– Пожалуйста, – умоляюще проговорила ее сестра. – Мы никому не скажем.
– Так же, как и я никому не скажу, – ответил он. – Я очень хорошо умею хранить секреты. Я не расскажу секрет вашей мамы, точно так же, как не раскрою ваш.
Кристина, поднимавшая по ступенькам позади него, резко подняла голову.
– О, они рассказывали вам секреты, не так ли?
– Всего лишь один, – отозвался Маркус. – Но я должен молчать.
– Очень хорошо, – сказала она. – Нам просто нужно выпытать один из ваших собственных секретов, чтобы сравнять счет.
Близнецы посмотрели на Маркуса, затем друг на друга и захихикали.
– Понимаю, – заметила их мама. – Он уже рассказал вам этот секрет, не так ли? Тогда мне придется самой выпытать какую-то тайну. Очень, очень мрачную, – добавила она тем же самым низким голосом, которым читала «Франкенштейна».
Маркус знал, что этот зловещий голос предназначался для близнецов. Но по его коже все равно побежали мурашки. Девочки, конечно же, пришли в восторг от подобного голоса, и они, прижавшись к нему покрепче, выразили надежду, что его тайна и в самом деле будет страшной и ужасной.
Он попытался убедить себя в том, что у него нет никаких мрачных тайн, которые можно было бы выпытать, следовательно, нет никакой причины ощущать беспокойство. Его жизнь, как прошлой ночью заметила Кристина, была открыта для публики, и не важно, шла ли речь о любовницах или о коммерческих предприятиях.
До последних двух дней внешняя жизнь весьма удобно отражала его внутреннюю сущность. Но сейчас появились какие-то разногласия. Маркус ощущал их, когда близнецы разговаривали с ним или тянули его за рукава сюртука или просто смотрели на него. Он чувствовал, как внутри него просыпается привязанность – что казалось достаточно естественным, потому что девочки были очень милыми. Он совершенно не возражал против этого. Но Маркус остерегался совершенно других чувств. Старые мечты и надежды поднимались, словно печальные призраки: девушка, на которой он хотел жениться десять лет назад, дети, которых он воображал. Собственная семья, о которой стал бы заботиться, и для которой хотел завоевать мир… до тех пор, пока не пришел в себя и не осознал, что постройка торговой империи не оставляет времени на домашнюю жизнь. До сих пор он не испытывал сожалений. А теперь он держал на руках детей другого мужчины и ощущал боль утраты.
Они могли бы быть твоими, сокрушались призраки.
А вот это, предположил Маркус, и было его ужасной тайной.
Кристина нахмурилась, глядя на свое отражение в зеркале.
– Должно быть, я заказала это платье, думая о Париже, – сказала она Пенни. – Кажется, оно совершенно не подходит для праздника в сельской усадьбе.
– Оно идеально подходит, – ответила Пенни. – Твоя фигура превосходна. Не думаю, что есть какие-то причины скрывать ее.
– Причина есть. Я не хочу, чтобы меня рассматривали как бойкую молодую вдову. Люди слишком быстро верят в то, что, когда мы снимаем траур, то при этом сразу же отказываемся ото всех моральных принципов.
Вчера ночью Маркус назвал ее платье «вызывающим». Это замечание все еще жгло ее, хотя Кристина знала, что оно несправедливо и в связи с этим завязала спор с ним. Она потянула за низкий вырез платья.
– Оставь его в покое, – посоветовала ей подруга. – Если бы я считала тебя бесстыдной, то я бы так и сказала. Этот вырез такой же, как и у платья, которое было на тебе прошлым вечером, и даже Джулиус – а он время от времени может вести себя слегка напыщенно – одобрил его. Он сказал, что тебе давно пора перестать одеваться как жене викария. – Пенни изучила открытую шкатулку с драгоценностями. – Конечно же, ты должна надеть бриллианты. Эта простая подвеска, которая была на тебе вчера…
– Против нее были выдвинуты возражения, – проговорила Кристина.
Пенни взглянула на подругу, ее брови приподнялись.
– Вот как, неужели? Я могу заключить только то, что это Маркус выдвинул возражения. Интересно, на каком основании?
– Он заявил, что подвеска… отвлекает. А мое платье он назвал вызывающим, – сердито ответила Кристина.
