Люди войны. Донбасс, южное направление - Ефимов Виктор Алексеевич 9 стр.


Что делает дед Иван? Он подбивает родственников заплатить «хозяину», начальнику лагеря, чтобы тот переоформил статью. «Хозяин» согласился, статью переписали, из лагеря заключенного на свободу, разумеется не выпустили, но, удовлетворив его горячее желание, перевели в штрафбат и отправили в 42-м году под Сталинград.

- Опять штрафбат?

- Так в том и дело. Но даже не это главное, главное, что и его не ранило. Представляешь, под Сталинградом от батальона после боя оставалось иногда в живых всего два человека, и один из них всегда был дед Иван, причем, без ран.

Бабушка, когда пришло первое извещение, что он пропал без вести, пошла к местной бормотунье – гадалке, знахарке, целительнице – как хочешь, называй. Та бабушку успокоила: жив.

Потом пришло от него письмо, и вправду жив. После письма пришла похоронка, бабушка опять к бормотунье, верить ли бумаге? Та отвечает: не верь.

И вновь от деда Ивана приходит письмо: жив. А от командиров – извинение. И под конец – снова извещение, что пропал без вести. Верить или не верить на этот раз? Конечно, не верить, бабушка даже к бормотунье не пошла.

И что? И опять письмо – снова жив. Почему командование дважды ошибалось? После Сталинградской битвы была усилена фронтовая разведка, роль которой важна перед масштабными наступлениями войск. Таких «счастливчиков», как дед Иван забрасывали на километров сто-двести в тыл врага для выполнения конкретного задания. Задания всякие, иногда диверсионного характера, иногда, чтобы просто собрать нужную информацию и передать её. Обратно они, практически, никогда не возвращались, никто их вертолетами с заданий из условленных точек с горных вершин не снимал, сам понимаешь. Если и выберешься, то лишь благодаря самому себе.

Деда Ивана перевели из штрафбата во фронтовую разведку к Рокосовскому. Отправили за линию фронта, информацию от него прияли, подождали месяц другой и – сообщили, что пропал без вести.

- А он возвращается и пишет письма?

- Так точно.

- Молодец дед!

- Он войну в Праге закончил, можно сказать, воевал на Великой Отечественной до её последнего выстрела 8 мая. Но домой, в город Вяземский, вернулся в 1949-м.

- Где задержался?

- На Западной Украине.

- Бандера?

- Бандеровцы.

- Понятно.

- Знаешь, на каком мотоцикле он ездил по своему родному городку после войны? – спросил меня Виктор Скрипченко, заканчивая рассказ про своих «стариков».

- Трофейный BMW? – пытаюсь угадать, зная, кто поставлял мотоциклы для армии вермахта.

- На мотоцикле модели «Адольф Гитлер Триумф».

- Ё-моё, представляю, с каким триумфом он гонял по родным улицам…

- Так-то!

Виктор, несомненно, гордится своими двумя дедами-штрафниками. В общем, мне стало понятно, почему он в юности выбрал для поступления военное училище, и как стал «тральщиком» афганских дорог.

В отличие от «непотопляемых» стариков, он был ранен в первой же огневой стычке, когда рота попала в засаду. Но молодой лейтенант не только выбрался сам из под огня, получив пригоршню осколков в тело, но и вытащил раненого солдата своей роты – авторитет среди бойцов он заслужил за считанные часы своей первой войны.

Не так сложно понять, почему не оставил опасную службу там, в Афганистане, когда с перебинтованной и загипсованной ногой «от пятки до резинки трусов» болтался на «железном стуле», приваренном солдатами к броне противоминной машины разграждения.

Сложнее понять другое: здесь, на Донбассе, он зачем?

Уже на пенсии, есть свой бизнес – автомастерская, есть красивый домик - не в Греции, а среди деревьев в окрестностях Тюмени. Уже всё ясно в «мировом масштабе», поскольку историю цивилизации он изучил, и причина всех конфликтов более менее понятна: древнейшая привычка делить всё в мире на своё и на чужое, сохранившаяся в головах с эпохи спора между неандартальцем и «гомиком разумным». Своё не отдавать, а всё чужое, что перед глазами, назвать своим и это доказать, размахивая дрекольем и шишаком дубины.

