— Мы рассчитаемся, когда я все продам. Алешенька, а здесь есть место, где можно поцеловаться?
— Есть, — и я задаю этот вопрос подоспевшему метрдотелю.
Он заводит нас в свою комнату и оставляет одних. Она садится мне на колени и целует. И прижимается. Мы обнимаемся.
Я ополаскиваю лицо из какого-то кувшина с ледяной водой, и мы возвращаемся за стол.
— Лёшик, жульен из осетрины или грибов?
— Из осетрины, — говорит Лита.
— А для нее — из грибов.
— Чего мучиться, — рассуждает Марек, — закажу каждому по два. Виноват, что спросил!
— Царь Соломон не твой папа, случайно?
Литу приходят пригласить на танец. Я даже не успеваю сообразить. «Нет», — говорит, не глядя, Марек. И протягивает мне закурить мои любимые сигареты.
Я начинаю соображать, пытаясь поймать ассоциацию: ресторан, водка, сигареты, танцы… Ну что ж, уже и в ресторан не ходить! Я хочу отрезать себе голову… Чтобы не думать.
— А-алешенька, ты первый раз пригласил меня в ресторан, — шепчет склонившаяся Лита.
— Марек, давай выпьем.
— Подожди, сначала я положу тебе по куску каждой рыбы, что ты не попробовал. А Лите смешаю красную икру с черной.
— А разве так можно?
— Попробуйте.
— Очень-очень пикантно, — сказала, попробовав, она.
Слово «пикантно» я никогда от нее не слышал, откуда она его знает?
Она чувствует:
— Алешенька, тебе не понравилось, как я сказала?
— Все нормально, ешь и скажи спасибо заморскому гостю из оперы «Польша».
— Спасибо, Марек, — тихо произнесла она.
Я почувствовал нездешний аромат и запах шелестящих одежд. К нашему столу приближалась элегантно одетая, в ярком платье, леди.
Неужели идет ко мне знакомиться? Улыбнулся я. Наши взгляды встретились. Она улыбнулась в ответ.
— Бонжур, — сказала ароматная, элегантная дама.
— Познакомьтесь, это Вивьен, а это мои друзья, — и Марек представил нас.
— Я плохо говорю по-русски…
— Мы все говорим нехорошо по-русски… — успокоил я ее. — В этой стране все плохо говорят по-русски!
— Да и не разговаривать мы собрались, а гулять. Покажи им французскую удаль, — поддержал с улыбкой Марек. — А то после проигрыша Наполеона никто не показал.
Вивьен, не скрывая удивления, смотрела на Литу.
— О-ё-ёй, твои полья-чьишки.
— Вот, еще одна Грушенька Карамазова! Почему опоздала? — спрашивает Марек.
Я начал ухаживать за садящейся Вивьен, наполняя тарелку.
— Возила мама в ГУМ. О-ля-ля!.. Она сотрясена.
— Потрясена. За опоздание — штрафную! Что будешь пить?
— Что пьют мессиры?
— Водку. Как русский мужик!
— Бокал водки и… Я не закончила: бокал шампанского. Я все-таки француженка.
— С какой икрой вы будете бутерброд? — спросила, рассматривая ее, Лита.
— С какой и вы, — нежно ответила Вивьен и улыбнулась.
Она подняла оба бокала. Я с удивлением смотрел на нее, не веря.
— За моих новых друзей и вашу очаровательную компанию. До дна!
Она выпила бокал водки и запила бокалом шампанского. Марек смотрел на меня, как изобретатель и открыватель. Я протрезвел, у меня появилось второе дыхание.
Вивьен не выдержала:
— Простите, ви из Росьсии?
— Да, — улыбнулась ей Лита. — Я из Москвы.
— Такого не может быть. Ви как фея — из одуфанчиков. Я никогда не видела такой фигуры в здесь.
— Лита, встань, покажись Вивьен в полный рост.
Она встала.
— Это изумительно! — раскрыла изумленно глаза Вивьен.
— Она думала, что только в их камамберной Франции есть Брижжит Бардо и Мирей Дарк.
— Она бы била знаменитой моделью в Париже. Такие фигуры рождаются раз в столетие. Их создает не человек.
— Пора выпить за девушку моего друга с экзотическим именем Лита.
Лита раскраснелась от всеобщего к ней внимания.
— Алеша, мне так приятно. Спасибо, Вивьен.
К нашему столу кто-то опять приближался.
