Он сел, вытянувшись в струнку.
– Какого дьявола Пенни претендует на то, чтобы знать нечто подобное, когда приезжает в Лондон всего на два месяца в году?
– Неужели вы думаете, что ваши поступки остаются никем не замеченными, учитывая, сколько времени вы проводите на публике, – ответила она. – Естественно, что сплетники передают свои наблюдения вашей невестке.
– А она передает их вам. – Маркус ощущал себя выставленным напоказ, что было смешно. Он не сделал ничего такого, чего стоило бы стыдиться. Тем не менее, Маркус чувствовал себя мальчиком, которого призвали к ответу за дурной поступок.
– Очевидно, Пенни считает вас заинтересованной стороной, – предположил он. – Что довольно странно – если только, конечно же, она каким-то образом не узнала о том, что произошло между нами в прошлом.
Кристина вздернула подбородок.
– Раньше вы не выражались иносказательно. Вы намекаете на то, что я рассказала ей?
– Я не имею ничего против, если вы это сделали, – парировал он. – Девушки обычно хвалятся своими победами, точно так же, как это делают мужчины.
– Тогда, возможно, вы позволите мне поинтересоваться, похвалялись ли вы перед Джулиусом. Это также может быть причиной того, почему они считают меня заинтересованной стороной.
– Я не говорил ни одной живой душе, – отрезал Маркус. – Мужчины обычно не любят рассказывать о том, как из них сделали дурака.
– Я никогда не делала из вас дурака, Маркус Грейсон. – Сейчас ее глаза вспыхнули голубым огнем. – И я не могу поверить, что взрослый мужчина в тридцать четыре года может верить в такую глупость.
– Глупость? – Он сжал кулаки.
– Мне было восемнадцать лет. Я в первый раз выехала из своей маленькой деревни, в первый раз оказалась в обществе. Что, во имя всего святого, я могла знать о таких играх? Где я смогла бы обучиться им?
– Женщины рождаются со знанием этой игры.
– Тогда я, должно быть, родилась неправильной, потому что ничего не знала.
– Тогда что вы замышляли? – потребовал ответа Маркус. – Вы уже почти помолвлены с Траверсом – практически с рождения, как мне сказали, – и все же вы позволили мне…
– В самом деле – а что же тогда замышляли вы?
Маркус не смог найти ответа. Он знал, что ответ был у него наготове, потому что так происходило всегда. Спорить для него являлось таким же естественным делом, как дышать. Но возражение, которое нужно было произнести, застряло где-то в горле, и пока Маркус отчаянно пытался обнаружить эти слова, его глаза не теряли времени даром. Они вглядывались в голубые искры в глазах и в румянец гнева на гладких щеках Кристины – так же, как и в более нежный оттенок розового, окрасивший ее вздымавшуюся от участившегося дыхания грудь… где вздрагивал бриллиант, вспыхивая огнем.
Ее изящная рука взлетела вверх, чтобы прикрыть груди от его взгляда. Безрезультатно.
– Я не помню. – Его голос был неуверенным, затуманенным. С трудом оторвав взгляд, Маркус покачал головой. – Не могу поверить, что мы спорим из-за этого происшествия после стольких лет. Не могу поверить, что вы спорите со мной. Не могу поверить, что вы надели это платье. Как вы можете ожидать, что я смогу разумно спорить с вами? Боже, как вообще мужчина может думать? – Он поднялся и снова расшевелил огонь, а затем выпрямился и сердито уставился на Кристину.
– Согласно отчету, – послышался ее негромкий, напряженный голос, – ваша последняя любовница щеголяла в гораздо более откровенных нарядах. Не понимаю, почему вы выражаете претензии по поводу моего платья – или вините его в собственной нелогичности.
Маркус повернулся к ней спиной.
– Не понимаю, почему вы настаиваете на том, чтобы изводить меня по поводу любовницы. Или почему вы продолжаете эти пререкания.
Она сложила руки на коленях.
– Понимаю. Я должна держать свой язык за зубами и позволить вам говорить все, что вздумается. Это, по меньшей мере, несправедливо.
– С вашей стороны несправедливо то, что вы выискиваете повод для ссоры, когда на вас это вызывающее красное шелковое платье.
– Не надо говорить об этом так, словно я надела его намеренно, чтобы спровоцировать вас!
