В лодке становилось все холоднее. Теперь уже все моряки поверх комбинезонов надели куртки, а вместо молодцеватых пилоток — шапки.
Настроение личного состава пока не вызывало никакого беспокойства. Люди готовили корабль к бою и взрыву энергично, то тут, то там высказывались самые различные, порой самые фантастические предложения о том, как выйти из создавшегося положения, которое командир с полным основанием охарактеризовал критическим.
— Надо идти в ближайший фиорд, — говорил рулевой Максименко. — Там наверняка найдется склад горючего. Мы его захватываем и — были таковы.
У электрика Сергеева своя идея:
— Хорошо бы сейчас встретить этакую здоровую транспортину, вроде тех, что мы долбанули. Встретить и дать им сигнал: «Прыгай в шлюпки к чертовой бабушке, пока живы». А сами берем пароход в плен, лодку на буксир и айда в базу!
А в пятом отсеке подходили к делу реалистически. Инженер-механик Большаков, мотористы Новак, Чернавцев, Горожанкин, Мацура, Данилов сидели у холодных дизелей и думали, чем бы из наличных запасов заменить топливо. Получалось, что, кроме машинного масла, нечем.
Кому первому пришла такая мысль, не удалось установить. Говорили, что первого она осенила Михаила Горожанина. Это вполне возможно, потому что был он человеком необычайного ума и мотористом отменным.
Родился и вырос Миша в Красногорском районе, Московской области. Там он работал на механическом заводе слесарем-сборщиком, был активным общественником и хорошим спортсменом. Комсомольцы цеха не раз избирали его своим вожаком, а рабочие предприятия — председателем добровольного спортивного общества «Труд». На этом заводе более тридцати лет проработал его отец Александр Захарович. Здесь же трудились мать Евдокия Дмитриевна, младший брат Николай и сестра Клавдия.
На службе Михаил стал отличным мотористом, по слуху определял ту или иную неисправность дизелей. Особенно хорошо он знал дизель и старательно ухаживал за ним. Матросы часто шутили:
— Дизель для Горожанкина что жена.
В походе наши койки находились рядом. Ночью проснешься, а постель Михаила пуста. Утром опять раздаются соленые морские шутки:
— Сегодня Горожанкин опять к «жене» в самоволку ходил.
Среди членов экипажа Михаил выделялся еще инициативой, изобретательностью, и поэтому пользовался непререкаемым авторитетом. Когда на лодке спрашивали молодых матросов, с кого бы они хотели брать пример в службе, то всегда можно было слышать один ответ:
— С Миши Горожанкина.
Скромный человек, Горожанкин ни единым словом не обмолвился, что выход из создавшегося положения он первым нашел. Да и не до выяснения авторства было тогда. Важно, что идея насчет использования масла в качестве топлива овладела всеми мотористами, трюмными, электриками. Но осуществить ее оказалось совсем не просто, потому что никто не знал, как добиться, чтобы масло сгорало в дизеле. Неизвестно было также, какая у него точка вспышки, как снизить его большую вязкость.
Старшина 2-й статьи Алексей Чернавцев
Старшина 2-й статьи Чернавцев предложил машинное масло разбавить керосином, имевшимся для зарядки торпед. Его поддержали Николай Лысенко, Александр Горячев, Георгий Данилов. Инженер-механик лодки Большаков ухватился за эту идею. Правда, надо искать неведомые пропорции смеси масла и керосина. Но это уже полбеды: важно, что появилась обнадеживающая перспектива, достойная внимания.
Краснофлотец Николай Лысенко
Дизельный отсек превратился в своеобразный научно-исследовательский центр. Мотористы Лысенко, Новак, Данилов и трюмный Маслюк рылись в учебниках, выуживая всякие сведения о масле и керосине. Парфентьев, Горячев и Вангатов что-то подсчитывали, чертили, спорили. Положение, правда, осложнялось тем, что в условиях похода определить точку вспышки полученной смеси масла с керосином было, по существу, невозможно. Для проведения же экспериментов не было ни условий, ни времени. Морякам оставалось полагаться на профессиональную интуицию.
