Бирдекели получили распространение в Европе XIX-го века. В то время наиболее состоятельные граждане могли себе позволить пивные кружки с оловянной или даже серебряной крышкой, которая предназначалась для защиты напитка от насекомых, листьев и других воздействий внешней среды. Менее богатым посетителям пиво подавалось в обычных кружках с фетровым ковриком, который служил крышкой при употреблении пива на открытом воздухе. В помещении фетровый коврик подкладывали под кружку для впитывания излишней пены и пролитого пива. Фетр — материал достаточно жёсткий, чтобы прикрыть кружку. Фетровые коврики были многоразовыми, их стирали, сушили и снова выдавали посетителям.
Бирдекель в его сегодняшней форме — изобретение из Саксонии. Роберт Шпут из Дрездена ещё в 1892-м году получил патент на процесс изготовления подставки для пива. Он наливал жидкую смесь из бумаги в формы и сушил их за ночь. Хорошо всасывающие и гигиеничные одноразовые картонные бирдекели быстро распространялись и вытеснили ранее распространённые подставки из фетра. По этой технологии подставки в дальнейшем и делали из бумажной массы. Её заливали в круглые формочки и оставляли там до тех пор, пока масса не подсыхала, приобретая вид монолитной пластинки. Позже бирдекели стали изготавливать на машинах из бесконечной картонной полосы, которая затем разрезается на листы необходимого формата или скатывается в рулоны.
Когда впервые стали наносить на бирдекели разные изображения, то делали это сначала поштучно на каждой подставке после её вырубки. Такая технология существовала вплоть до 1920-х годов. До этого же времени печать на бирдекелях была однокрасочной. В 1970-х на бирдекелях применили офсетную печать; стало возможным отпечатывать сначала целые листы, а потом вырубать из них подставки.
Хозяин приносит бирдекели клиенту вместе с пивом. Гриша тоже, как и другие хозяева пивных заведений или кафе обычно делал на бирдекелях расчеты, но только тогда, когда заказывалось кроме пива ещё что-либо. Если же заказывалось только пиво, то считать было нечего. Если заказывали две кружки пива, то он подавал и два бирдекеля, и по этим картонкам мог легко определить, кто и сколько пива у него заказал. Запоминанием он себя не утруждал. Ведь когда в гасштетте много посетителей, то не так-то просто запомнить, сколько пива ты отпустил тому или иному клиенту.
Теперь Андрей всё понял — одесситы, выбрав момент, подсунули немцу лишнюю бирдекель. Эти картонки можно было попросить у хозяина заведения совершенно новые, например, для коллекции или забрать с собой те, что подали тебе вместе с бокалом пива. А коллекционировали их многие, они были довольно красочными и необычными для союзных ценителей пива. Андрей и сам привёз с собой в Полтаву несколько разных таких бирдекелей — показать друзьям. Теперь стали понятны и пререкания клиента с Гришей. Дело было, конечно, не в цене за лишнюю кружку пива — стоила та порядка 1-й марки. Дело было в принципе — ни один из немцев не хотел уступать, думая, что другой его обманывает. Вот такими были шуточки всегда готовых на выдумку одесситов.
Когда Андрей вместе с Александровым возвращался в городок, тот вдруг сказал:
— А красиво твои одесситы купли немца. Поделом ему.
— А тебе чем этот немец насолил? — удивился Морозевич.
— Не он сам, но многие из них. Корчат из себя, чёрт знает кого, а нас обзывают русскими свиньями.
— Но таких не так уж и много.
— Много-не много, а есть. Но, ничего, я одного в Киеве опустил с небес на землю.
— В Киеве? И как же это?
И Александров рассказал своему тёзке свою историю. В один из вечеров, пребывая в отпуске, он решил со своим другом посидеть в ресторане. Посидели они нормально, выпили немного, кушали, много беседовали — в общем, приятно отдыхали. В это же время в ресторане находилась и небольшая группа немецких туристов — из ГДР или ФРГ друзья не поняли. Под конец своего пребывания в ресторане Андрей вышел в туалет. Туда же зашла пара немецких туристов, и один из них издал неприличный звук. Андрей тут же повернулся к немцу и громко, на весь туалет произнёс: "Дойче швайн!". Немец покраснел, подскочил к Андрею и стал что-то доказывать, из чего было понятно лишь одно слово: "Toilette, toilette!". Немец был ниже ростом Андрея, а тот презрительно глядя на него сверху, спокойно повторил: "А я говорю, что ты немецкая свинья!". Неизвестно чем бы закончился этот эпизод, если бы от Александрова этого немца не оттащил его приятель и не увёл с собой.