– Вы надели его, чтобы спровоцировать кого-то – а Джулиус уже занят! – Он рванулся обратно к дивану. – И вы повесили этот огромный, бросающийся в глаза бриллиант между грудей, чтобы он подмигивал мне.
– Он бросается в глаза не больше, чем ваша булавка, – парировала Кристина. – А она тоже подмигивает мне.
– Никто не заставляет вас смотреть.
– Вас тоже.
Тем не менее, они оба посмотрели – но не на бриллианты, а друг на друга. Голубое пламя схлестнулось с золотым, отчего воздух между ними начал потрескивать. Маркус почти мог слышать это. Он определенно ощущал это потрескивание внутри себя, эту тягу, это неумолимое влечение… к катастрофе.
Он отступил на шаг, его сердце отчаянно билось.
– Мы разговариваем, словно двое детей. В тот момент, когда взрослые выходят из комнаты, мы немедленно начинаем ссориться.
– Мы едва ли могли затеять именно эту ссору перед остальными, – ответила Кристина.
– Нам вообще не следовало затевать ее. – Он запустил пальцы в волосы. – Я в самом деле начинаю чувствовать себя… – Он вовремя сдержал себя, не успев произнести слова «преследуемым призраками». – Я ощущаю себя не в своей тарелке, – осторожно исправился он. – Я устал и не в настроении. Абсурдно обвинять платья и бриллианты или что-то еще, когда у самого дурной нрав. Что ж, вы и правда выглядите прекрасно, но это едва ли ваша вина. Просто у меня, кажется, трудности… с осознанием – то есть я имел в виду, что нельзя было ожидать, что вы станете вечно носить скромные муслиновые платья, и это намного более… эстетично.
– Благодарю вас, – ответила она.
– Также я должен был догадаться, что вы переросли свою робость и научились высказывать свои мысли, – продолжил Маркус, ощущая себя так, словно выбирает безопасный пусть через поле, заросшее крапивой. – Это… придает свежесть и… до некоторой степени… стимулирует.
– Осмелюсь сказать, это вы так думаете, – сказала Кристина. – В то же время я ощущаю себя так, словно сражаюсь с бурей. Вы никому не даете спуску, не так ли? Вы высказываете все, что приходит в голову, а все общепринятые правила вежливости, о том, что можно и о чем нельзя говорить… – Она махнула рукой. – Просто исчезают.
– Так намного интереснее, – ответил он. – Вы намного интереснее, когда раздражены, по сравнению с тем, когда выглядите спокойной, пристойной и вежливой. Например, я и понятия не имел, что вы можете быть такой упрямой. Или что вы так очарованы полусветом. Когда вы в первый раз упомянули мою любовницу, я едва не упал в обморок. Я шокирован вашим поведением, Кристина.
Казалось, она даже не заметила, что Маркус назвал ее по имени.
– До сих пор мне удалось шокировать только четырех неискушенных женщин среднего возраста, – проговорила она. – Возможно, я лучше готова к Парижу, чем полагала ранее.
Маркус увидел путь, по которому можно было уйти от этого неудобного обмена репликами, и торопливо свернул туда.
– Ни один англичанин или англичанка, вероятно, не может быть готовым к Парижу, – заявил он – Парижане – это не французы, а совершенно другая порода. Они… – Он пожал плечами. – Мне не нужно рассказывать вам об этом. Вы сам все увидите.
– Но не тот Париж, который видели вы, – парировала Кристина. – Я хочу, чтобы вы рассказали мне о нем.
Когда Джулиус и Пенни вернулись, Маркус и Кристина все еще сидели в гостиной и разговаривали. Посвятив чуть больше часа обсуждению Парижа, они вернулись к дискуссии о затруднительном положении греков. Они обсуждали за и против различных дипломатических стратегий, которых могло придерживаться британское правительство, когда их хозяева вошли с новостями о том, что Салли, после некоторых затруднений в начале, произвела на свет здорового громкоголосого маленького мальчика.
– Но все-таки вам не следовало ждать, – упрекнул Джулиус брата. – Уже четвертый час, и через несколько часов дом превратится в хаос. Может быть, тебе и удастся поспать в этом шуме, но Кристину крайне возбужденные дети разбудят на рассвете. К ночи она так устанет, что не сможет танцевать на рождественском балу. Вследствие этого, несколько джентльменов, несомненно, вышибут себе мозги. В самом деле, ты поступил крайне необдуманно.