— Не танцуют, обе, передай всему залу, — сказал небрежно Марек.
«О, большой будет бой», — подумал с приятностью я.
Вивьен выпила второй бокал водки и бокал шампанского.
— Марек, ти думаешь, я фас догнала?
Мы рассмеялись. Она откусила Литин бутерброд.
— Как вкусно, я знаю, это Марека спешиалите. Как это будет по-рюсьски?
Принесли жюльены и запотевшую бутылку новой «Столичной».
— Алеша, мало уделяешь внимания дарам моря, нужно выпить.
Душе нужен загул, ох как нужен. Загул! Марек наполнил бокалы и оглядел нас.
— Позвольте мне вас спросить, Лита: вы бы на кого-нибудь променяли Алешу?
Она даже вздрогнула, не поняв, что это тост.
— Никогда в жизни!.. — слегка драматично произнесла она.
— А ты, Вивьен, променяла бы меня на кого-нибудь?
Она выпрямила плечи, элегантные плечи.
— Да, на Алексея…
И она коснулась пальцами моей руки.
— Вот видишь, Алеша! Так выпьем за верных девочек в России и неверных мамзелей во Франции.
Раскаты смеха, звон, дыхания. Я помедлил, задумавшись.
— Ты не хочешь выпить за верность в России?
— Я думаю, это зависит не от национального колорита, а от индивидуума.
— Он хочет выпить со мной на брюдершафт, — предложила Вивьен. — Чтобы он говорил мне «ты».
Она переплела наши руки, и мы выпили до дна водку. Потом наклонилась и, не закрывая глаз, поцеловала меня в губы.
Марек произнес:
— Темп ты взяла, Вивьен, явно космический. По-моему, ты уже всех перегнала. Покушай жульен и охладись ледяным шампанским.
Лита улыбалась.
— Я никогда не видела, как тебя целуют другие женщины. И всегда хотела увидеть. И почувствовать, что они чувствуют. Так же, как я? Умирают ли от счастья. Задыхаются ли они от счастья и от…
Вивьен, услышавшая долетевшую фразу, сказала:
— Я могу поцеловать его еще раз, чтобы было понятней, — и она, наклонившись, поцеловала меня в губы. Задержавшись чуть дольше, чем положено. На сей раз закрыв глаза.
— Как тебе диоровская помада? — спросил с интересом Марек.
— Не почувствовал, — ответил с улыбкой я. Самое поражающее, что Лита абсолютно и никак не ревновала, а даже получила удовольствие от нашего поцелуя. Ее лицо застилала медленная, чувственная, откровенная, притягивающая улыбка.
— Похоже, пора пить за дружбу Франции и России и л’амур де труа!
— Я согласна! — Вивьен подняла бокал.
Лита взяла бутылку, опередив Марека, и капнула себе в сок немного шампанского.
— Ты не против, Алеша? — никак спросила она.
— Почему он будет против, если тьебе будет хорошо? — спросила Вивьен.
Мы рассмеялись.
— Это долго объяснять, — сказала Лита.
— В России столько условностей. Надо жить сегодня, зафтра ничего может не бить. Надо пить, гулять, красиво одеваться и…
— И? — спросил Марек.
— Вот за это «и», каждый добавив свое, мы и выпьем.
Она перешла на обычные рюмки. Но водку все равно запивала шампанским.
Я смотрел на нее с мягкой улыбкой. Она попросила паштета.
— У меня двье половинки в душе: одна полофинка рюсьская, другая — французская.
— А посередине? — спросил он.
— Это не душьа, это для Марека! Отдушина… — отмахнулась она.
И мы рассмеялись. Ее лицо было достаточно выразительно.
— А для Алексея? — спросил он.
— Что для Алексея?
— Что у тебя есть для Алексея?
— Я.
— Смогла бы с ним ночь провести?
Она вскинула удивленно брови.
— Еще как! И не одну! Но у него есть своя богиньюшка. Поэтому, Марек, налей бокалы…
Он исполнил.
— …Я хочу выпить за абсолютную красавицу, очарофавшую меня, по имени Лита!
Она наклонилась и поцеловала ее в щеку.
— Я завидую твоей ночи, Алексей, — задумчиво сказал Марек. И дуализм сказанного даже я не сразу понял. (А поняв, так и не понял, что он хотел сказать.)
На горячее Марек заказал осетрину, запеченную по-прибалтийски.