Первая попытка запустить двигатель не увенчалась успехом. Смесь была составлена в таких пропорциях, что вспышки не получилось, двигатель фыркнул и замолчал.
«Щука» по-прежнему дрейфовала. Как ни старался рулевой Харитонов поставить и удержать ее носом против волны, пятибалльный ветер все равно сносил лодку к берегу. Верхнюю палубу и боевую рубку все время окатывало волной, и корпус корабля, орудия и антенны покрывались льдом. Вахтенный офицер время от времени вызывал наверх трюмных или торпедистов для обколки льда.
Положение корабля продолжало оставаться отчаянным. Несмотря на это, подводники вели себя мужественно, в экипаже не было ни одного человека, склонного к унынию, все были способны, если потребуется, проявить в последней схватке с врагом присущие им великолепные боевые и моральные качества.
Особенно хорошо держались мотористы. Их не обескуражила ни первая, ни вторая неудача в приготовлении топлива для дизелей, и они продолжали самозабвенно колдовать, смешивая в различных пропорциях масло и керосин. И если бы керосина было достаточно, они наверняка давно добились бы своего. Но его осталось всего около двадцати килограммов, и мотористам приходилось дорожить каждой каплей. И все же они не теряли надежды дать лодке ход, чтобы она могла уйти из-под носа противника.
Оптимизм мотористов, их уверенность в успехе передавались остальным членам экипажа. Были, конечно, и такие факторы, которые отрицательно влияли на психику людей. Главный из них — бездеятельность. Механизмы на лодке давно замерли, и поэтому люди лишились обычного дела, требовавшего от них активности и физического напряжения.
Влияние этого фактора несомненно давало о себе знать. Постоянно находясь то в одном, то в другом помещении лодки, мы с комиссаром видели, что в настроении и поведении личного состава, за исключением мотористов, стали появляться некоторые перемены. Если раньше даже в самой тяжелой походной обстановке все свободные от вахт либо читали, либо спали, то теперь одни лежали на койках с открытыми глазами, а другие просто не знали, куда себя деть. В такой обстановке люди, конечно же, вольно или невольно думали о том, что если мотористы еще долго не смогут обеспечить дизеля топливом, то всех ждет последний бой, после которого оставшиеся в живых будут вынуждены взорвать лодку, а стало быть, и себя.
От кого-то из своих наставников я слышал, что на людей, оказавшихся в подобной обстановке, положительно влияет напоминание похожих историй со счастливым концом. Одну такую историю я и решил рассказать краснофлотцам и старшинам первого и второго отсека. Это было тем более уместно, что правдоподобность ее многим из них была известна.
Речь шла вот о чем. Несколько месяцев назад, казалось бы, тоже в безвыходном положении оказалась подводная лодка «М-171», которой командовал старший лейтенант Валентин Стариков. Случилось это после пятидневных безрезультатных поисков противника в открытом море. Стариков принял тогда необычайно дерзкое решение: прорваться в порт Петсамо и там нанести удар по врагу.
В подводном положении лодка форсировала минное поле, незаметно прошла в гавань. Командир поднял перископ, стал рассматривать порт. Перед его глазами сначала проходил каменистый берег гавани, затем пустой причал. Наконец он увидел то, что искал: у западного причала под погрузкой стояли два транспорта.
«Малютка» выстрелила в каждый транспорт по одной торпеде и, погрузившись на глубину, развернулась к выходу. Через минуту с небольшим в отсеках услышали два взрыва. Как потом оказалось, обе торпеды попали в цель. Лодка шла к выходу, не имея преследования. Кое-кто уже начал подшучивать над противником. Напряжение у людей спадало. И вдруг «малютка» с дифферентом на корму начала всплывать.
— Боцман, в чем дело?
— Лодка не слушается рулей!
Стало ясно, что впереди противолодочная сеть.
