Сентябрьское утро.
Рассказ.
У деревянной пристани не было почти никого. Повисла, соединяя тучи с землей, редкая ткань моросящего дождя. Мы стояли у поломанной, наполовину сгнившей изгороди. Запущенный мокрый сад уныло старчески вздыхал, что-то говорил нам о своей обездоленной судьбе. Всюду лезли влажные листья, срывались крупные капли и попадали за шиворот, но было хорошо.
Я не очень любил жизнь и не так доверял людям как она. У нас были разные ценности и разные идеалы. Все это не мешало нам быть вместе. Часто мы говорили о пустяках, думая каждый о своем и это обоим нравилось, - мы не стесняли друг друга.
Не знаю, любил ли я ее?
Иногда мне казалось, что если судьба разведет нас, я полюблю ее в воспоминаниях. Буду страдать мучиться, воскрешать в памяти ее голос, цветы которые дарил ей, этот сырой сад печальные оклики гудков и многое из того, что нельзя пере-дать словами, потому как нет такого языка, который смог бы передать чувства двух людей, безмолвно стоящих и не говорящих друг другу ни слова.
Старик, очевидно рыбак, с бидоном в руках, проходил мимо. По его выражению лица, глаз, я понял, что он завидует нам. В эти секунды, его прежняя радость - улов, никчемная фальшивая плата старости. Он прошел так тихо, внизу под обрывом, как будто шел на носочках. Может, так оно и было, но в эти минуты я не удивлялся этому. Старик прожил на этом свете раза в три больше чем мы. Ему было о чем вспомнить.
Конечно, у него тоже была девушка.
Какая она была? Неважно.
Важно то, что ничего он вернуть ни в силах: ни одного дня, ни одного часа, ни одной секунды. Возможно он бы отдал остаток своей жизни за то, что бы постоять вот так, одну минуту. В сыром мокром саду, со своей девушкой. Постоять молча, ни о чем, не говоря, только слушать, как бьется ее сердце под тонкой твоей рубашкой, видеть, как плавится страх боль нежность в ее зрачках, когда губы ваши трепетно касаются друг друга, дрожат и боятся слиться, так как пропадет очарование.
Я не знаю, любила ли она меня.
Я не спрашивал ее об этом, скорей всего нас это в тот момент меньше всего интересовало. Это было странно, не правда ли!? Очень странно. Старик идущий на носочках, и мокрый сад, и это время, которое мы не чувствовали, по-тому, как его не было, не было совсем. Мы были только вдвоем и все остальное, весь мир, был создан для нас, охранял нашу тишину, наши чувства нас самих.
Река постоянно шуршала песком, ворочала мозолистую гальку и чуть видно покачивала пришвартованные лодки. Бледные унылые тона осени в волшебной полутьме позднего утра давили своей неповторимой тишиной, голубоватым рассеянным светом, острыми запахами рыбы, конопли и машинного масла.
В эти дорогие для меня воспоминания - возможно тогда, или чуть позже - вплелась печальная нить. Глядя на старика, я подумал: "Верно так будет и со мной, потому, что так должно быть. Когда-нибудь и я вот так, или чуть иначе пройду ......пройду мимо зеркала своих воспоминаний. И мое дряхлое сердце захолонет от боли и жалости к себе. Я без сил опущусь на землю и не заплачу .... нет, потому, что мужчины не плачут, но от этого будет еще горше, еще больней.
Один час, тот сырой сад и та девушка, которую я наверно не очень любил. Это, верно, зовется просто - счастье. Счастье!
Остановив время тогда в сыром мокром саду, мы были не силах остановить его совсем.
"Хотите, я расскажу вам о счастье, о времени и даже о старости. Да-да! Обо всем сразу, в нескольких строчках!" С этого стоило начать, но я этим кончаю.
Жадько Г.Г. НСО. г.Чулым. 1981г.
Слепой дождь.
Рассказ
Ты помнишь тот день. Мы не можем забыть его, он был так не похож на все остальные. Он начался не с раннего утра, он начался задолго до того как наступил.
Я купил билеты в кино, товарищ позвал нас на день рождения, твоя мама не хотела отпускать нас, а диктор сказал, что будет дождь. Фильм был интересный, и мы хотели посмотреть его, и друг был, отличный, на все сто, и дата у него была круглая 20 лет. Редко о чем-то просила нас мама, но в этот раз ей ужасно не хотелось оставаться одной. Дикторы тоже иногда говорят правду, с ними это случается. Утро было раннее и свежее. Солнце ослепило нас сразу, как только мы вышли. Оно немножко улыбалось, глядя на нас. Мы не догадывались в чем дело. Оказывается, оно всё знало, и готовило нам сюрприз, но об этом мы узнаем позднее. А теперь мы шли по спящему городу и смотрели в таинственные темные окна высоких домов. Солнце в каждом из них зажигало оранжевые фонари, но люди за стеклами спали и упорно не хотели проснуться. Этот троллейбус был первый и остановился совсем не на остановке, подобрав нас. Он был холодный пустой и влажный после уборки. Голубая краска на его боках блестела, искрилась, и весь он подрагивал от нетерпения, пока мы входили в него. Водитель молодой парень, улыбался, смотрел на нас в зеркало. Он не хрипел в микрофон, что бы мы брали билеты, и мы их не брали. Мы ехали без остановок. Город спал, а желтая заря уже полыхала в полнеба. На Сухом Логу нам попалась старушка с тяжелым ведром. В нем были пионы. Мы взяли ее с собой. Цветов было много, и запах был такой, что кружилась голова. Бабушка подарила нам букетик. Подошла и подарила. У нас были деньги, но она не взяла, а когда мы выходили, то натруженные в трещинках руки ее крестили нас в спину.
