса назад, очищалось и становилось сияюще-синим. Град больше не барабанил и не стучал, он только шуршал под колесами и под копытами лошади. Воздуха, промытого ливнем, словно не было. Отдаленные склоны гор приблизились. Явственно и резко, как под увеличительным стеклом, различалась каждая складочка на них. Снежные шапки ослепительно горели, но по краям на них лежала голубая тень, и они как бы отливали небесной голубизной, как бы плавали и таяли в ней.

Молния полыхала ниже по течению Чопрака, в стороне от аула. Там теперь гуляет и бесчинствует грохочущая масса дождя и града. На мгновение перед глазами Апчары возник сад в молодых листочках. Видно, на этот раз не сбудется предсказание Хабибы, не будет большого урожая.

Впереди у подножия горы показались приземистые длинные коровники. Рядом — домик, в котором живут доярки. Шагди еще прибавила шагу, словно стараясь доказать, что недаром она несет гордую кличку коня из кабардинской легенды.

Хабиба любит говорить, что беда идет дорогой предчувствий. Еще издали увидела Апчара, как доярки суматошно бегают вдоль берега, там, где недавно был телятник. Девушки беспорядочно кричат. Апчара не может разобрать, что они кричат, но, наверно, зовут на помощь. Мокрых телят они таскают к своему домику. Апчара спрыгнула с тележки, побежала к ним.

— Что случилось? Что случилось? — кричала сна.

Но и так было видно, что случилось.

Бледная и мокрая Азиза но пояс стоит в ледяной воде. Она вылавливает из потока беспомощных телят и толкает их к дояркам, стоящим на берегу. В хлевах беснуются и ревут коровы, чуящие беду. Продрогшие телята жалобно отвечают им.

Увидев Апчару, девушки наперебой затараторили, но слушать их было некогда. Апчара полезла в поток помогать Азизе. Она подала руку посиневшей, от холода подруге, но одна беда накликала другую — Азиза уронила теленка, и его подхватило и понесло потоком. Азиза в ужасе выскочила на берег и побежала вниз по течению. Она видела, как теленок то всплывает, то исчезает под водой, мчащейся к Чопраку.

— Азиза, Чернушку спасай, Чернушку!— кричали девушки вслед. Побежала и Апчара. Азиза с ходу прыгнула в воду, поплыла, потом встала спиной к огромному валуну, выступавшему из воды. Это была надежная опора, но поток здесь оказался глубоким, и Азиза хлебнула воды. Апчара заметила почему-то белые градины, запутавшиеся в черных и густых волосах девушки. Азиза нацелилась и, нырнув, подняла над головой полуживого теленка.

— Утонешь, брось!— закричала Апчара, но Азиза ничего не слышала.

Апчара подхватила теленка, положила его на берег и хотела помочь Азизе выбраться из воды, но Азизы уже не было. Мелькнула ниже по течению черная головка. Девушки заголосили:

— Азиза тонет!

— Тонет, скорей!

Апчара знала, что ливневый поток вблизи делает изгиб. Она добежала до этой излучины раньше, чем туда принесло Азизу. Апчара вошла в воду, готовая броситься на помощь. Азиза все еще боролась. Она старалась зацепиться за камни, но закоченевшие пальцы не слушались. Она поняла, что уходят последние силы, темнеет в глазах, но тут сильные руки Апчары схватили ее и выволокли из воды на мокрую глину.

— Ты жива, моя сестрица? Скажи, жива, да?—Апчара плача целовала полуживую Азизу, оттаскивая ее дальше от берега, на траву. Подоспели и девушки. Апчара еще в школьном кружке медсестер научилась приемам искусственного дыхания. Теперь пригодилось. Девушки, как могли, помогали ей приводить в чувство подружку. Осторожно снимали кровь со ссадин, выжимали одежду.

Но Азиза никак не приходила в себя. Она открывала глаза, не узнавая, смотрела на подруг и снова проваливалась в темноту, перемешанную с градом, с горами, с небом, с мутным потоком и с телятами.