– Это не его вина, – произнесла Кристина прежде, чем Маркус смог возразить своему брату. – Я приставала к нему, чтобы он рассказал мне о Париже, а потом – о Греции, до тех пор, пока он не охрип от разговоров. Более того, близнецы даже не подумают о том, чтобы разбудить меня. Они будут слишком заняты, вмешиваясь в приготовления к празднику и путаясь под ногами у слуг.
– А я попрошу джентльменов выйти на улицу, чтобы они могли там застрелиться или повеситься или что угодно, на что их толкнет разочарование, – подсказал Маркус. – Мы легко сможем подобрать их тела на следующее утро.
– Вот видишь, все улажено. – Пенни погладила мужа по щеке. – Что за суматоху ты устроил из ничего, Джулиус. Пойдем спать.
Маркус держался рядом с Кристиной, когда они поднимались наверх, следуя за другой парой, но не произнес ни слова. Он продолжил шагать рядом с ней в гостевое крыло, хотя его комната была в противоположном крыле. Она должна была указать ему на это, и собиралась так поступить, но не смогла найти нужных слов. Каждое воображаемое предложение, казалось, придавало его поступку намного большее значение по сравнению с тем, что выглядело, как простая забывчивость. Ранее Маркус говорил о том, что устал, а сейчас он, казалось, погрузился в свои мысли.
Когда они добрались до двери в ее комнату, Кристина остановилась.
– Спасибо за то, что составили мне компанию. – Ее голос оставался тщательно-вежливым. – Вы очень великодушно потворствовали моему любопытству и очень терпеливы с моим невежеством.
– Едва ли следовало ожидать, что вы будете знать то, о чем не знает большая часть нашего правительства. По крайней мере, вы задавали разумные вопросы. А ваше сознание открыто для новых идей.
Слуги оставили две зажженные свечи в коридоре. В их мерцающем свете было трудно разглядеть выражение его лица. Обеспокоенное выражение, которое Кристина разглядела, могло быть просто игрой теней.
– Мне нравится учиться, – проговорила она. – Я же говорила вам, что моя жизнь была ограниченной.
– Да, говорили. Я бы подумал… – Маркус отвел взгляд. – Но, как я понял, вы собираетесь наверстать упущенное. Для вас будет благом отправиться за границу, так же, как и для ваших маленьких девочек. Я… я рад, что ваша двоюродная бабушка поедет с вами. Она – крестная Джулиуса, если вы помните.
– Да, я помню. – Если бы ее родители, а не двоюродная бабушка, составляли Кристине компанию десять лет назад, то она не смогла бы пережить все эти украденные моменты с Маркусом Грейсоном в гостиных, в садах или на лесных дорожках.
– Она будет отличной компаньонкой во время путешествия, – продолжал Маркус. – У вашей бабушки обширные знания и она либеральнее, чем большинство людей ее поколения. Большое значение будет иметь и то, что она позаботиться, чтобы никто не обманул вас. Я имею в виду владельцев гостиниц и магазинов. И сопровождающих. Континент – это настоящая сеть опасностей для излишне доверчивых путешественников.
Он покачал головой.
– Но я задерживаю вас и мешаю отправиться отдыхать. – Маркус шагнул вперед, чтобы открыть для нее дверь.
Рукав его сюртука коснулся ее руки, всего лишь легчайшее прикосновение мягкой шерсти к ее коже. На короткий пульсирующий момент они замерли на месте, а воздух между ними сгустился и потеплел. Кристина ощутила себя точно так же, как тогда, когда их взгляды встретились ранее: словно они балансируют на грани пропасти. Она боялась, что если Маркус сделает хотя бы малейший рывок, что она упадет… а он уже наклонялся в ее сторону. Но затем он быстро отпрянул, почти в это же мгновение.
Маркус заложил руки за спину.
– Спокойной ночи, – проговорил он.
– Спокойной ночи, – ответила Кристина.
Потом он повернулся и быстро зашагал прочь.