Зачем возвращаться на войну, где даже пушки с той же «клумбы», что в Афганистане – «гиацинт», «тюльпан», «гвоздика»?

Деньги? Исключено. Он приехал на Донбасс в 2014 году, тогда здесь денег не платили никому, даже самым пресамым опытным специалистам.

Ностальгия по армейской жизни на войне, по отношениям между людьми, которые возникают только там, где рядом затаилась смерть?

И это объяснение лишь частичное, даже если оно правдиво. Как сказал здесь командир роты Джордж, «войну начинаешь понимать тогда, когда закрыл глаза своему товарищу». Кто войну понял, тот о войне мечтать не будет.

Есть у меня одно объяснение, которое я сам не считаю абсолютно истинным и всеобъемлющим. Но мысль эта, как мне кажется, идет в правильном направлении.

Скрипа мне много рассказывал о пуштунском племени джадран. Они живут в провинции Пактия, там, где разворачивалась самая крупная операция наших войск в Афганистане – «Магистраль». Как раз тогда, когда он там служил. Недалеко от Пакистана.

Племя это не подчинялось никому со времен Александра Македонского. Ни революционному правительству, ни советскому командованию, ни моджахедам и советникам из ЦРУ. Оно вообще в конце 1988 года хотело объявить независимость от всех и образовать свое мини-государство. В их армию стянулись «ополченцы» со всех окрестных гор, тысяч пятнадцать, но лидер был пуштун Джелаллуддин – потомок древних персов. Таких позднее дипломаты в международных переговорах по всем «горячим точкам» планеты перестали называть главарями бандформирований и заменили их «должности» на более почетные - полевые командиры. Джелаллуддин был не полевым командиром, там нет полей, он был горным. Но командиром был хорошим и командовал он не «бандой», а умелыми и опытными бойцами своих многочисленным подразделений.

Чтобы пробиться к центру провинции городку Хост, нашим военным пришлось применить всю мощь советского оружия – самолеты, танки, «грады» и так далее. Дорогу под контроль взяли, Рота Скрипы её разминировала, планы «отделения» провинции были сорваны. Вскоре наши войска ушли, и пуштуны остались жить в своих ущельях, как жили тысячи лет до этого. И сейчас так живут, американцы даже и не пытались навязать племени какие-то свои демократические процедуры. Бесполезно.

Виктору с этим племенем «повезло». Прилетел откуда-то снаряд, точно не от нас - они там с другими племенами иногда ведут «разборки», взрыв произошел около мечети, начался пожар. Саперы были неподалеку, решили помочь потушить огонь. Виктор зашел в мечеть, огонь, дым, увидел какую-то книгу на ковре с застежками, он к книгам неравнодушен, замотал ее в ковер, вынес и около своей машины положил.

Пожар разбушевался, стали ждать, когда можно будет разбирать завалы. Через несколько часов подошли к нему старейшины, перводчик тут как тут, в племени всегда есть человек, который говорит на всех европейских языках. Спрашивают, не видел ли он книгу на ковре, сгорело всё, они искали её остатки на пепелище, но не нашли.

Он подвел их к машине, показывает на куль – этот ковер? Этот. Разворачивают, книгу увидели – глаза у стариков блестят от радости. А потом вновь спрашивают, касался ли он этой книги руками? Он отвечает: нет, не касался, взял ковер за концы с застежками и так этот куль вынес из огня.

Книга оказалась кораном – священной книгой мусульман. Привезена была в мечеть сотни лет назад. Старики не знали, как благодарить офицера армии «неверных», которой они же совсем недавно объявили войну за то, что посягнули на их территорию с оружием в руках.

Как? Да очень просто, старики не дети: сменить гнев на милость, вкусно накормить солдат, быть радушными и не стрелять в спину. У племени этого есть свои воины и воинский кодекс чести: клятвы они не нарушают. У Виктора появилась возможность познакомиться с их бытом и традициями. У его роты – покинуть территорию племени джадран без провокаций и предательских атак.

Всей жизнью племени руководят старейшины, и даже полевой командир не может им перечить. Будущее детей определяет круг стариков: смотрят, как кто проявил себя лет с шести и во время обучения грамоте, затем решают, кто какой судьбы достоин. Кто быстр и ловок – будет воином. По первому сигналу будет брать оружие, запас еды на две недели и отправляться к месту сбора других таких же из окрестных кишлаков.