Какие только попытки не предпринимал Стариков, чтобы выбраться из ловушки! Пробовал пробить сеть с полного хода — не удалось, потом он попытался поднырнуть под нее, но лодка даже на предельной глубине погружения все равно уперлась в сеть. Не смогли подводники и обойти ее сбоку. Все тщетно. Оставалось либо задохнуться в лодке, либо всплывать под огонь вражеских кораблей и береговых батарей, чтобы предпринять последнюю попытку прорваться в море или с честью погибнуть в открытом бою.
Советские подводники выбрали последнее. Инженер-механик Смычков встал со связкой гранат у открытого артпогреба, на случай если фашисты попытаются захватить корабль. Лодка медленно подошла к сети, с дифферентом на корму подвсплыла на перископную глубину. Дан толчок вперед электромотором. «Малютка» навалилась носом на верхнюю кромку сети, видимо, чуть притопила ее своей тяжестью, и все в лодке услышали под днищем скрежет, уходящий за корму. Это была победа. Так «М-171» благодаря смелости и мастерству командира, а также дружным усилиям своего маленького экипажа вышла из, казалось бы, совсем безнадежного положения.
Напоминание этого поистине легендарного подвига экипажа «малютки» на какое-то время отвлекло людей от невеселых дум. Послышались возгласы:
— Мы тоже выберемся из беды!
— Наш командир тоже не оплошает!
— Надеемся на мотористов, они сделают все, что в их силах.
Однако этого заряда бодрости хватило ненадолго, люди опять стали скучать. Посоветовавшись между собой, мы пошли к командиру, который в тот день почти все время находился в отсеке мотористов.
Долгополов доложил ему, что людей удручает безделье, что их чем-то надо занять.
— А что, наблюдение верное. И предложение дельное. Пусть Сорокин организует полный аврал. — Отдавая это распоряжение, Николай Гурьевич добавил: — Передайте личному составу, чтобы на лодке все блестело, как перед смотром.
Через несколько минут тонус корабельной жизни изменился к лучшему. Как и в обычных условиях, все люди были заняты делом, энергично наводили на корабле образцовый флотский порядок.
А мотористы тем временем продолжали поиски оптимального состава самодельного топлива. Усталые, они готовились к очередной пробе. Смесь сделали пожиже, добавили больше керосину, налили ее в расходный бачок. Стали все по местам. Большаков скомандовал:
— Пошел дизель!
На этот раз дизель и в самом деле пошел. Правда, ненадолго, вхолостую, при отключенной муфте, но ведь пошел же! Значит, смесь составлена правильно.
Пришлось немало еще потрудиться, прежде чем лодка получила ход. Дело в том, что масляная цистерна не была связана с топливной магистралью. А ведь масло нужно было подавать к дизелю. Новую магистраль в условиях похода не протянешь. Оставался единственный выход: заливать масло в расходный бачок ведрами, то есть вручную. Потом еще пришлось разбирать, чистить и подгонять фильтры высокого давления.
Наконец все готово к решающей проверке качества топлива. У дверей переборок дизельного отсека толпились подводники из других боевых частей и групп. Они молча наблюдали за каждым движением мотористов и вместе с ними переживали удачи и неудачи. Затаив дыхание следили друзья за последним приготовлением. В отсек опять прибыл командир лодки капитан-лейтенант Столбов. Инженер-механик Большаков, волнуясь, крикнул в переговорную трубку:
— В шестом!
— Есть, в шестом! — отозвался Акинин.
— Включить главные электромоторы для проворачивания дизелей!
Отсек наполнился знакомым посвистыванием открытых индикаторных клапанов. Дизель провернулся и смазался. Новак быстро закрыл индикаторные клапана и включил насос на работу. Все замерли: остановится или нет. Не остановился! А двигатель набирал обороты, вращая гребной винт.
Лодка медленно пошла вперед. Кто-то крикнул «ура». Его подхватили все. Казалось, ликованию подводников не будет конца. Они обнимались и целовались.
«Щ-402» легла на курс ост.