Глава 4
На следующий день, когда две леди погрузились в безумие последних приготовлений к балу, Маркус и Джулиус собирали зеленые ветви на улице, с сомнительной помощью четырех неугомонных детей. Девочки должны были только наблюдать, согласно строгим приказам Маркуса. Однако они, кажется, не могли усидеть на месте – и изучали каждую вечнозеленую ветку и кололи пальчики об остролист. Им непременно нужно было кувыркаться с мальчиками в повозке, смять свои замысловатые шляпки и потерять варежки – и, в конечном счете, близнецы превратились в грязные маленькие страшилища, о чем весьма негалантно заявил им Маркус.
– Что же скажет ваша мама? – спросил он, уже в сотый раз поправляя шляпку Делии, до отвращения перегруженную оборками.
– Снимайте эти грязные вещи и отправляйтесь в ванну! – взвизгнула она.
Ливи захихикала, что заставило и Делию тоже захихикать, а мальчики начали дразнить их, изображая хрюканье свиньи. Делия немедленно помчалась вдогонку за Китом, тогда как Ливи побежала за его братом. Шляпки снова сбились на сторону, а варежки попадали в грязь. К тому времени, когда они вернулись в дом, все четверо детей выглядели так, словно провели весь последний месяц в конюшне, вычищая стойла.
Предоставив Джулиусу и мальчикам относить зеленые ветки в бальный зал, Маркус усадил Ливи в древнее кресло привратника и начал стягивать с нее сапожки. Делия, как и ожидалось, не стала ждать помощи. Она уже сидела на холодном полу, сражаясь с грязной обувью, когда в вестибюль зашла Кристина.
– Святые небеса, откуда взялись эти маленькие оборванки? – спросила она, ее голос бы пронизан весельем.
– От цыгана, – ответил Маркус. – Он дал мне парочку этих неопрятных созданий в обмен на Делию и Ливи.
– Нет, нет! Это мы, мама, – воскликнула Делия. – Он никому не отдал нас.
– Я уверена, что он пожалел, что не сделал этого. – Кристина покачала головой. – Полагаю, что вы почти свели мистера Грейсона с ума.
– О нет, мы помогали ему, – ответила Ливи. Она уставилась серьезными голубыми глазами на Маркуса. – Мы помогали, не так ли?
– Конечно, – ответил он. – Я никогда не смог бы найти такие чудесные ветки, если бы не вы. – Аккуратно поставив правый сапог рядом с левым, он поднялся и повернулся к Кристине: – Боюсь, что мы потеряли красную варежку. Мне сказали, что ее утащила белка. Наши шляпки тоже… – Он беспомощно показал на грязные, покореженные шляпки. – Полагаю, что единственным выходом будет сжечь их. Мне очень жаль. Я должен был…
– Ерунда, – быстро проговорила Кристина. – У нас их еще много. Целые кучи, которые только и ждут, чтобы их уничтожили. – Она подступила на шаг ближе и шепотом добавила: – Это все тетушки, знаете ли. У них очень неудачный вкус в выборе шляпок, и все же они продолжают присылать эти дурацкие штуковины.
– Я так и думал, – ответил Маркус, машинально понизив собственный голос до такого же конспиративного шепота. – Ваша собственная одежда вовсе не перегружена деталями, тогда как шляпки просто усеяны лентами и оборками.
Ее голубые глаза сверкнули.
– Они ужасны, не так ли? Я всегда страшусь прибытия этих посылок, потому что в тот же момент, когда девочки надевают свои наряды, мне хочется разразиться диким хохотом. Однажды я просто задохнусь, стараясь сдержать это желание.
– Мама, ты рассказываешь секреты, – упрекнула ее Делия. Она вскочила и схватила мать за руку. – Скажи и мне тоже.
– И мне, – воскликнула Ливи, сползая с кресла. Она потянула Маркуса за обшлаг рукава. – Скажите мне, о чем она рассказала вам, мистер Грейсон.
Он подхватил Ливи одной рукой, а затем протянул другую руку к Делии. С улыбкой она отпустила маму и позволила поднять себя вверх тоже.
– В самом деле, Маркус, – запротестовала Кристина. – Они слишком большие, чтобы носить их таким образом.
Он направился по коридору, вынудив Кристину последовать за ним.
– Едва ли я могу позволить им бегать по холодному полу в одних чулках.
– Они вовсе не такие хрупкие, какими кажутся, уверяю вас.
Игнорируя ее, Маркус начал подниматься по лестнице.
– Расскажи нам секрет, – сказала Делия.
Он покачал головой.