— Азиза, не умирай, очнись, Азиза!—повторяла Апчара. Она стояла около нее на коленях, не чувствуя, как градины впивались в порозовевшую кожу. Равномерно она откидывала руки Азизы на затылок, а потом снова прижимала их к груди.

— Ты не должна... Азиза, очнись, погляди на меня... ты не должна!

Когда Азиза открыла на минуту глаза и что-то невнятно прошептала, подруги поняли это как спасение и потащили больную в дом, чтобы уложить в теплую постель.

В избушке было полно телят. Они лежали на полу, укрытые одеялами, а то и на койках доярок. Жалобным мычанием они звали своих матерей и просили теплого молока. Только Чернушка, из-за которой едва не погибла Азиза, лежала в углу, не подавая признаков жизни.

Азизу раздели. Апчара достала из своего сундучка сухое белье и кое-как натянула его на «утопленницу». Азизу уложили в постель и накрыли одеялами. Достали и таблетки от простуды, но никак не могли добиться, чтобы Азиза проглотила их.

Оставив двух девушек у постели больной, Апчара побежала к телятнику. По дороге она увидела, что так и не распрягла свою лошадь. Шагди дремала, грея на солнышке свою побитую градом спину. Из глубины ущелья слышался неукротимый торжествующий рев Чопра-ка, дорвавшегося до тех валунов, которые не в силах был сдвинуть с места в обычное время, а теперь ворочал и кувыркал, как хотел, катил их вниз, и подводный грохот камней глухо отдавался в ушах, прежде чем смешаться с шумом самой воды.

Доярки вытащили последнего теленка, когда полуостровок совсем уже залило водой. Теперь предстояло спасать телят от простуды. Пока у девушек было дело, пока они таскали телят от воды к избушке, у них была и энергия, а теперь они совсем растерялись и расхныкались. Они столпились вокруг Апчары, словно она сейчас одна снимет все заботы. Апчара, и верно, взяла себя в руки.

— Ну, чего разревелись? Приберегите слезы на черный день.

— Ты сама плачешь.

— У меня слезы от ветра. Девочки, сестры мои, нам и поплакать времени нет. Надо спасать телят. Они простудятся и подохнут. На Питу надежды нет. Он приедет завтра, а может, и послезавтра. Его разве найдешь, когда надо? Да и какой от него толк? Дневной надой — весь телятам! Напоим досыта всех телят парным молоком...

— А как же план? Молоко для фронта?

— Это — моя забота. Сама поеду в штаб, объясню. Пусть снимут меня с работы, но телят надо спасти.

Коровы волновались. Они собрались вокруг дома на жалобное мычанье телят. Девушки расхватали подойники, и ударили, зазвенели о пустые ведра упругие молочные струи.

Между тем Азизе становилось все хуже. Она металась в жару, хотя девушки то и дело клали ей на лоб холодный компресс. Казалось, в избушке душно именно от этого жара.

«Если к утру не полегчает, отправим в больницу»,— решила про себя Апчара. Но и к утру легче не стало. Жар как будто даже усилился. Азиза начала бредить, дышала она прерывисто и часто, на лбу у нее выступил холодный пот.

И тут показался на своем коне зоотехник Питу. Девушки еще издали узнали его. Да и как не узнать, если

Ео всей Чопракской долине нет второго такого всадника. Его горб выглядит так, словно под рубашкой на спине этот горемыка косит хорошую тыкву. Обычно доярки не обращали никакого внимания на приезд «начальства», даже старались подальше держаться от горбуна и от его «горбатых» шуток, но сейчас бросились ему навстречу. Зоотехник держался важно. Свой горб он носил как охранную грамоту, избавившую его от призыва в армию и теперь гарантирующую безмятежную жизнь среди этих красавиц в Долине белых ягнят.