Погибнет, семья будет много лет получать плату, равную доходу «среднего главы семейства» в племени.

Кто силен в учебе, тому путевка сначала в медресе, а после – в Оксфорд. И только старики решают, когда ему вернуться, сразу после окончания университета или поучиться уму разуму еще и получить ученую степень, раз он такой способный. Стипендия – из доходов племени.

Кто не готов быть воином и не силен в науках, тот будет лесорубом или торговцем. Лес в той части Афганистана на границе с Пакистаном растет по склонам гор густой, пилить его непросто, вывозить надо на ишаках, потом суметь продать и не продешевить – занятие есть для всех.

Мальчишки вырастают и шагают по той жизненной дороге, какую для них выбрали старейшины. Демократия родоплеменных отношений, где личность подчинена традициям общины каменного века, но племя существует, оно свободно, границ других племен не нарушает, но и свои не открывает. И никто не смог его завоевать, включая Македонского, который с племенем «договорился», оставил пару гарнизонов на перевале и ушел со своей армией в Индию.

Гарнизоны никто не вырезал, они исчезли сами, когда великий полководец почил в бозе, и его друг-летописец сделал запись в дневнике: «Александр умер. Облака».

Облака над перевалом до сих пор, это – вечно.

Скажите, а не советы ли старейшин в российских городах приняли решение помочь Донбассу? «Советы ветеранов» - это не совет ли старейшин, что напутствует верховного «полевого» главнокомандующего того племени, что известно в мире, как Россия?

Вы скажете, что наше государство давно рвануло в космос из оков средневековья. Отвечу: все рванули, не только мы, но и на всех других оковы: у кого-то в Европе короли и королевы до сих пор, у кого-то в Азии уроки в школах начинаются со здравицы в честь первого императора, умершего две тысячи лет назад, я о Китае, а рядом, в Японии, он и сейчас живее всех живых.

Нет, мы не покинули средневековье. Не только средние и ранние века, мы не расстались и с наследством традиций и верованием неолита, как праздник Рождества и Пасхи, например.

Мы племена, кочующие по планете верхом на молодом осле по кличке Боинг. И мартовские иды – праздник бога цифры Смарта, делающего снимок «солнечного диска» на тарелке с маслом и сметаной.

А теперь представьте, что в нашем племени совет старейшин, после торжеств по случаю весны 2014 года, решил: воины – на точку сбора. И как мог остаться в стороне тот, кто чтит традиции старших поколений? У кого в родне два деда-воина?

Какие автомастерские, какие радости домашнего уюта и досуга в дальневосточных бухтах океана, какие грядки и прочие наделы? Котомку в руки и вперед - к оружию.

Так было в древности и не раз. Так было перед первой мировой и перед второй. Так будет очень долго, и вряд ли что изменится когда-то.

Единственное, что мне мешает согласиться с "родоплеменной" версией объяснения столь активного участия россиян в событиях на Донбассе - это мысли солдат-фронтовиков Николая Никулина и Николая Ряскова. В кратком изложении их суть вот в чем: советами ветеранов руководят сейчас те, кто на Великой Отечественной войне командовал и был при штабе. А те, кто подчиняясь воле командиров, вставал и шел в атаку, тех нет давно, их всех скосила и зарыла в землю костлявая рука войны.Их мнение не звучит на заседаниях совета ветеранов. Их книги - остаются в рукописи. Их авторы - от нас ушли и больше нам о смысле и бессмысленности войн не произнесут ни слова.

ОБНАЖЕНКА

Нигде я так часто не вспоминал о существовании Большого брата, как во время жития в комнате приморского пансионата.

Сами представьте: рассказывает мне Скрипа о командировочном россиянине, который рискнул съездить на передок. Им запрещено появляться в непосредственной близости от украинских военных: мало ли что, захватят в плен советника, начнут его лицо по всем украинским телеканалам показывать. Они особо и не рвутся туда, где от противника их будет отделять лишь дальность прямого выстрела.

Но один из профессиональных военных самолично пожелал нарушить инструкцию и своими глазами увидеть на боевых постах солдат-ополченцев, которых он прибыл учить военному делу в течение «срока командировки», то есть, на шесть месяцев.

