— Алло!
— Эл, это я, — уныло произносит Джим.
— Что случилось?
— Только что разговаривал с представителем «Грин Лоу».
По его голосу понимаю, что работу ему не дали.
— Да не волнуйся так, миленький ты мой, — утешаю его. — Разве мало других работ?
— Нет, никаких других работ больше нет.
— Так будут. Обещаю тебе.
— Нет, — говорит он твердо. — Нет, таких работ, как эта, уже не будет. Потому что именно эта работа для меня. И я ее получил!
Пятница, 23 декабря 1994 года
10.20
В этот день накануне Рождества я и Джим со всей нашей поклажей сидим на станции Нью-стрит. Прошло уже почти три месяца, как я приступила к учебе, чтобы получить степень магистра. Как хорошо снова стать студенткой и работать головой. Я чувствую, что у меня есть реальная цель, к которой стремлюсь. Пролетел первый триместр, я обзавелась новыми друзьями, изучила много нового и по-настоящему начала задумываться о том, кем бы хотела видеть себя в будущем. Решила, что меня тянет к издательскому делу. Моя мечта — получить работу редактора. Я убеждена, что мне не стать редактором даже через миллион лет. Даже некоторое время скрывала это от Джима, потому что боялась, что он примет меня за дуру. Когда же все-таки поделилась с ним своей мечтой, он сказал:
— Я думаю, ты станешь самым лучшим редактором в мире.
Мне показалось, он произнес это вполне серьезно. Это побудило меня начать писать в различные издательства Лондона, чтобы выяснить, смогут ли они в следующем году предоставить мне производственную практику.
Джим тоже был одержим своей новой работой. Он относился к ней так, будто был рожден специально для нее. Меня буквально поразила произошедшая в нем перемена. Он постоянно приносил работу домой и занимался ею, несмотря на то что ему надо было готовиться к сдаче первого этапа экзаменов по бухгалтерскому учету.
— Это самая лучшая работа, — говорил он мне, когда я в полночь спускалась вниз проведать его. Сам же он обычно сидел за кухонным столом, обложенный книгами, справочниками и папками. И так часов до двух ночи.
— Она не может быть такой, если тебе приходится засиживаться допоздна.
Джим смотрит на часы:
— А я и не заметил, что уже так поздно.
Я улыбаюсь:
— Может, пойдешь спать?
— Пока нет, — отвечает он. — Еще немного поработаю.
Он не приходит ко мне и спустя некоторое время. Когда я просыпаюсь на следующее утро, подушка рядом пуста. Когда спускаюсь вниз, то нахожу его спящим за столом. На том самом месте, где он и сидел.
А сейчас мы на станции Нью-стрит, ждем поезд, чтобы разъехаться каждому к своим родителям на рождественские каникулы.
— Хотя бы на Рождество я тебя увижу? — спрашиваю я.
— У меня пропасть работы, — отвечает он. — Я надеялся, что у родителей, в тиши и в покое, мне удастся поработать. Мы, конечно же, увидимся накануне Нового года. — Он смотрит на часы. — Мой поезд вот-вот подойдет. Я, пожалуй, побегу.
Он целует меня, мы обнимаемся, говорим друг другу прощальные слова. А когда уходит, я, понимая, что это глупо, начинаю плакать. Ведь мы даже не вручили друг другу рождественские подарки. Подарок, приготовленный для него, все еще в моей сумке, а его подарок… я, честно говоря, не уверена, вспомнил ли он о том, чтобы приготовить его для меня.
Суббота, 24 декабря 1994 года
23.20
Канун Рождества. Я у родителей. Только что вернулась из паба после встречи со своими друзьями. Я уже подумываю о том, чтобы лечь спать, как вдруг звонит телефон, приводя мою маму в состояние испуга и оцепенения. В ее мире воспитанные люди не звонят после семи часов.
— Алло?
— Здравствуйте, могу я поговорить с Элисон?
— Джим, это же я. Ты пьян, да?
— Сильно. Счастливо встретить канун Рождества, крошка.
— Где ты?