Пенни рассмеялась.
– У Маркуса есть смущающая привычка говорить вслух все, что у него на уме.
– Я не должна была говорить тебе. – Кристина отошла от зеркала. – Но эта мысль преследует меня. Что довольно смешно. Он всего лишь дразнил меня, нарывался на ссору, как он всегда это делает, со всеми вокруг. Но раньше он никогда не…
Она обратила свое внимание на выбор серег.
– Для меня это больное место, вот и все. Сестры Артура не одобряли мой выбор гардероба после того, как я сняла траур. Они пытались заставить меня ощутить себя женщиной легкого поведения.
– Не надо рассказывать мне про тетушек, Кристина. Я все знаю об этих надоедливых созданиях. – Пенни подошла на шаг ближе. – Я бы предпочла услышать, о чем еще вы ссорились с Маркусом… и чего именно он раньше никогда не делал.
– Это не то, о чем я говорила… то есть имела в виду. – Она схватила подвеску. – Я едва знала… знаю его. – Кристина затеребила застежку.
– Позволь мне. – Пенни взяла у нее ожерелье. – Ты дрожишь.
– Я замерзла. Мне следовало надеть более теплое платье.
– Скоро ты согреешься, – ответила Пенни, проворно застегивая ожерелье. – Джентльмены будут толпиться вокруг тебя и прилагать все усилия, чтобы тебе стало теплее. Маркусу придется с боем пробивать себе путь через толпу, если он захочет возразить против твоего наряда. А твои другие поклонники, естественно, встанут на твою защиту. Вечер обещает быть весьма волнующим.
– Я не хочу заводить никаких поклонников, – проговорила Кристина, натягивая перчатки. – Но все будут думать, что я… что я ищу мужчину – из-за этого проклятого платья.
– Ты просто нервничаешь, потому что целую вечность не была в обществе – в легкомысленном обществе, я имею в виду. Но мы сейчас пойдем и навестим мальчиков, и позволим им восхищаться нами, а затем получим еще одну порцию восхищения от девочек. После того, как дети закончат говорить нам, какие мы красавицы, мы будем готовы с безупречной уверенностью встретиться лицом к лицу с остальным миром.
Когда Маркус зашел пожелать своим племянникам доброй ночи, женщины как раз выходили из комнаты.
– Топаз, – воскликнула Пенни, рассматривая его булавку для галстука, с выражением, которое Маркус мог бы назвать многозначительным. – Он подходит по цвету к твоим глазам.
– Предполагалось, что он будет подходить к моему жилету, – сухо ответил он. – Также предполагается, что булавку почти не будет видно. Согласно Бо Браммелу, костюм джентльмена не должен привлекать внимание.
– Я не знала, что ты ревностный сторонник Браммела, – сказала Пенни. – Я думала, что ты нанял камердинера, чтобы он заботился о твоей одежде, а ты сам мог не беспокоиться об этом.
– Так как мой камердинер все еще в Лондоне, то я вынужден беспокоиться.
В настоящий момент Маркус испытывал намного больше, чем простое беспокойство. На Кристине было шелковое платье цвета сапфира. Стиль платья казался строгим и простым: никаких оборок и отделок, ничего, что могло бы отвлечь взгляд от чувственных изгибов, которое это платье облегало. Маркус подумал, что она с таким же успехом могла бы быть обнаженной. Для него не было никакой разницы – или, скорее, не было разницы для той отбросившей все мысли части Маркуса, которая состояла из плоти и крови, чьи мускулы болезненно напряглись, а пальцы беспомощно впились в ладони.
Другой Маркус – рассудительный, цивилизованный – холодно ответил еще на несколько дразнящих замечаний Пенни и, как положено, сделал леди несколько комплиментов. Он пообещал вскоре присоединиться к ним внизу, определенно до того, как начнут прибывать гости, и старался удержаться от проявления каких-либо эмоций на лице, пока наблюдал за тем, как они уходили.
Затем он вошел в спальню мальчиков и попытался успокоиться.
Это отняло минут двадцать, которые Маркус заполнил историей про эгейских пиратов. И теперь он опоздает на бал, потому что ему все еще было нужно пожелать спокойной ночи близнецам, как он обещал ранее.