— Но, ты знаешь, — сказал Александров, — я тогда получил такое моральное удовлетворение. Пусть знает! Не всё же только им оскорблять нас в своих магазинах и на улицах.
Вот таким любопытным оказался первый после приезда Морозевича его поход в гасштетт.
Далее Андрей, не откладывая дела в долгий ящик (да и пока не было особой работы), решил отвезти купленный ими магнитофон в Зальцведель и попытаться сдать его в комиссионный магазин. Решил он это сделать в ближайшую пятницу. Он не знал точно, работают ли в Зальцведеле по субботам комиссионки, а потому решил не рисковать. Он договорился с Николаем, что тот подстрахует его, хотя сейчас вряд ли он кому понадобится. А вот уже где-то на следующей неделе, по предварительным подсчётам должен вернуться из отпуска Лукшин. Андрей решил утром побыть с утра пару часов на работе, а уже потом уехать. Если всё сложится удачно, то во второй половине дня он вернётся в городок. Изучив расписание движения поездов на Зальцведель, он удостоверился, что это вполне возможно. Пообедает он потом или, при наличии времени, в том же Зальцведеле.
— Мы вдвоём поедем? — спросила накануне Андрея жена. — Мне ведь тоже интересно посмотреть новый город. Я же кроме Стендаля, пока что больше нигде и не была.
— А Вюнсдорф, а Лейпциг?
— Ой, за Лейпциг я совсем забыла. Но то была плановая экскурсия, а это мы сами по себе. А что касается Вюнсдорфа, то какой же это немецкий город? Это самый что ни на есть наш город. Да, многие строения немецкие, но немцев то там нет, да и порядки полностью наши. Побывать в Вюнсдорфе — это то же самое, что побывать в Стендале в городке "Дивизия".
— Ну, немцы в Вюнсдорфе, насколько я знаю, тоже проживают, хотя и мало. Но, в целом, ты права. Однако знаешь, Лера, я всё-таки поеду в Зальцведель один, по крайней мере, в первый раз. Мы не знаем городка, нужно искать комиссионку, тащиться с магнитофоном. В общем, не хочется мелькать и привлекать к себе внимание. Не то точно обратим на себя лишнее внимание у немцев. Кроме того, тебе нужно отпрашиваться с работы. Начнутся расспросы — куда? зачем? Вот если всё пройдёт удачно, тогда забирать деньги мы обязательно поедем вдвоём. Мы тогда сойдём за простых туристов.
Лера, поразмыслив, согласилась с доводами мужа. Андрей же начал готовится в дорогу. Он первым делом завернул немалую коробку с магнитофоном в бумагу и надёжно перевязал бечёвкой — не хотелось, чтобы яркая коробка привлекала внимание. Выехал Андрей в Зальцведель в 10:30 и где-то через час он уже был на месте. Не сразу, но Андрей всё же разыскал указанный ему ребятами магазин. Он зашёл в него и к нему тот час подошёл хозяин магазина, среднего возраста приятной наружности немец. Поняв, что Андрей советский гражданин и хочет что-то сдать, он подвёл того к небольшому столику и сказал: "Bitte".
Андрей положил коробку с магнитофоном на столик и начал её распаковывать. Хозяин с большой заинтересованностью ожидал окончания этого процесса. Когда его взору предстал последней марки магнитофон, он удовлетворенно потёр руки и радостно воскликнул: "O! Gut, gut!". Затем он начал довольно дотошно проверять магнитофон, и нужно отдать ему должное — делал он это довольно профессионально. В целом он остался доволен работой этого музыкального прибора и сказал, что примет его. Он начал теперь сам аккуратно упаковывать магнитофон в коробку, уже, естественно, без бумаги. Затем он спросил Андрея на немецком языке, сколько тот просит за него, и попытался повторить этот же вопрос по-русски.