Троекратный салют
«Четыреста вторая» продолжала плавание. Основная роль в этом принадлежала Мише Горожанину и Алексею Чернавцеву, которые под руководством инженер-механика старательно составляли топливную смесь, расходуя по пол-литра керосина на ведро масла. Подводники с повеселевшими липами прислушивались к мерному рокоту дизеля. В отсеках вновь появилось нормальное освещение. Кок Антонов включил электрическую плиту на камбузе, и у него там уже что-то жарилось и кипело.
Вахту у штурвала вертикального руля почти беспрерывно нес краснофлотец Марченко. Выбор на него пал не случайно. Дело в том, что на малом ходу, да еще в штормовую погоду, корабль плохо слушается руля. Его все время отклоняет от курса, и путь его выглядит не прямой, а довольно-таки извилистой линией. В результате как бы увеличивается расстояние и больше расходуется топлива. А для «четыреста второй» не было ничего важнее, чем экономия топлива. И уйти надо было как можно дальше от того места, где она потеряла ход. Тут-то и потребовался самый искусный рулевой, который мог бы в этих трудных условиях провести корабль как по ниточке. Таким и был краснофлотец Иван Марченко, лучший рулевой-вертикальщик на «Щ-402».
Марченко пришел на лодку вестовым. Он прославился тем, что носил на одной руке по восемь тарелок, до краев наполненных горячим борщом или супом. А однажды, проходя по отсеку с подносом, оступился и упал в трюм. Но поднос удержал, в связи с чем слава его возросла еще больше.
И все-таки Марченко не хотел оставаться вестовым. Он все время настойчиво стремился стать рулевым. Ему охотно шли навстречу. Лучшие специалисты во внеурочное время учили Ивана искусству точно выдерживать курс корабля. И вскоре ученик ни в чем не стал уступать учителям. В конце концов командир удовлетворил просьбу вестового, лично принял у него экзамен и допустил к самостоятельной вахте. Отличный получился рулевой! Точнее его никто не держал лодку на курсе, о чем свидетельствовала беспристрастная лента курсографа. На его вахте перо чертило на ленте самую ровную линию.
В этом тяжелейшем походе Марченко проявил изумительное мастерство и огромное мужество. Он чувствовал рули лодки так, будто они были продолжением его рук и, предугадывая удар волны, заранее отводил руль, не давая кораблю отклониться от заданного курса. И так час за часом. Когда он уже совсем синел от холода, командир приказывал ему смениться и идти вниз отогреваться. Посидев немного в помещении, он опять выходил на мостик. Так нес он ходовую вахту, почти двое суток без сна.
Так же беззаветно и мужественно действовали во время этого перехода, впрочем, как и в период всего похода, все члены экипажа «Щ-402». Многие из них были уже названы выше при описании различных перипетий. Из числа особенно отличившихся необходимо назвать еще хотя бы несколько человек — старшину трюмной группы мичмана сверхсрочной службы Сергея Дмитриевича Кукушкина, трюмного старшего матроса Михаила Никитина, моториста Николая Лысенко, комендора заместителя секретаря комсомольской организации Павла Сосунова, торпедиста Александра Злоказова, рулевого Якова Вараксина, радиста Льва Розанова. Каждый из них был бесстрашным и находчивым, самоотверженно выполнял свой долг.
Краснофлотец Михаил Никитин (слева) и заместитель секретаря комсомольской организации старший матрос Павел Сосунов
На протяжении всего двухсуточного перехода от Нордкапа очень напряженная обстановка царила в центральном посту. Если большинство краснофлотцев и старшин уже уверовали в работу движителя, то командир был далек от такого оптимизма. Оснований для тревог и сомнений имелось у него больше чем достаточно.
Еще в самом начале перехода от Нордкапа Николай Гурьевич поручил Большакову рассчитать, хватит ли самодельного топлива, для того чтобы лодка смогла дойти до ближайшего района побережья, на котором находятся советские войска. Доклад был обнадеживающим.