— В телефонной будке за пабом, в котором пью уже с трех часов дня. Рассказываю всем своим школьным друзьям о тебе. Я сказал им, что ты самая лучшая подружка в мире, а я самый дерьмовый в мире бойфренд.
— Почему ты говоришь им это?
— Да потому, что позабыл отдать тебе рождественский подарок. Ты меня простишь?
— Конечно прощу.
— Если хочешь, я приеду и вручу его тебе на следующий день после Дня рождественских подарков[39].
— В этом нет необходимости. Получу его, когда мы увидимся накануне Нового года, хорошо?
Телефон загудел, предупреждая, что связь сейчас прервется.
— У меня нет больше мелочи, — говорит Джим.
— Все нормально, — отвечаю я. — Счастливого Рождества!
23.25
Около телефонной будки стоит такси, и водитель, которого я попросил подождать, сигналит мне.
— Ну, куда теперь, дружище? — спрашивает он, когда я влезаю в машину.
— Я понимаю, сейчас канун Рождества, — начинаю я, — но сколько я должен буду заплатить за то, чтобы сегодня вечером забросить этот пакет в Норидж?
— Ты шутишь?
— Нисколько.
Он на минуту задумывается, а потом называет мне такую цену, которая, по его мнению, покажется мне настолько нереальной, что заставит отказаться от задуманного. Не колеблясь ни секунды, я отвечаю:
— Идет.
Френки, водитель, и я идем к ближайшему банкомату, где я беру деньги и вручаю их водителю. После этого мы заезжаем к моим родителям, чтобы взять подарок, а оттуда пускаемся в шестичасовой путь, который закончится у входной двери дома родителей Элисон. Когда мы подъезжаем, я сначала намереваюсь постучать в дверь, но не делаю этого. Я открываю дверь, ведущую в дом, и оставляю подарок на циновке. Когда я осторожно закрываю дверь, мне в голову приходит мысль, что сейчас я почти что Санта-Клаус.
Суббота, 31 декабря 1994 года
23.59
Я и Элисон на домашней вечеринке в Мосли в окружении всех наших друзей. Все отсчитывают секунды, остающиеся до Нового года. Когда произносится «ноль-ноль», все начинают кричать что есть силы.
— С Новым годом, — говорю я Элисон и обнимаю ее обеими руками.
— И тебя с Новым годом.
— Какие новогодние решения?
— Я думаю, что снова начну курить, — говорит она. — Кто-то ведь должен подумать о том, чтобы соотношение между людьми курящими и теми, кто бросил курить, но потом начал опять, не изменялось. Стоит подумать также и о производителях сигарет. Нельзя же допустить, чтобы их бизнес закончился. А у тебя какие решения?
— Только одно.
— И какое же?
— Быть более внимательным и ласковым с тобой. Я знаю, в последнее время я уделял тебе недостаточно внимания…
— Да нет, ты неправ.
— Я прав. И ты это знаешь. Я просто хотел сказать тебе, что такого больше не будет.
— Ну что ж, я тоже буду стараться изо всех сил, — говорит она. — Я уверена, что новый год будет нашим годом.
Вторник, 17 января 1995 года
19.17
После Нового года прошло уже две недели. Элисон только что пришла ко мне, и мы собираемся поесть. Она сидит на кухне за столом и смотрит, как я готовлю единственно знакомое мне блюдо: Всемирно известная овощная запеканка по рецепту Джима Оуэна (что практически то же самое, что и Всемирно известная обычная запеканка по рецепту Джима Оуэна, но sans[40] мясной начинки).
— У меня есть для тебя подарок, — говорит Элисон и открывает сумку.
— А что за юбилей мы отмечаем, малышка, я не только о нем забыл, но и не приготовил для тебя никакого подарка.
Она смеется, бросает быстрый взгляд на подарок, который держит в руке. Выражение ее лица меняется, но только на мгновение. Взгляд взволнованный и в то же время оценивающий. Она подает мне небольшой пакетик, я беру его, разворачиваю бумагу, в которую он завернут, в руках у меня небольшая коробочка для хранения крупы, они бывают разных размеров и продаются как в наборах, так и в розницу. На коробочке наклейка: «Кокосовая стружка». Я трясу коробочку. В ней что-то звякает. Я смотрю на Элисон, стараясь по ее лицу понять, что внутри.