Андрей продумал ответ на этот вопрос ещё заранее. Он назвал несколько завышенную цену. Немец, раздумывая, покачал головой и ответил: "Nein", а затем предложил свою цену. Теперь видимость раздумья изобразил Морозевич. Именно видимость, потому что указанная хозяином магазина цена его вполне устраивала. Через полминуты он согласился с предложенной ценой — довольны при этом остались оба.
Далее Андрей начал выяснять, когда ему приехать за деньгами. Немец ответил, что через десять дней и подтвердил это пальцами на руке. Андрей прикинул, что это получается понедельник или вторник. Он не был уверен, что через неделю ему вновь удастся на полдня покинуть расположение городка в рабочее время. Поэтому он спросил хозяина, работает ли магазин в субботу. Тот ответил, что работает до 14:00. Это Андрея вполне устраивало, и он задал следующий вопрос:
— А можно приехать за деньгами 8-го октября? — это получалось через две недели.
— Ja, ja, — ответил немец.
Затем он выписал Андрею квитанцию на магнитофон, где было чётко указано (с немецкой педантичностью) название сданной вещи, её марка, дата её приёма в магазин, полагаемая владельцу сумма денег и назначенная дата их выдачи. Он расписался на квитанции (она была фирменной с указанием фамилии владельца) и вручил её Андрею.
Всё это заняло не так уж много времени, поэтому, когда Андрей вышел из магазина, он решил до отхода обратного поезда немного прогуляться по городу. Он бродил улочками этого небольшого, ничем вроде бы не примечательного, но, в общем-то, красивого старинного городка. По пути его заинтересовала витрина одного из магазинчиков — там было выставлено много детских игрушек, и некоторые из них были довольно оригинальными. Андрей решил зайти в магазин и выбрать игрушку сыну. Войдя в магазин, он поздоровался с его хозяином, который был постарше хозяина комиссионки. Тот поинтересовался, что хочет купить клиент.
— Я посмотрю и выберу, — ответил Андрей.
Долее он попытался объяснить хозяину, что не может сразу подобрать игрушку, нужно внимательно рассмотреть их. Однако тот, услышав слово "посмотрю", которое часто употребляли русские, не стал его дальше слушать. В его глазах появилась какая-то ярость, и он разразился такой бранью, которую Андрею в свой адрес до тех пор выслушивать не приходилось. Немцы практически не ругаются матом, но других ругательств у них предостаточно. За время работы в ГДР Андрей уже более-менее сносно изъяснялся на немецком языке, по крайней мере, понимал немецкий разговорный язык, хотя сам, конечно, часто отвечал на ломаном языке. Однако большую часть словоизлияний владельца магазина он прекрасно понял.
Каких только слов Андрей не наслушался от хозяина магазина, а он уже не плохо разбирался в подобных высказываниях: holzkopf (болван, дубинноголовый), scheiße (дерьмо), witzbold (дебил, идиот), armes schwein (жалкая свинья).
Но Андрей, понимая немецкие ругательства, мог частично и сам ответить ими. Но он стоял и помалкивал. В данной ситуации он мог только скрутить немцу фигу в кармане и всё. Он прекрасно понимал, что ситуация была явно не в его пользу. Скажи он что-нибудь немцу, тот мог бы вызвать полицию и наговорить ей с три короба — например, что Андрей оскорбил его или ударил, попытался украсть товар и много чего ещё. И попробуй тогда доказать, что ты не верблюд. И кому бы поверили полицейские, начни Андрей оправдываться. А наших частей в этом городе не было, и никакая советская комендатура не могла бы его вызволить. Последствия могли быть очень уж непредсказуемыми. Поэтому Андрей, молча тихонько покинул магазин.
Отойдя за квартал от этого, как он мысленно назвал его, "проклятого магазина", Андрей облегчённо вздохнул и подумал о том, что, возможно, не так уж был неправ Александров несколько дней тому назад, отзываясь о немцах. Конечно, немцы, как и русские, тоже бывают разные. Однако Морозевич не стал больше бродить по городу, а прямиком отправился на вокзал. После удачного определения магнитофона в комиссионку, сейчас настроение у него было основательно подпорчено. Он только зашёл возле вокзала в небольшое кафе и заказал себе пару сосисок с булочками, неторопливо съел их, а затем, глянув на часы, поспешил на перрон вокзала — до отхода поезда на Борстель оставалось уже немного времени.