Увидев, что девушки дружно бег'ут навстречу, Питу самодовольно ухмыльнулся. Наконец-то дошло до них, что хорошему жениху горб не помеха. Все бегут, только выбирай. На первом месте, конечно, Апчара. У нее, правда, есть Чока Мутаев. Но кто знает, долго ли ему ходить в пиджаке. Последних парней забирают на фронт. Дойдет очередь и до Чоки.

Апчара оказалась первой среди бегущих.

— С фронтовым приветом,— козырнул Питу,— всеобщий салам!

Но девушкам было не до шуток.

— Клянусь, никогда ты не появлялся так кстати, как сегодня. Аптечка с тобой?

— А что случилось? Не подрались ли вы из-за меня? И кто, интересно, одержал верх, кому я достался?— Питу не слезал с коня. Он всегда делал так, потому что снова садиться в седло ему было нелегко. Он не вскакивал на коня легким прыжком, едва коснувшись стремени, как это делают настоящие джигиты, но карабкался, как паук, хватая лошадь за загривок.— Апчара, не тебе ли я понадобился?

— Ты нужен не мне, Азизе...

— Азизе?! Ничего не выйдет. Я за дружбу народов, но к языкам наклонностей не имею. Чтоб с тещей объясняться, надо выучить и абазинский язык. А дети? О них вы не подумали. С мамой на одном языке говори, с папой на другом. Потом подрастут, пойдут в школу — переходи на русский язык. Нет, это не для меня.

— Тебе самому придется выучить русский язык, чтобы ответить перед Советской властью! Слезай с коня! Там Азиза умирает!

Питу растерялся. Он только что собирался достать из полевой сумки готовые бланки на списание падежа и

ехать дальше, а тут, видимо, придется на виду у всех сползать с коня.

— А что — заболела?

— Тонула.

Наперебой девушки рассказали все, как было.

Питу нехотя зашел в дом. Увидев на полу телят, прикрытых одеялами, подушками или просто войлоком, чуть не рассмеялся. Перешагивая через них, подобрался к кровати Азизы. Девушка лежала в забытьи и, казалось, уже не дышала. Питу потрогал мокрый лоб девушки и изрек:

— В больницу. Срочно в больницу.

Да, напрасно Апчара ожидала от Питу помощи. В болезнях людей зоотехник разбирался не больше, чем в любой другой науке.

Апчара не хотела отпускать зоотехника ни с чем.

— Уколы бы сделать телятам.

Но у Питу, конечно, не оказалось ни шприца, ни нужных ампул. Он отвел в сторону Апчару и с видом строжайшей тайны вручил пакет с сургучной печатью.

— Вскрывать имеешь право только ты,— строго сказал зоотехник.— И вот тебе на всякий случай еще пачка готовых актов с подписью и печатью правления колхоза. Будешь списывать павшее поголовье.

Кое-как вскарабкавшись на коня, Питу уехал. Надеяться больше было не на кого.

ЦЕЛЕБНЫЕ ТРАВЫ

В пакете, который с таким важным и таинственным видом вручил Апчаре зоотехник, содержалась новая директива: «Немедленно организовать сбор лекарственных трав, используя для этой цели школьников, тимуровские команды во главе с преподавателями ботаники». Апчара ничего не понимала в лекарственных травах, но ее успокаивало то, что Ирина Федоровна кончила медицинский техникум и наверняка знает лекарственные травы лучше, чем преподаватель ботаники. Объявив в школе сбор тимуровских команд, Апчара поехала к Ирине. Договорились, что Ирина придет в аул, оставит Даночку Хабибе, а сама пойдет с ребятами в горы, на альпийские луга.

Хабиба с утра заняла место у ворот и, едва Ирина и Даночка показались из-за поворота, на всю улицу запричитала, путая русские слова с кабардинскими:

— Внученька моя, чтобы я стала тебе мягкой пеленкой, иди ко мне. Аллах, пошли моей внучке райских птиц. Да сохранит он вас на радость сыну...

Хабиба хотела еще что-то сказать, но ей не хватило русских слов. Она перешла на восклицания, на ахи и охи, на лепетание.