Он торопливо прошел по коридору, завернул за угол и резко остановился. Две белокурые головки выглядывали из дверей. Два маленьких лица выжидающе смотрели в его сторону и зажглись улыбками, увидев Маркуса. Внутри него тоже что-то вспыхнуло. Поэтому Маркус почувствовал себя крайне довольным, пока он продолжал путь по направлению к девочкам. Тем не менее, он приложил усилия, чтобы выглядеть строгим.
– Разве вы не должны быть в постели? – спросил Маркус, с укоризной взглянув на босые пальчики ног, выглядывающие из-под подолов их фланелевых ночных рубашек.
Они обе кивнули.
– Тогда почему вы здесь?
– Мы ждали вас, – ответила Делия, взяв его за руку.
– Чтобы пожелать доброй ночи, – проговорила Ливия, взяв его за другую руку.
– Конечно. Без халатов, без тапочек, стоя на сквозняке в дверном проеме. Если ваша мама узнает…
– Мы ей не скажем, – заявила Делия. – А вы?
– Ах вы маленькие плутовки, – воскликнул Маркус. Он подхватил их обеих и понес к их кровати. Затем он просто остановился и уронил их на постель, а девочки сочли это веселым и восхитительным. Настолько, что потребовали, чтобы он сделал это снова.
– Нет. Сейчас не время играть. Пора спать, – ответил он. – Забирайтесь в постель.
После того, как они забрались на свои места на кровати, Маркус укрыл девочек одеялами.
– Вы расскажете нам историю? – спросила Ливи.
– Ужасную, мрачную историю? – уточнила ее сестра. – Мама рассказала нам одну, но она вовсе не была ужасной.
– История была слишком короткой, – пожаловалась Ливи. – Мама очень торопилась.
– Как и я должен поторопиться, – проговорил он. – Помните, что у взрослых сейчас будет вечеринка. С моей стороны будет очень невежливо опоздать – что я непременно сделаю, если останусь рассказывать вам историю.
Они поразмышляли над его словами.
– Вы не должны опаздывать, – наконец вымолвила Ливи.
– Вы будете танцевать с мамой? – спросила ее сестра.
– Да, конечно же. Я буду танцевать со всеми дамами, которые ответят мне согласием.
– Мама согласится танцевать с вами, – сказала Делия.
– Она любит танцевать, – согласилась Ливи.
– Я рад это слышать. – Маркус аккуратно подоткнул одеяла.
Ливи толкнула Делию локтем, которая в ответ толкнула сестру еще сильнее. До того, как Маркус смог запротестовать, Делия заявила:
– Ливи хочет поцеловать вас на ночь.
Он сказал себе, что не стоит придавать этой просьбе особое значение. Дети очень привязчивы и он им понравился, вот и все. Маркус наклонился и вежливо подставил щеку для Ливи. Ее губы коснулись его так же легко, как это сделало бы крыло ангела.
– И я тоже, – сказала Делия. Она обняла его, наградив звонким поцелуем.
Он снова ощутил волнение, точно так же, как и печаль, только сильнее, чем прежде.
Это были не его дети. Ему хотелось, чтобы они были его. Отчаянно хотелось.
Маркус выпрямился и заставил себя улыбнуться.
– Спокойной ночи и счастливых снов, мои маленькие ангелы.
Для Кристины бальный зал был полон призраков. Мужчины толпились вокруг нее точно так, как это предсказывала Пенни, и как они делали это десять лет назад. Сейчас комплименты были более пылкими, а флирт – откровеннее. Во всех остальных отношениях все было точно так же, потому что, как и юная девушка из прошлого, она едва слышала хоть слово, только машинально отвечала, в то время как все ее сознание было сосредоточено на одном человеке, который держался в отдалении.
И он поступал в точности так, как и много лет назад, даже несмотря на то, что барьеры прошлых дней больше не существовали. Кристина уже не была юной девушкой, а он больше не являлся парией в обществе.
Она отвечала на комплименты и остроты партнера по танцу, в то же время размышляя, почему Маркус избегает ее. Они сумели так хорошо поладить вчера вечером – после той краткой, щекочущей нервы ссоры – да и сегодня было то же самое. Но нет, не слишком хорошо, молча поправила она себя. Прошлое оставалось рядом, как переменчивый поток: оно пульсировало под поверхностью любой фразы, которую они произносили, и любого поступка, который совершали. В воздухе витало напряжение, и Кристина не могла поверить, что только она одна ощущала это.