Вернулся он в расположение гарнизона около трёх часов дня. На работе всё было нормально. Вечером Андрей рассказал Валерии о своих приключениях в Зальцведеле — и о хороших, и о плохих, искренне обрадовавшись при этом своему решению не ехать туда вместе с Лерой. Поведал он ей и рассказ Александрова об истории в ресторане (до этого он ей о ней не говорил), сравнивая эти два случая.
ГЛАВА 10. В преддверии нового сезона
С понедельника продолжились регламентные работы в котельных, на теплотрассах работы уже не проводились. Посреди недели вернулся из отпуска в расположение части уже и заместитель командира батальона по тылу. Вновь возобновились по окончанию рабочего дня планёрки, хотя они и не были сейчас продолжительными. Уже полностью освоился со своим хозяйством Виктор Карамушко. Больше всего работы сейчас оставалось у Кирзоняна, но и он обещал всё подогнать до 15 октября.
А в средине следующей недели Морозевич узнал, что Кирзонян начал показывать своё истинное лицо. Выяснилось это случайно. В более-менее свободное время Андрей беседовал в мастерской с Николаем Кравченко о том, о сём. Речь при этом зашла и о доме? 3, где сейчас Григорий с солдатами заканчивал ремонты. Теплотехники вспомнили свои работы в доме, трубы, радиаторы и прочее.
— А вы знаете, — спросил Андрея Николай, — что Кирзонян загнал наши радиаторы?
— Какие наши радиаторы? — не понял Морозевич.
— Те, что мы вырезали в этом доме, старые. Я совсем забыл вам об этом рассказать.
— И куда же он их загнал как?
— Продал немцам на металлолом, а денежки, естественно, положил себе в карман, и не малые, вероятно, радиаторов то много было.
— Да ты что!? Не может такого быть.
— Ещё как может. Об этом в батальоне никто, вероятно, не знает, из руководства я имею в виду. Кирзонял выбрал момент, когда и вы, и Лукшин были в отпуске, и провернул эту операцию.
— А как же он их вывез? Ведь на территорию гарнизона без специального пропуска немецкие машины не пустили бы.
— Нашей машиной вывез. Я не знаю, он её, наверное, для поездки в КЭЧ заказал. Утречком радиаторы оперативно с его склада погрузили четверо солдат. Это случайно увидели слесари Карамушко, то есть бывшие слесари самого Кирзоняна.
Андрей задумался. Да, это могло быть вполне реально. Когда вырезали радиаторы, то их отвозили на склад Грицюку, бывшему начальнику КЭС. Теперь это как раз склады Кирзоняна. В хозяйстве Морозевича их складывать было некуда. А склады КЭС находятся несколько на отшибе, вдали от любопытных глаз. Да и кто бы особо стал интересоваться, чем занимается начальник КЭС у своих же складов. Машина тоже была в его распоряжении — чаще других в КЭЧ ездили Лукшин и как раз Кирзонян.
— Интересно, — потянул Андрей. — Неужели это, и в самом деле, правда?
— А вы поинтересуйтесь у самого Кирзоняна. Что он вам на это скажет?
— Обязательно поинтересуюсь.
На следующий же день Андрей зашёл пообедать в техническую столовую, а на обратном пути, выходя из неё вместе с другими начальниками хозяйств, сказал Григорию:
— Мне нужно с тобой, так сказать тет-а-тет.
Они отошли в сторону, и Андрей прямо спросил:
— Григорий, до меня дошли слухи, что ты продал старые радиаторы из дома? 3. Это правда?
— А если и правда, то что? — вызывающе ответил Кирзонян, даже не думая отпираться. — Имею на это полное право. Хотя вы их и срезали, они не принадлежат теплохозяйству. Они принадлежали жилому дому, а он находится в моём ведении, это моё хозяйство.
— Твоё или гарнизонное?
— Да не цепляйся ты к словам.