Я смотрел на модные часы одетого, как с картинки, Марека: полночь. Я не хотел даже думать, как мы будем добираться домой. С какими приключениями.
— Марек, у меня в машине французский наполеон, мама привезла из Парижа, я хочу угостить твоих друзей. Надеюсь, что Лита не бережет своя фигура и этим занимается Алексей.
— Не в бровь, а в глаз, поэтому у нее такая фигура, что ею занимается Алексей!
— За Алексея и Литу! — произнесла тост Вивьен.
Принесенный французский наполеон таял во рту, разрезанный метрдотелем.
— Маречек, я хочу немного ликера — после такого обеда. У меня в машине…
— …Мама привезла, я уже принес, твой любимый «Гран-Марнье,» — и он достает из пакета бутылку.
— Ты такой очаровьашка. — Она улыбается.
Вивьен заставляет нас всех попробовать ликер и обязательно Литу.
— Я хочу, чтобы ви попробовали французская жизнь.
Ликер имеет необыкновенный вкус и странный аромат. Она наливает мне еще и еще, чувствуя, что мне нравится.
Два часа ночи, мы остались одни в зале, я удивлен, что нам никто не осмелился сказать любимое национальное словечко «закрыто».
И отвожу Марека в сторону.
— Марек, я хочу вас угостить, только…
— Ты с ума сошел, еще одно слово, и я вообще перестану считать тебя своим другом. Я пригласил вас на обед, а ты будешь платить? Обрети «шестое» чувство, тогда будем говорить. А пока, даже без «шестого» чувства, я хочу, чтобы ты воспользовался остальными пятью. Вот тебе ключи от моей квартиры, комнаты. Я поеду к Вивьен. Возьмешь мою машину, только не носись, как на своей. После выпитого. А завтра я приеду с Вивьен, и мы съедим поздний завтрак вместе.
Уже через зал несли макси-пальто Вивьен и мини-пальто Литы. Бойцов не осталось!
Сначала я не понял, где я и как я здесь очутился. Высокие гардины закрывали единственное высокое окно, и свет в комнату не проникал. Грудь упиралась мне в плечо, но чья это грудь? А кто это целует меня сверху в губы, если грудь и голое тело сбоку? Кто-то отдергивает штору, свет льется, мчится в комнату.
Это Вивьен. Ее язык касается изнутри моих губ. Лита бы не осмелилась.
— Доброе утро, соньи! — говорит она.
— Мы привезли французское шампанское, с утра оно помогает, — говорит Марек и выходит, чтобы Лита могла одеться.
Вивьен не отрывает глаз от ее тела.
— Ты больше прекрасна, чем я предстафляла, — говорит с восхищением она.
И тут же шутит:
— Ты можешь теперь выйти, я одену Алеша!
— Вивьен любит гулять по нескольку дней. Ты свободен, Лита свободна? Какие у вас планы?
— Прежде всего позвонить домой и выслушать дозу нравоучений.
— О, я беру твоего папá на себья, — говорит Вивьен.
— Причем легко, — смеется Марек.
— Мы можем съесть поздний ленч во французском посольстве. Там неплохой повар, а вечером…
Я смотрю на Литу, она в легком изумлении от происходящего.
— …а вечером я хочу пригласить Лита к себе и подарить ей что-то.
— Благодарю вас, вы очень добры, но мне нужно съездить домой переодеться.
— У меня очень много новых платья из Парижа, которые я никогда не одевала. Правда, они французские…
Мы все от души смеемся.
— Это высший класс в Москве, — говорит Марек.
— А я волновалась, что вам не понравится.
Мы прощаемся до вечера, и Марек заставляет меня взять его машину, куда он с Вивьен выносит и относит сумки и пакеты.
Я отвожу Литу домой.
— Алешенька, тебе так идет, когда ты за рулем. Мне очень нравится, ты такой элегантный. Можно я продам всю тысячу джинс и мы купим тебе машину?
Я кручу пальцем у виска, и она целует мою руку. Интересно, что она говорит это всерьез.
Я жду, пока она переодевается, красится, не заходя в ее дом. Курю «Мальборо» и думаю, что день убит.
Она появляется, извиняясь, что так долго. Но когда моросит дождь, я сижу в машине, есть мои любимые сигареты и не надо плестись в институт… я могу ждать. Тем паче это редкий раз, если вообще не «первый и последний». Я выезжаю на шоссе, названное в честь города Ленинграда. Потом и этого города не станет. Мы едем на Мосфильм, я лавирую в потоке и сворачиваю на Беговую. Достаточно пустынный перешеек, ведущий к набережным Москвы-реки.