Побывал, пообщался, поглядел на «театр боевых действий» из «ложи» в блиндаже. «Он по-другому говорить стал, он ходить по-другому стал, он преодолел страх и почувствовал себя настоящим военным, который приехал не штаны елозить в штабе», - говорит Виктор, и в это время громкий голос с грузинским акцентом:

- Дорогой, возьми, пожалуйста, трубку, Сталин просит.

Виктор «берет трубку» и к рассказу об этом советнике больше не возвращается.

В другой раз говорит Виктор о своем хорошем знакомом, который умудрился из танка на полигоне, в месте, где и положено находиться бронетехнике, подавить огневую точку противника – пулемет, который достал ополченцев на передке. Расстояние – 9 километров. «Ты где так хорошо научился из танка стрелять, ты же не танкист, ты артиллерист?» – спросил Скрипа знакомого. Тот отвечает: «Нам в Чечне придали несколько танков, а экипажи были подготовлены так, что даже танковую пушку не знали, как наводить. Там и разобрался, как и что. Законы баллистики общие, траекторию полета любого снаряда можно рассчитать и выставить нужные углы, если знаешь параметры заряда и ствола. Мы документацию из танков вытащили, проштудировали, поняли». Виктор хотел еще что-то об этом знакомом мне сообщить, но зазвучал голос с грузинским акцентом:

- Дорогой, возьми, пожалуйста, трубку, Сталин просит.

Третий случай: беседует Виктор по скайпу со своим однополчанином Олегом Ботом. Олег служил заместителем командира роты в Афганистане, той самой, которой командовал Виктор.

Слышу разговор двух «ветеранов»:

- Что-то ты не выглядишь изможденным войной, - это Олег говорит.

- Да какое измождение, война войной, а мы толстеем.

- Чем занимаешься? – спрашивает Олег.

- Мины ставим, мины снимаем.

Хотел Олег еще какие-то вопросы задать, как специалист специалисту, но из другой комнаты послышался голос с грузинским акцентом:

- Дорогой, возьми, пожалуйста, трубку, Сталин просит.

Сеанс связи с Олегом прервался, Виктор побежал на зов Сталина.

Я, конечно, давно понял, что «Сталин» - это, всего на всего, звук "мелодии" вызова в его корейском мобильнике, брате-близнеце моего - такая же серебристая «раскладушка» с черным глазком видеокамеры на корпусе. Но… серебристый брат своим глазком все же напоминал мне о всевидящем оке Брата большого и попытках одного литературного героя Джорджа Оруэлла спрятаться за шкафом во время потаенных мыслей о сущности войны с Океанией.

И вот седьмая ночь в пансионате на берегу моря. Я вижу во сне женщин в раздевалке. Зачем я зашел в эту раздевалку, не знаю, открыл какие-то двери, а за дверью ряды одинаковых «шкапчиков» и около них – обнаженные женщины с мокрыми волосами и накинутыми на плечи полотенцами. Увидев меня, они отреагировали: кто полотенцем прикрыл грудь, кто простынкой все тело.

Глаза опускаю, иду по центральному проходу, стараюсь не смотреть по сторонам. Но чувствую по звукам, что паники в раздевалке нет, и меня никто особо не стесняется. Наоборот, вижу, как одна девушка, вместо того, чтобы спрятать голую ногу, выставляет ее вперед и начинает раздвигать простынку. Выше, выше, уже видно колено, еще выше. Я останавливаюсь перед ней, поднимаю голову – девушка стоит во всей своей красе и края простыни убрала за спину. Ну, вижу всё, а она смотрит на меня приветливо и хочет, кажется, мне что-то сказать. И раздается голос с грузинским акцентом:

- Дорогой, возьми, пожалуйста, трубку, Сталин просит.

Это звонок из штаба: потух свет, пропало электричество, Виктора просят вмешаться и дать команду на запуск бензинового двигателя генератора. Он набирает на своей «раскладушке» нужные телефоны, ему отвечают, что мороз ударил, и аккумуляторы сдохли, опять набирает номера, ищет машину, с которой можно снять аккумуляторы, чтобы привезти их к штабу. Его спрашивают: на сколько вольт? Суета, какие-то нервные высказывания про хохлов, которые забыли аккумулятор занести в теплое помещение – короче, всем не до голых женщин.

Назад Дальше