— Там набор ключей, — говорит она.
— Набор ключей от чего?
— От меня, — отвечает она с застенчивой улыбкой.
Я вынул их из коробочки и стал рассматривать.
— Обмен ключами? А знаешь ли ты, что это означает?
— Я знаю только то, что тебе не придется швыряться камнями в мое окно, когда ты будешь приходить из паба под хмельком, и рассчитывать, что тебе повезет, а что еще?
— Это значит, что ты никогда не сможешь уйти от меня, даже если захочешь.
— Я знаю, — отвечает Элисон. — Но я не думаю, что наступит такое время, когда я захочу уйти от тебя.
Я роюсь в кармане, вытаскиваю связку своих ключей и протягиваю их Элисон.
— Взаимный обмен, — говорю я ей. — Теперь ни у одного из нас нет места, где можно спрятаться друг от друга.
Вторник, 14 февраля 1995 года
7.08
Сегодня День святого Валентина. Я получил две почтовые открытки:
Первая. На странице внутри — одинокая роза, и почерком Элисон написано: «Дорогой Джим, поздравляю с Днем святого Валентина. Любовь к тебе сделала мою жизнь такой сладкой, какой она никогда прежде не была. С любовью к тебе, Элисон».
Вторая. Рисунок двух целующихся котят — на другой стороне почерком Элисон сделана приписка: «Дорогой мой человек с консервооткрывателем, желаю тебе поистине счастливого Дня святого Валентина. Спасибо тебе за все банки с „Вискас“, люблю тебя кошачьей любовью, Диско».
7.17
Я получила две почтовые поздравительные открытки:
Первая. Изображение двух свинок, развалившихся в грязи. И заголовок: «Давай приготовим бекон». Ниже витиеватая надпись: «Моей возлюбленной. С великим Днем тебя, моя самая большая любовь! Джимми Джимми».
Вторая. Репродукция с картины Модильяни «Девушка в блузке в горошек». Надпись, сделанная, как я сразу же определила, рукой Деймона: «Я никогда не перестану любить тебя, потому что не могу перестать тебя любить».
Пятница, 24 марта 1995 года
19.04
Я сижу на кухне у Элисон, обдумывая свои проблемы, и вдруг входит она; лицо ее задумчиво-печально.
— Джим?
— Да? — отзываюсь я, поднося ко рту тост с консервированными бобами.
— А чем ты будешь занят в уикенд через две недели?
— Ничем, — отвечаю я. — А что?
— Мне необходимо съездить к родителям.
Я с набитым ртом спрашиваю, неужто эта информация настолько важна и срочна, что стоит портить мне обед, чтобы сообщить о ней.
— Что ж, надо так надо, — добавил я, все еще двигая челюстями. — Я буду скучать без тебя.
— Надеюсь, что не будешь.
— Ты напрасно так говоришь, малышка, — успокаиваю я ее. — Я действительно буду без тебя скучать.
— Ты не понял меня, — говорит Элисон. — Я надеюсь, тебе не будет без меня скучно, потому что хочу, чтобы ты поехал со мной.
Я откладываю в сторону вилку и делаю сосредоточенное лицо, надеясь придать тому, что собираюсь сказать, большую весомость. Видишь, мысленно обращаюсь к ней, я отложил в сторону еду и весь внимание.
— Это прекрасно, Эл, но я не хочу ехать к родителям.
— Я знаю, но это особая просьба, — умоляюще глядя на меня, говорит Элисон. — Они сами очень хотят встретиться с тобой.
— Не обижайся, Эл, но твои родители постоянно донимают нас советами и наставлениями.
— Ты прав, — соглашается Элисон. — Ты прав на сто процентов. А сейчас они хотят повидаться с тобой. И я заведомо знаю, как они отнесутся к твоему отказу, ведь я уже пыталась говорить с ними об этом. Итак, что ты скажешь?
Я на минуту задумываюсь, а потом четко произношу:
— Нет.
— Как понимать твое «нет»?
