- Ты что, Егорыч?!
***
Ноябрьским утром около тридцати солдат разного возраста в новеньких шинелях и с винтовками за плечами курили, переминаясь с ноги на ногу, у здания военкомата. Рядом с ними стояли их матери, отцы, братья, сестры, друзья…
Коротко стриженный Ваня в солдатской шинели и зимней шапке-ушанке, замер в стороне от них в обнимку с Варей, положившей голову ему на грудь. Ваня гладил по голове Варю, глаза которой были грустными и влажными. Недалеко от Вани и Вари понуро топтались Ломов и Синдяшкин.
Синдяшкин тяжело вздохнул.
- Так и не сыграли мы свадьбу…
На крыльцо военкомата вышел старший лейтенант. Окинул солдат начальственным взором и громко скомандовал:
- Становись!
Солдаты начали торопливо прощаться с родными и близкими, становиться в строй.
Оторвавшись от Вари, Ваня сделал шаг к отцу. Обнялся с Ломовым. Ломов похлопал его по плечу.
- Ну, давай, сынок.
Отстранившись от отца, Ваня крепко пожал руку Синдяшкину. Тот, грустно улыбаясь, тоже похлопал его по плечу.
Ваня снова вернулся к невесте, по щекам которой уже градом катились слезы. Ваня и Варя обнялись и поцеловались.
Старший лейтенант стоял перед строем, в котором не было только Вани. Офицер сердито повернул голову в его сторону.
- А ну в строй! Живо!
Ваня и Варя через силу оторвались друг от друга. Ваня сорвался с места и побежал к своему взводу. Встал вместе со всеми в строй.
Старший лейтенант скомандовал:
- Напра-во!
Солдаты выполнили его команду.
- Прямо - шагом марш!
Строй двинулся с места.
Родные и близкие солдат махали им на прощанье руками. Ломов, Синдяшкин и Варя – тоже. Ваня, обернувшись в строю и найдя их глазами, вскинул высоко вверх руку. Помахал ею в воздухе…
***
По улице, грустно опустив головы, брели Ломов и Синдяшкин.
Ломов вздохнул.
- Остался я один…
- Да я теперь тоже один, - отозвался Синдяшкин. - Почти… Неделями Варю не вижу. У нее в госпитале дежурства – чуть не каждую ночь.
- Немец к Москве рвется. А у нас в ресторане…, - Ломов поморщился. - Будто и нет войны. Каждый день народу полно. Пьют, гуляют…
- Особенно которые вчера… Англичане. Гужевали до часу ночи. Все шампанское заказывали – самое дорогое.
- Ну, кому война, а кому…, – грустно протянул Ломов.
- Да уж…
- Посмотрел я сегодня на Ваню… И так захотелось мне тоже – надеть шинель, винтовку взять на плечо…, - Ломов повернул голову к другу. - Мужики мы еще – крепкие. Воевали б не хуже других.
- Так-то так. Только ведь «Метрополь», Егорыч, - первый ресторан Москвы. Не оставишь без него столицу. Потому нас от фронта и освободили, - Синдяшкин поднял вверх указательный палец. - Бронь – ее просто так не дают.
- Да умом-то я все понимаю, - Ломов приложил руку к груди. - А здесь… Когда другие в окопах… Противно смотреть на сытые и пьяные рожи.
Синдяшкин хохотнул.
- А ты с кухни пореже заглядывай в зал! И не будет!
Ломов кисло ухмыльнулся. Вспомнив о чем-то, снова повернул голову к Синдяшкину.
- Утром видел нашего управдома. Говорит мне: записывайся в добровольный отряд содействия противовоздушной обороне.
- Что им, школьников мало? С июля – как немец начал бомбить Москву – пацаны и девчонки торчат на всех крышах.
- На ночные дежурства ходить некому. Школьники спят.
Синдяшкин понимающе хмыкнул.
- Где дежурить?
- В нашем доме – на чердаке.
- Ладно. Давай. Я тоже с тобой, за компанию…, - Синдяшкин вскинул голову. - А делать что, если бомба?
- На занятии скажут!
Друзья ударили по рукам.
***
В учебном классе за столами сидело около двадцати человек разного возраста. Среди них – Ломов и Синдяшкин. У доски замер пожилой майор с указкой в руке. На столе рядом с ним чернели большие стальные щипцы. Между майором и столами с обучаемыми стояла на полу небольшая бочка с водой. Рядом с ней лежал лист железа, на котором тускло поблескивала небольшая учебная зажигательная бомба.
Все внимательно слушали монотонный голос майора.
- Авиационные зажигательные бомбы предназначены для вызывания пожаров и разрушения оборудования воздействием высоких температур. При их изготовлении используют термитную смесь и трифторид хлора…
Майор подошел к учебной бомбе на полу. Поднес к ней кончик указки.
- Зажигательные бомбы небольших калибров – такие, как эта - используются, как правило, в кассетах. Они снаряжаются термитом. Термит - общее название смесей…, - осекшись, майор улыбнулся и махнул рукой. - А! Что я вам рассказываю эту херню?
Сидящие за столами тоже заулыбались.