Город проснулся, он остался у нас за спиной, солнце палило. Хотелось пить. Пить хотелось очень сильно, а мы ничего не взяли с собой. Цветы завяли. Обидно но, пришлось их предательски бросить в придорожной канаве. Все было ужасно. Где то там у нас за спиной, пустовали два кресла в кино, лежали чистые вилки и ложки на белоснежных салфетках. И наши подарки: открытка, рыжий мохнатый мишка, коробка конфет лежали у нас на столе. Часто вздыхая, твоя мама впрок вязала не нужный летом свитер, а диктор в пятый раз повторял про дождь. Зачем не остались? Погибли цветы.
А что будет с нами? Куда мы идем? И вдруг он начался. Это был не обыкновенный дождь. Это был солнечный дождь. Пыль свертывалась в комочки, злорадно окутывала вначале редкие крупные капли, но они прибывали и прибывали, и, наконец, их стало так много, что ей пришлось отступить перед их напором. Золотые капли как сотни, тысячи пчел устремились к нам. Мы подставляли свои лица, смеялись, мы хотели воды, нам ее не хватало. -Дождь! Теплый дождь,- возбужденно кричала ты в ставшем полупрозрачным платье и, сняв босоножки, забегала далеко вперед. -Не упади! - Кричал я громко и восторженно в след. Ты совсем не слушала меня или просто потоки воды с неба глушили все вокруг. Девушка в светлом почти прозрачном платье. Неповторимые черты милого лица, тяжелые потемневшие волосы, рассыпавшиеся по плечам. Легко вздымающая мокрую материю грудь. Четкие очертания сосков. Неосторожный взгляд, ниже. Молодость нежность, робкие несмелые желания, неясные предчувствия, юношеский максимализм и абсолютная вера, что вся жизнь впереди и в ней так много нового и прекрасного которое еще предстоит открыть испытать! В твоих глазах озорно блестевших было столько удовольствия и счастья. Ты стала подбрасывать вверх босоножки, и мы вместе ловили их. Неудачи наши сопровождались таким веселым смехом, что хотелось бросать их выше и выше до самых туч, до самого неба и наверно дальше. Мы выбились из сил. Но ты не сдавалась и еще долго весело кружилась на дороге.
И вдруг вспыхнула радуга впереди. Так неожиданно повисла коромыслом, вобрав в себя все многоцветие красок. Небесный художник полупрозрачно, но широко и размашисто раскрасил небо киноварью, неаполитанской желтой, ультрамарином. Трава, кусты ожили. Они шевелились от капель и торопились выбросить новый клейкий листочек. В воздухе плавали вперемежку запахи гниющего дерева, прели, цветов и прогретой земли. Скорей! Скорей! Идет солнечный дождь. Темные лиловые тучи над головой стали светлеть. Голубые краски смелыми мазками ложились на них, мешались с лимонно-желтыми, плавились растекались бардовыми полосами по пепельным краям. С боку открылось небольшое озерцо заросшее тальником.
Вспомнилось детство. Как ловил золотистых пузатых карасей и зеркально блестевших с розовыми плавниками чебаков. Иногда судьба баловала меня и я доставал из фиолетовой глубины, огромных замшелых от старости щук, попавшихся на живца. Под вечер устав от ребячьих игр, я купался до посинения и звона в зубах с такими же сорванцами каким был и сам. Став чуть старше мы соорудили плот из красно-смолистых сосновых бревен. Крепко перевязали его пеньковыми веревками. Наверно нет больше счастья для мальчишки, на зависть всем, плыть среди брызжущей солнечными бликами, рассыпающейся мириадами брызг, мальчишеской славы. Видеть пронзительную синеву глаз тайно влюбленной деревенской девочки Тани, из соседнего двора, слышать нетерпеливые восторженные крики товарищей бегающих по берегу. Неожиданные теплые воспоминания детства, будто легкие прикосновения любимой женщины, сладким дурманящим хороводом проснулись и закружились в моем сознании. В непосредственной близости я вновь увидел всё так свежо, ярко и подробно. Но ветер воспоминаний растаял как дым.