— Так и понимать, что «нет». А если подробно, то: «Благодарю тебя за приглашение поехать к твоим родителям, но ехать к ним я не хочу». Вот так и понимай мое «нет».
— Но ведь ты не можешь так ответить. Мы же живем вместе.
— Ты права. Прости. О чем я только думаю? Мне не следовало говорить «нет». Я должен был сказать: «Нет, моя любимая».
— Это ничуть не лучше, — говорит Элисон раздраженно.
— Ну хорошо, скажи мне, как мне сказать «нет», чтобы ты приняла это нормально, я так и скажу.
— Но почему?
— Просто меня это не радует?
— Что именно?
— Встреча с родителями.
— Тут ты прав.
— Да нет, я не о том. Каждая встреча с родителями подружки лично у меня проходит ужасно.
— Я тебе не верю.
— Я не шучу. Родители Саманты Гош пригласили меня на обед. Ее отец не обмолвился со мной ни единым словом и только пристально смотрел на меня через стол. Родители Натали Мур пригласили меня провести с ними уикенд в своем летнем домике на юге Уэльса. Ее мамаша напилась и принялась донимать меня расспросами и разговорами. А уж хуже всего было, когда я однажды вечером столкнулся с родителями Кристин Тейлор. Я тогда повсюду разыскивал их дочь, чтобы уединиться с ней на ночь. Все было очень мило и пристойно до тех пор, пока мы не стали прощаться. Когда ее отец пожимал мне руку, я почувствовал на своей ладони какой-то предмет, который он незаметно сунул мне.
— И что это было?
— Догадайся. Обычно они упаковываются по три штуки, но он дал мне всего один.
— Ну и ну! — восклицает Элисон. Ее хохот разносится по всему дому.
— Да, да, а проделав эту манипуляцию, он прошептал мне на ухо: «Не можешь вести себя прилично, так будь хотя бы аккуратным». В этом не было бы ничего плохого, но мне в то время было всего четырнадцать, и это была наша первая встреча с его дочерью. Между прочим, рассказывая тебе об этом, я причиняю страдания себе.
Суббота, 25 марта 1995 года
20.20
Невзирая на мои протесты, Элисон не соглашается с моим «нет». Она изводит меня и пристает до тех пор, пока мне не остается ничего другого, как сдаться. Мне приходит в голову, что на всех ранних этапах отношений с девушками встреча с ее родителями должна была бы занять первую строку в «Перечне того, что я не желал бы делать, будь у меня на то выбор». Но факт остается фактом, выбора-то у меня никогда и не было. Как говорит Элисон, я уже довольно долго выхожу сухим из воды.
Я собираюсь подчиниться и ехать.
И с того самого момента, как я согласился ехать, Элисон начинает инструктировать меня, как мне вести себя с ее родителями, как будто она готовит некую военную операцию (которую, если принять во внимание многочисленные факты, она таки готовит). Мне вдалбливается, что делать и чего не делать и чего они будут ожидать от меня. А если Элисон почему-либо вдруг кажется, что я что-то делаю не так, тестирование начинает проводиться ежедневно.
Воскресенье, 26 марта 1995 года
10.35
— Итак, беседа на какую тему может продолжаться сколь угодно долго? — первым делом спрашивает она меня сразу же после завершения того, что мы называем «воскресными кувырканиями в сене».
— На общеполитические темы, — говорю я не совсем уверенно.
— Правильно, — поощрительно кивает Элисон. — А какая тема является особенно интересной?
— Положение в лейбористской партии после 1979 года?
— Неплохо, — бесстрастно произносит Элисон. — Совсем неплохо.
Среда, 29 марта 1995 года
17.45
Уже наступил вечер, я и Элисон идем по проходу секции свежезамороженных продуктов супермаркета «Сэйфуэй». Я пытаюсь решить, купить или не покупать упаковку замороженных французских лепешек для пиццы, когда Элисон, внезапно повернувшись ко мне, спрашивает:
— А еще на какую тему беседа может продолжаться бесконечно?
Я на мгновение задумываюсь.
— Общие проблемы религии?
— Отлично… и?
— Конкретно, о положении Англиканской церкви?