Танец закончился. Следующим, насколько она знала, должен быть вальс. Кристина бросила взгляд в сторону окна, где стоял, глядя в темноту, Маркус. Он был не так далеко от нее. Она могла видеть блестящие вспышки, которые появлялись в его золотистых волосах от света свечей. Одним летним днем, давным-давно, застенчиво-вежливая девушка смогла преодолеть такое расстояние.
Кристина собрала всю свою смелость и быстро зашагала, до того, как смогла передумать, не останавливаясь до тех пор, пока не оказалась в трех футах от его спины, обтянутой черным фраком.
– Маркус, – проговорила она.
Напрягшись, он повернулся к ней.
– Ты не потанцуешь со мной? – спросила Кристина.
Маркус посмотрел на нее – оглядел ее целиком: ее сокрушительно красивое лицо с бледно-золотым нимбом волос, ее платье, ярко-голубое по сравнению с белоснежной чистотой кожи, и волнующие изгибы, которые это платье облегало и ласкало. Он подумал:
К чему все это? Нет, только не снова.
Маркус заговорил, его голос звучал натянуто:
– Не думаю, что это будет мудро.
– О, – ответила Кристина. Ее ресницы опустились, уголки рта устремились вниз, и она начала отворачиваться.
Сердце Маркуса заныло, это глупое сердце, а его непослушная рука захотела коснуться ее, вернуть обратно. Он сумел удержать руки при себе.
– Я имел в виду – да, – хрипло выговорил Маркус. – Конечно же, я потанцую с тобой.
Конечно, подумал он, когда Кристина вскинула на него голубые глаза. Конечно же, он хочет ее. Как он может отказаться от этого? Как он может позволить ей уйти?
Заиграла музыка. Прошлой ночью Маркус едва коснулся ее и все же ощутил толчок и течение, пульсирующее между ними. Но прошлой ночью он был усталым и уязвимым, напомнил он себе.
Он положил руку на талию Кристины… и потрясение от контакта стрелой помчалось к его нервным окончаниям. Она издала тихий вздох и застыла… тоже потрясенная.
– Теперь слишком поздно, – едва слышно выговорил он. Одна слишком горячая рука крепко сжала ее талию, а другая – обхватила ее обтянутую перчаткой ладонь, и Маркус закружил Кристину в танце.
Казалось, что все глаза в бальном зале были устремлены на них. А почему бы нет? Это был первый вальс вечера, а Маркус первым из всех мужчин завоевал привилегию быть ее партнером. Как были бы шокированы все вокруг, если бы узнали, что Кристина Траверс нарушила все правила и пригласила его на танец.
– Почему ты пригласила меня? – спросил Маркус.
– Потому что ты забыл пригласить меня.
– Понимаю. Все остальные мужчины уже пали жертвами твоих чар. Теперь ты решила сделать свое завоевание абсолютным.
Он закружил ее так, что бедро Кристины прижалось к его бедру, отчего шелковое платье мягкими складками легло на его ноги. Маркус подумал о нежных бедрах, прижимающихся к нему и о шорохе простыней. Его дыхание участилось, и он крепче сжал ее талию.
– Маркус, – охнула она.
Он опустил взгляд. Лицо Кристины порозовело.
– Что такое?
– Ты вдавливаешь китовый ус мне в спину.
– Китовый ус?
– Мой корсет, – прошипела она, покраснев еще больше.
Надо же, она еще и напоминает ему о своем нижнем белье. Неохотно он ослабил хватку.
– Какого дьявола тебе понадобился корсет? Ты ведь едва одета.
Маркус уставился на кремовое богатство ее груди, предлагаемое его взгляду – взгляду любого другого мужчины в бальном зале.
– По моим расчетам, тебе потребовалось три часа, только чтобы выйти на люди полуголой.
Кристина вздернула голову.
– Я вовсе не полуголая. И мне не потребовалось три часа. Всего лишь два. С половиной. Прекрати смотреть на меня подобным образом. Ты привлекаешь всеобщее внимание.