— А тю-тю-тю, птенчик мой, а лю-лю-лю, чернокрылая ласточка моя, свет моих глаз!..

Ирина прибавила шагу, а Даночка и так бежала впереди нее, торопясь к бабушке. Она уже привыкла к ее восклицаниям, хотя и не понимала слов. Однажды даже спросила: «Мама, почему бабушка говорит непонятно?!» Ирина ответила: «Потому что она говорит не по-русски».

Теперь, чтобы наговориться вволю, сноха и свекровь пустили в ход весь запас своих слов. Хабиба знала столько же русских слов, сколько Ирина знала кабардинских. Обе они выписывали руками замысловатые фигуры и знаки и — казалось им — прекрасно понимали друг дружку. По кабардинскому обычаю они троекратно, торжественно обнялись.

Даночка между тем пустилась по двору, гоняясь за цыплятами. Она падала, поднималась и вновь старалась поймать пухленьких светло-желтых цыплят. Наседка, защищая своих детенышей, налетала на Даночку и даже больно клюнула. На помощь перепугавшейся внучке прибежала бабушка с хворостинкой. В доме Даночку ждало особое угощенье — каймак. Хабиба еще вчера вечером кипятила молоко, а пенку с остывающего молока намотала на самшитовую ложку и поставила сушить.

Альбиян очень любил каймак. Бабушка хотела, чтобы и внучке понравилось это лакомство. Теперь, когда появилась корова, Хабиба целыми днями возится с молоком: сбивает масло, варит сыр, на зиму задумала поставить кадушку кундапсо — особой простокваши, которая сохраняется месяцами.

Рано утром, когда Даночка еще спала, у ворот раздалась песня тимуровцев. Их вел директор школы Василий Захарович, старый и больной человек. И он откликнулся на призыв Апчары, вчерашней своей ученицы.

На земле, в небесах и на море Наш напев и могуч и суров...

Василий Захарович не знал, когда и с кем разучили ребята эту песню. Наверно, переняли у курсантов пехотного училища. Те распевали ее каждый раз, когда шли на занятия за кирпичный завод. Не все слова русской песни были понятны ребятам, но они знали, что это — военная песня, и воображали себя настоящими воинами. Поэтому громко, как могли, приподнято, повторяли:

Если завтра война, если завтра в поход,

Будь сегодня к походу готов!

Сбор лекарственных трав был для них первым военным походом. Если они о чем-нибудь и могли сейчас мечтать, то о бравом, боевом командире, таком, как Альбиян. То, что их поведет в горы, в Долину белых ягнят, на боевое тимуровское задание сноха Хабибы, слегка омрачало воинственное настроение. Но кто знает, может быть, она умеет подавать команды не хуже самого Альбияна.

Василий Захарович тоже русский, но он живет здесь уже давно, когда не было еще и самих этих ребят. Он не раз рассказывал ученикам о Долине белых ягнят, и теперь она в воображении ребят рисовалась вся в сочной зелени и ярких цветах, среди которых носится множество белых ягняток. Подходи и лови любого ягненка. Ягнята там никогда не болеют, травы же лекарственные! Но теперь ягнятам придется поделиться и уступить часть целебных трав для раненных на фронте бойцов. Но ничего, ребята оставят в долине достаточно травы, чтобы белые ягнята не заболели.

По совету старого учителя каждый тимуровец привязал к своему поясу большую кружку. Посудой наши герои запаслись не ради походных тягот. Травы придется искать вблизи молочнотоварной фермы. Надеялись, что угостит Апчара парным молоком. Конечно, вместо этих нелепых кружек хорошо бы надеть на пояс патронную сумку, а еще лучше гранату, но что сделаешь, это же первое задание. Может быть, дальше дело дойдет и до гранат.

Василий Захарович и сам пошел бы с ребятами, но старость и слабость не пустили его дальше ворот Хабибы. Присел на скамеечку, оперся руками на палку,

Назад Дальше