— Почему ты мне не рассказала о встрече со следователем?
Она вздрагивает от неожиданности, касается своей губы и смотрит на меня.
— Я не хотела тебя волновать или расстраивать. Ты только-только успокоился… Он сказал, что… одного из них выпустили за неимением достаточных улик…
— И что это значит?
— Я не знаю, что это значит…
— Это значит что тебя не насиловали, раз нет улик. И его выпустили.
Она перехватывает горлом воздух.
— Алеша… Он попросил меня написать на бумаге, как все произошло, в мельчайших деталях. И подробностях.
Я молчу.
— Он также хочет увидеть… Хотя я его просила избавить тебя от этого.
Опять все сначала, опять следствие, когда же будет суд? Когда понесут наказание за преступление те, что преступили?
Сколько это еще будет тянуться? Вот-вот октябрь.
Я не хочу оставлять ее в машине, да еще иностранной, и завожу домой. У отца операционный день, мама еще не вернулась. Пять часов дня. Время — условность. Его придумали люди, зачем? Я быстро принимаю душ и меняю одежду, только сейчас соображая, какой будет скандал, если вернется отец. Он в святом разумении, что она прошлое и все кончено. Я молниеносно одеваюсь и беру ее за руку.
Она с грустью смотрит на меня:
— Алеша, поцелуй меня, мне так хочется…
Я не могу пересилить себя. Слишком много воспоминаний.
— Не здесь.
Мы выходим из дома, я пытаюсь быстро пройти к машине и ловлю себя на мысли, что боюсь встречи с лысым, изнасиловавшим. Когда я с ней. Вдруг она увидит его. Он увидит ее. И я узнаю что-то — другое… Совершенно другое, чего не знал до этого.
Вечером неожиданно мы едем на просмотр французского фильма «Пощечина», в котором играют замечательные актеры. А потом к Вивьен, развлекаться.
У Литы безусловный талант к продаже и спекуляции. В первый же день она продала десять пар джинсов.
— Меня чуть не разорвали на куски, — говорит она возбужденно. Все расхватали мои телефоны, и теперь я могу встречаться по уговору и совсем не приезжать… туда.
И тут же она продолжает:
— Одна девочка хочет взять сразу пятнадцать пар и увезти во Львов. И масса других предложений. Многие хотят брать оптом, чтобы еще на этом заработать.
Я думал о своем.
— Алешенька, я хочу, чтобы ты взял еще сто пар джинсов у него. Не бойся.
— Ты с ума сошла? Надо рассчитаться прежде за эти…
— Я к концу недели все закончу, и тогда…
— И тогда ты остановишься.
— Когда у нас появятся свободные деньги, я хочу, чтобы мы обедали где-то, даже в ресторанах. Я не хочу, чтобы ты ходил голодный. Ты ничем не хуже, чем какие-то поляки или французы.
Я посмотрел на нее внимательно:
— Я никогда никому не завидую.
— Я хочу, чтобы у тебя была лучше жизнь, чтобы ты себе ни в чем не отказывал. А ты все время себе отказываешь…
«Ты уже устроила мне лучшую жизнь», — подумал я про себя, но ничего не сказал.
— Для этого нужны только деньги, — продолжала, возбуждаясь, она. — А заработать их пара пустяков. Взять в одном месте, отвезти в другое — это ж совсем нетрудно. Только бы ты был согласен.
— Я не хочу рисковать тобой.
— Мой Алешенька… Риска никакого нет. Я так выгляжу, что никому и в голову не придет…
— А когда ты примелькаешься?
— Хорошо, я буду делать это редко.
Она вдруг улыбается:
— Но большими партиями!
Я смеюсь, а она сжимает мою шею своими тонкими, как лоза, руками.
К концу недели все было продано. Я не верил. Прежде всего я рассчитался с Мареком — за все. И он тут же меня заставил взять новую партию ходового товара. На сей раз…
— Не плати сейчас — это в долг. Трать оставшееся. Хоть почувствуй, что такое деньги и жизнь, которые можно тратить на все, что душе угодно. Развлеки свою девушку, в которую влюблена Вивьен.
Я раздумываю над его словами. Развлекать ее — действовать вопреки. Развлекать виноватую.