Обратно мы шли уставшие грязные счастливые и босиком, взявшись за руки. Тогда я знал, что у меня есть ты, а ты знала, что это ненадолго. Любовь как солнечный дождь, как радуга, которая есть, но до нее не дойти и не потрогать руками. Искрящиеся потоки воды тучи несли дальше. Дождь кончился так же неожиданно, как начался. Редкие запоздалые капли, чмокали в раскисшую дорогу. От травы, земли шел пар. В теплых грязных лужах, как в тесте, по самую щиколотку тонули ноги и за нами оставались две пары следов, быстро заполнявшиеся водой. Две цепочки следов очень счастливых людей. Большие и маленькие. Иногда они переплетались, витиевато кружили по дороге, но были как нитка с иголкой. Казалось, нет в жизни обстоятельств, в природе сил, которые могли разлучить их. Но следы заполнялись водой, их края оплывали и уже спустя минуту они становились едва заметными. Две пары следов на безымянной дороге.
Белые розы
Кончился февраль, была не зима, но еще не весна. Толстое одеяло облаков неумолимо ползло по небу. Сырой набухший март казалось, пропитался водой. Было очень пасмурно. Все ждали солнца.
Редкие прохожие думали «Как было бы хорошо, если бы оно выглянуло, на час, на полчаса, на 10 минут. Подставить лицо и ловить теплые робкие лучи. Десять минут, радости».
Они шли по набережной. Вечерело. Молодой мужчина бережно поддерживал высокую девушку. Он был чуть ниже ее. Она была в сапогах на самых невысоких каблуках, какие наверно можно было найти в магазинах.
- Я люблю твое дыхание.- Сказал мужчина ласково и замолчал надолго. Девушка ничего не ответила, только чуть ближе приблизилась к своему спутнику.
Серые дома нависали над ними. Холодные камни, чугун решеток, хотели забрать остатки их тепла- Ты знаешь,- продолжил он,- в детстве, мы пацаны, отламывали сосульки с деревьев и с неимоверным хрустом до боли в зубах жевали их. Убеждали друг друга: « Совсем как мороженное!». Собирали с голых деревьев сморщенные замерзшие ранетки, которые действительно были вкусны.И пытались поймать снегирей, выставляя проволочные клетки. Лежали в засаде в сугробах, а ловили одних глупых синиц.
-Дима, может мы зайдем сегодня?– Девушка посмотрела на своего спутника сверху вниз. Мужчина или не услышал вопроса или просто не стал отвечать и продолжил:
- Мы ловили глупых синиц и не знали, что с ними делать…. и отпустить жалко, и самим не нужны. Домой приходили с промокшими насквозь ногами. Мамы ругали нас с добрыми глазами. Отцы грозили ремнем.
-Ты не ответил на мой вопрос?
-А что ты хочешь услышать?
- Может тебе все равно….
-Нет мне не все
равно. Если бы было все равно, я бы не задумывался. Ты совсем девчонка.
- Милый я взрослая, я выше тебя.
-Акселератка.- Проворчал с улыбкой Дима.- Вы молодые девчонки
высокие, хотел сказать длинные, но это немножко обидно. Худые и длинные.
- От меня почти ничего не зависит.
- Мы любим маленьких, а вы все растете и растете.
-Мой диетолог говорит, что все нормально.- Пошутила девушка.
- Нам хочется вас защищать, носить на руках, зачем вы лишаете нас такой возможности. Вы акселератки.
-Сам ты женатик!
- Ну…да! Разведенные мужчины, как бывшая в употреблении вещь.
Обидное слово «БУ».
-БэУшник, ПеТеУшник?
- У родителей не было денег учить меня пять лет в институте.
-Обиделся Дима?
-Мы из другого поколения. Люди из разных миров.
- Миру - мир!- девушка улыбнулась.
-Мир, май труд.
-Ты ходил на демонстрации?
-Захватил этот период. Заставляли.
- Насильно?
-Ну, ты бы пожила тогда, увидела.
-Я бы хотела сходить.- С нотками упрямства настаивала девушка
-Что там хорошего, несешь какой-нибудь транспарант с членом политбюро, дурак дураком.
-Я бы раз хотела сходить с шариками.
-Не знаю.
-Красные, синие, зеленые…целая гирлянда. И попеть песни. Вы пели тогда песни?
-Не помню.
-Неужели так можно все забыть?
-Помню, что пили водку тайком.
- И ты пил?
-Конечно.
-Про водку помнишь, а про песни нет? Дима! Что ты молчишь, улыбаешься?
- Странная штука жизнь. Мы с тобой ходим и ходим и ходим…и нам хорошо…
- А когда совсем замерзнем, иногда целуемся.- Добавила девушка
- Чем хуже - тем лучше?
- Что ты! О чем? Мне нравится, когда ты крепко прижимаешь
меня к себе. Нам становится теплей. Мне нравится, когда ты убираешь мой колючий шарф и нежно целуешь мои волосы, ушки, согреваешь их своим дыханием. Мне все нравится. Дима ничего не ответил своей спутнице. Казалось, он полностью погрузился в свои мысли. Девушка, медленно подбирая слова, продолжила: