— Неисправный? — спросил он.
Я указала на себя.
— Сломанный. Я не такая, какой была обещана. Ты должен вернуть меня.
Нино принял сидячее и подтянул нас ближе. Я заставила себя оставаться неподвижной, но мое тело напряглось. Его глаза скользнули по мне, возможно, заметив мою реакцию, но он не отстранился.
— Мне обещали, что я женюсь на Витиелло. Девушку с красотой и грацией. Ты соответствуешь этим требованиям.
Я уставилась на него.
— Ты думаешь, я красивая?
— Можно подумать, что это плод моего воображения, но твоя красота факт. И причина, по которой я не беспокоюсь о мужчинах, делающих шаги к тебе, заключается в том, что теперь ты Фальконе, моя жена, и в Лас-Вегасе никто не идет против нас.
Я сглотнула.
— Тьма имеет власть над тобой, потому что он пришел за тобой ночью? — я кивнула, а затем сделала еще один глоток. — Твои ночи в безопасности. Теперь ты в безопасности, Киара. Даже в темноте тебе не нужно бояться никого, потому что я здесь, и им придется пройти через меня. И никто никогда не выигрывает у меня. Я самое опасное существо в темноте, но ты не должна меня бояться.
Я опустила глаза, не понимая.
— Почему?
— Что почему?
— Почему я не должна тебя бояться? Ты Фальконе.
— Так и есть. И мы с братьями защищаем друг друга, потому что мы семья, и мы защищаем Фабиано, потому что мы сделали его семьей, а теперь мы защитим тебя, потому что ты моя жена, и это тоже делает тебя семьей. Вот какой должна быть семья, тебе не кажется?
Я посмотрела на него, с дрожащей улыбкой.
— Так тебя воспитывала семья? Как твой отец воспитывал тебя? Потому что мой отец избивал и убил мою мать, пытаясь спасти свою жизнь. Тетя Эгидия и дядя Феликс обращались со мной, как с обузой и изгоем, потому что мой отец был предателем, а дядя Дюрант, он... он ...
— Мои отец и мать никогда не были семьей. Они были кровью, не более того. Мои братья и я кровь, но мы также решили быть больше, быть единым целым. Мы кровь и избранная семья. И мы защищаем семью. Выражение его лица было более оживленным, чем я когда-либо видела, и мне было интересно, осознает ли он это... действительно ли он был таким бесчувственным, как утверждал.
— Если ты решишь стать Фальконе, если решишь стать нашей семьей, если решишь стать моей не только на бумаге, но и потому, что это твой долг, тогда мы защитим тебя.
— Что я должна сделать, чтобы стать семьей? Быть твоей?
— Быть лояльной. Будь надежной. Забудь о своей кровной семье и Нью-Йорке. Вырежи узы, которые связывают тебя с ними и стань Фальконе. Это мы, против остальных. Так будет всегда.
— Я могу это сделать.
Ничто в Нью-Йорке меня не удерживало. Единственным человеком, о котором я заботилась и который заботился обо мне, была Джулия, и мы едва видели друг друга, потому что она жила в Филадельфии, а я в Балтиморе, с ее родителями. Кроме того, ей нужно было заботиться о детях, с Кассио.
Он кивнул и откинулся на спинку кровати.
— А теперь постарайся уснуть.
Я легла на бок, и Нино погасил свет. Как всегда, мое тело охватил страх, в темноте. Я сосредоточилась на спокойном дыхании Нино. Он был слишком далеко, чтобы я могла почувствовать тепло его тела, но слышала его. Он не спал. Я не знаю, почему я это знала, я просто знала. Я закрыла глаза и считала его дыхание, пока сон не потянул меня вниз.
Нино
Дыхание Киары оставалось напряженным в течение долгого времени после ее кошмара. Я знал, что она пытается убедить меня в том, что заснула, и позволил ей думать, что ей это удалось. Любопытно, как часто люди забывают о мелких деталях, когда дело доходит до языка тела. Дыхание во сне имеет другое качество, чем наяву, особенно если моменты бодрствования наполнены страхом.
Я привык к чужому страху; люди боялись меня из-за моей фамилии и татуировки Каморры. Даже если они не знали меня, они боялись меня, потому что видели меня в клетке или потому что понимали, что я ничего не чувствую. Это глубоко выбивало из колеи большинство людей, когда они понимали, что мое пустое выражение лица не было вынужденным. Это было естественно.
Киара слегка пошевелилась. Она уже спала, но ни мой разум, ни мое тело не жаждали сна. Обычно, после пыток у меня не возникало проблем со сном. Пульс у меня не участился, кровь не закипела, и все же, на этот раз, лежа рядом с Киарой, я ощущал какое-то внутреннее беспокойство.
Я не был уверен, почему так сильно отреагировал. Может, потому что, являясь моей женой, я чувствовал себя обязанным защищать ее.
В конце концов, я выскользнул из постели и вышел из комнаты. В этот час в доме и в саду было тихо. Люди покинули вечеринку, пока мы с Римо были заняты Дюрантом. Я предположил, что Лука настоятельно посоветовал им уйти. Тьма никогда не таила для меня таких ужасов, как для Киары. Я наслаждался ее мирной тишиной. Я спустился вниз и, следуя за легким ветерком, направился к французским окнам. Как и ожидалось, Римо тоже не спал. Он стоял на вершине холма и смотрел на океан. Он не потрудился надеть брюки или рубашку после того, как мы закончили с Дюрантом. Он стоял только в одних трусах.
Его тело напряглось, при моем приближении, но затем его мышцы расслабились. Я остановился рядом с ним, но он не обернулся. Запах меди заполнил мой нос, и мои глаза прошлись по его телу. Даже в тусклом, лунном свете было видно, что он даже не потрудился привести себя в порядок.
— Почему ты все еще в его крови? — с любопытством спросил я.
— Когда в нашей жизни был хоть один день без крови? — он бросил мне мои предыдущие слова. Я нахмурился. Римо был в странном настроении. — Ты знаешь, какой сегодня день?
— Двадцать пятое апреля, — ответил я, хотя знал, что он не это имел в виду.
Он повернул голову, и выражение его лица заставило бы большинство людей убежать.
— Ее день рождения.
— Знаю.
— Прямо сейчас она, блядь, совершает вдох — вдох, который не должна делать. Она должна гореть в аду.
В груди у меня все сжалось, как иногда бывало, когда Римо вспоминал о нашей матери.
— Мы все еще можем убить ее, — сказал я.
Римо сжал руки в кулаки.
— Да. Могли бы, — его глаза оценивающе смотрели на меня. — Четырнадцать лет, а она все еще дышит.
— Мы можем попросить об этом Фабиано. Он поймет.
— Нет, — прорычал Римо. — Этот день останется между нами. И если кто-то и убьет нашу мать, то это будем мы. Вместе.
Он протянул руку, демонстрируя татуировку Каморры. Я кивнул и схватил его за руку, как он схватил меня.
— Ради тебя, я прошел бы через чертов огонь.
— Ты уже сделал это, Римо, — сказал я.
Он отпустил мою руку и глубоко вздохнул.
— Запах крови всегда напоминает мне о том дне. Разве не иронично, учитывая, сколько крови мы пролили за эти годы? Можно было бы подумать, что это удастся заглушить в один гребаный день.
— Некоторые вещи остаются с тобой, — сказал я.
Римо кивнул.
— Раз ты здесь, полагаю, ты не трахал свою жену.
— Ее прошлое тоже осталось с ней. Убийство дяди ничего не изменило.
— Разве убийство матери что-то изменит для нас? — тихо спросил он.
Я задумался, но на этот раз не знал ответа.
— Понятия не имею.
Глава 8
Нино
Как всегда, я проснулся около шести утра, лежа на спине и уставившись в потолок. Я проспал около двух часов, что было не намного хуже, чем моя обычная ночь. Я повернул голову на звук мягкого дыхания. Киара свернулась калачиком, ее лицо было скрыто волнистыми, темно-каштановыми волосами. После кошмара она крепко спала, и, вернувшись в спальню после разговора с Римо, я тоже быстро заснул. У меня не было проблем со сном, рядом с ней, даже если прошло много лет с тех пор, как я делил постель с кем-либо; тогда это было с моими братьями, потому что у нас было только две кровати.
Я сел, желая подготовить все к презентации простыней и Дюранта.
Киара резко проснулась, ее глаза расширились от ужаса, когда они остановились на мне. Ее тело напряглось еще сильнее, прежде чем она сглотнула и наконец расслабилась.
— Прости.
— За что? — спросил я.
Она извинилась за естественную реакцию своего тела. Я не был уверен, почему она думала, что ее страх оскорбит меня. После всего, через что ей пришлось пройти, и, учитывая, кто я такой, для нее было естественным, так реагировать. Убийство дяди и отказ предъявить права на ее тело ничего не изменят.
Она ничего не сказала, и я не мог прочитать выражение ее лица. Я спустил ноги с кровати и встал.
Киара ахнула позади меня. Я оглянулся на нее через плечо. Я был голым, потому что предпочитал спать без одежды.
— Я собираюсь принять душ. Тебя беспокоит моя нагота?
Она дернула головой, кивая и качая, глядя на одеяла.
— Это да или нет?
— Ты мой муж.
— Так и есть. Но это не ответ на мой вопрос.
Я повернулся к ней лицом, чтобы попытаться вызвать более сильную реакцию. Она сглотнула, ее щеки покраснели.
— Меня это не беспокоит.
Я прищурился.
— Доверять значит не лгать, Киара.
Ее глаза метнулись к моему лицу, и она поджала губы в... разочаровании?
— Хорошо. Я солгала. Это меня очень беспокоит. Ты пугаешь меня, когда голый. Счастлив?
— Не понимаю, как это может сделать меня счастливым.
Она покачала головой. Затем ее глаза метнулись к моему паху, она снова напряглась и отвела взгляд.
— Моя нагота не представляет для тебя опасности. Это не делает меня более опасным, и одежда не даст тебе никакой защиты. Это вопрос физической силы, а не слои одежды.
Мои слова не возымели должного эффекта. Она опустила плечи, делая себя меньше. Страх. Я не знал, как с ней обращаться. Мое отсутствие эмоций никогда не было большой проблемой, когда я имел дело с моими братьями или Фабиано: их было не легко оскорбить и еще труднее напугать. С другими мое отсутствие эмоций было полезным активом.
— Киара, — я смягчил свой голос, чего никогда не делал. Ее карие глаза метнулись к моему лицу. — Я сильнее тебя. Это факт. Если бы я хотел причинить тебе боль, меня бы ничто не остановило. Это тоже факт. Но, как уже сказал, я не собираюсь причинять тебе боль. Моя нагота ничего не меняет. И то, что ты голая рядом со мной, ничего не изменит. Я более чем способен контролировать свои желания, как и любой другой мужчина.
— Мой дядя, — пробормотала она.
— Твой дядя не хотел контролировать свои желания и заплатил за это жизнью.
Для меня тема была исчерпана, поэтому я повернулся и направился в душ.
***
Когда мы оба оделись, я посмотрел на часы. Было только половина восьмого. Еще рано.
— Почему бы нам не позавтракать перед презентацией простыней?
Глаза Киары расширились.
— Каких простыней?
— Простыни, на которых истекал кровью твой дядя.
— Все поймут, что со мной произошло, — прошептала она, морщась.
— Тебе стыдно? — спросил я, потому что мне все еще было трудно читать по ее лицу и глазам.
Мне потребуется некоторое время, чтобы связать выражение ее лица с соответствующими эмоциями.
Она рассмеялась и с трудом сглотнула.
— Конечно, мне стыдно.
— Нечего стыдиться. Ты не сделала ничего плохого. Не превращай себя в агрессора, когда ты жертва.
Она покачала головой, широко раскрыв глаза.
— Ты не понимаешь. Неважно, что он сделал это со мной. Они обвинят меня. Почему-то с жертвами всегда обращаются как с сообщниками. Ты мужчина. Ты не понимаешь.
Ее голос и слова заставили меня понять, что на ее лице отразился гнев.
— Дело не в том, чтобы быть мужчиной. То, что ты сделала, в этом нет ничего плохого. Он заставил тебя.
— Неужели ты не понимаешь? Я девушка. Я виновна, по умолчанию. Так всегда бывает. Они скажут, что я просила. Улыбка означает, флирт. Хорошее слово, что я прошу об этом. Открытая одежда, что я приглашаю на прикосновения. Это факт, Нино.
Я посмотрел на нее, удивленный ее горячностью. Девушки, с которыми мы имели дело, не были склонны к многословным ответам, но Киара была красноречивой и умной, и могла постоять за себя, если преодолеет страх передо мной и мужчинами, в целом.
— Если тебе стыдно, если позволяешь им так себя вести, ты укрепляешь их невежество. Борись с ними.
— Я боролась один раз в жизни, и от этого он сделал мне только хуже! — она закричала.
Она снова сглотнула. Я предположил, что это была ее попытка контролировать свои эмоции, чтобы остановить слезы, но они все равно скопились в ее глазах. Возможно, мне следовало продлить пытки ее дяди на несколько дней, но мы должны были вернуться в Вегас сегодня.
Ее глаза скользнули по моему лицу, и она напряглась.
— Мне очень жаль.
Я склонил голову набок.
— За что?
— За то, что кричала на тебя. Я не должна этого делать, не должна провоцировать тебя.
— Провоцировать меня?
Она нахмурилась. Мои слова, казалось, имели для нее так же мало смысла, как и ее слова для меня. Она обхватила себя руками за грудь, в защитном жесте.
Она боялась моей реакции?
— Твое мнение не провоцирует меня, Киара. И, как я уже сказал, я не действую на гнев. Ты не должна быть покорной. Я не почувствую нападения, если встанешь против меня. Я осознаю свой статус и власть, и не нуждаюсь в твоем подчинении или лести.
Она нахмурилась еще сильнее, но опустила руки. Ее груди приятно прижались к топу, но я перевел взгляд на ее лицо. Мне в голову пришла еще одна мысль, о которой я раньше не задумывался.
— Когда он пришел за тобой, на простынях, должна была быть кровь.
Она побледнела.
— Так и было. Каждый раз.
— Почему служанки, чистившие твои простыни, не предупредили твоих опекунов? Твой дядя Феликс поступил бы иначе, если бы Дюрант обесчестил тебя под своей крышей. Это то, что диктует честь.
Она явно боролась сама с собой, и я дал ей несколько минут, для формулировки ответа.
— Он заплатил одной из горничных, чтобы она очищала меня и простыни после... после того, как он закончил со мной.
Бессознательно я коснулся ее плеча, зная, что многие люди находят утешение в физической близости. На ее тело было приятно смотреть и приятно ощущать. Она не отпрянула. Она снова сглотнула и слегка улыбнулась мне.
— Как ее зовут?
— Горничную?
Я кивнул. Киара колебалась, ее глаза изучали мое лицо, но что бы она ни хотела увидеть, этого не было.
— Зачем тебе это знать?
— Как ее зовут? — я повторил вопрос, но сделал свой голос более доминирующим.
Как и ожидалось, она уступила мне. Ее учили подчиняться.
— Дорма. Она работает на дядю Феликса и тетю Эгидию, — ее глаза расширились. — Что ты собираешься с ней сделать?
— Ничего, — честно сказал я, и она расслабилась. Римо ‒ да. Я протянул руку. — Пойдем. Давай возьмем что-нибудь поесть.
После секундного колебания, она вложила свою руку в мою.
Мои братья, Киара и я, а также Фабиано и Леона были единственными, кто остался ночевать в особняке, но люди должны были прибыть на бранч и презентацию простыней, через пару часов.
Киара тихо последовала за мной, через дом.
— Это принадлежало твоим родителям до того, как их убили.
— Да, теперь это принадлежит моим братьям.
— Лука убил твоего отца.
— Да, — просто ответила она.
— Ты не скучаешь по нему?
Она на мгновение встретилась со мной взглядом.
— Ты скучаешь по отцу?
Я наклонил голову.
— Нет.
Мы вошли в кухню. Несколько горничных, из дома Риццо и Витиелло, были заняты приготовлением завтрака.
Братья уже завтракали, за кухонным столом. Фабиано и Леона все еще были наверху, вероятно, занимались сексом. Когда мы вошли, служанки обернулись и, заметив меня, быстро опустили головы. Одна из них, женщина лет тридцати, с короткими, каштановыми волосами, перевела взгляд на Киару, пульс которой ускорился, под моим большим пальцем. Должно быть, это Дорма.
Я потянул ее к столу и опустился на стул, рядом с Римо. Он был одет в тренировочные брюки, больше ничего. Вероятно, переодевшись у Савио, потому что Римо не вернулся в спальню, за своей одеждой.