- Главное знать вот что, - майор рубанул ладонью воздух. - Если бомба упадет рядом с вами, не пугайтесь. Воспламеняется она не сразу, а секунд через двадцать-тридцать… Поэтому…, - он обвел аудиторию взглядом. - Просто берите ее и тушите. Большим количеством воды.
Майор подошел к своему столу, взял с него щипцы и снова вернулся к бомбе. Достал из кармана зажигалку. Чиркнул зажигалкой, наклонился над учебной бомбой и поднес к ней язычок пламени. Бомба зашипела, плюясь огнем. Все сидящие за столами открыли рты и вытянули шеи. Майор распрямился.
- Хватаем ее щипцами и опускаем в бочку!
Майор ловко схватил шипящую бомбу щипцами. Поднял ее, поднес к бочке и опустил бомбу в воду. Зашипев от соприкосновения с водой еще громче, бомба с бульканьем погрузилась на дно бочки. Майор повернулся к аудитории и развел руками.
- Вот так.
Сидящие за столами облегченно вздохнули. Переглянувшись, Ломов и Синдяшкин, улыбнулись. Ломов протянул:
- Тю-ю-ю. И всего-то делов?
***
Ночью на чердаке было слышно только, как в дальних углах бегали мыши. Ломов и Синдяшкин сидели на двух перевернутых фанерных ящиках недалеко от двери на крышу.
Рядом с поварами на полу лежали щипцы. Посреди чердака стояла небольшая бочка с водой.
Ломов встал, подошел к двери на крышу, открыл ее и, задрав голову, посмотрел в ночное небо и протянул:
- Небо чистое. Ни облачка…
Синдяшкин повернул голову в его сторону.
- Плохо, что чистое. Лучше бы тучи. А еще лучше снег… Тогда бы сегодня точно не бомбили.
Ломов нахмурился.
- Не каркай!
- Ха! От меня это, что ли, зависит? Я на немецкого министра авиации не похож.
Синдяшкин тоже встал, подошел к Ломову и, улыбнувшись, легонько похлопал его по животу.
- Это ты у нас смахиваешь на Геринга! Такой же упитанный.
Ломов недовольно отбросил руку Синдяшкина от своего живота.
- Почём те знать? Ты что его, видел?
- Живьем не видел. А как в газетах рисуют…, - Синдяшкин очертил руками в воздухе огромный живот. - Объемы у вас одинаковые!
Синдяшкин засмеялся. Ломов сердито засопел.
Вдалеке раздался гул самолетов. Ломов и Синдяшкин тревожно переглянулись. Прищурив глаза, подняли головы и посмотрели в ту сторону, откуда раздается гул. Гул становился все громче и громче. Ломов со злостью плюнул на пол.
- Ну, вот. Накаркал!
Синдяшкин обиженно посмотрел на Ломова.
- Да я-то тут причем?
…Со всех сторон гремели взрывы бомб. Ломов и Синдяшкин лежали на полу посреди чердака, закрыв руками головы.
С грохотом пробив крышу, недалеко от них упала зажигательная бомба. Бомба громко и угрожающе зашипела, плюясь огнем. Оба подняли головы и посмотрели в ее сторону. Быстро вскочили, схватили щипцы и понеслись к бомбе.
Ломов подоспел к ней первым. Ловко ухватив бомбу щипцами, оторвал ее от земли и побежал вместе с ней к бочке с водой, которая чернела шагах в двадцати. Синдяшкин, подстраховывая друга, вприпрыжку засеменил за ним.
Уже у самой бочки Ломов неожиданно споткнулся и упал прямо на нее. Бочка опрокинулась. Ломов повалился на землю рядом, выпустив из рук и щипцы, и бомбу, которая откатилась далеко в сторону. Вода в несколько секунд вылилась из бочки в противоположную от бомбы сторону, растекаясь по крыше большой лужей и впитываясь в дощатый пол.
Ломов со злостью выругался:
- …твою мать!!!
Синдяшкин подскочил к шипящей бомбе и замер рядом с ней, испуганно и растерянно хлопая глазами. Он с отчаяньем вскинул голову.
- Егорыч, как же ее теперь тушить?
Ломов вскочил на ноги и тоже подбежал к бомбе. Застыл на месте, напряженно морща лоб. Через мгновенье в его глазах мелькнул ответ на вопрос Синдяшкина. Ломов решительно отшвыривает щипцы в сторону.
- Как, как… Вот так!
Ломов начал быстро расстегивать ширинку брюк.
Ухмыльнувшись, Синдяшкин тоже швырнул щипцы на землю и последовал его примеру.
Расстегнув ширинки и достав из трусов члены, друзья посмотрели друг на друга.
- Только давай по моей команде, - торопливо произнес Ломов. - Вместе! Чтобы, как учили на занятии, большим количеством воды!
Синдяшкин кивнул.
- Понял!
- Раз, два, три! – скомандовал Ломов.
На счет «три» повара начали дружно мочиться на шипящую бомбу. Пошипев еще чуток, она «замолкла». Ломов и Синдяшкин облегченно вздохнули.
- Потушили…, - Ломов застегнул ширинку и вытер ладонью взмокший от напряжения лоб. Синдяшкин – тоже.
Переглянувшись, друзья улыбнулись. А потом начали хохотать. Все громче и громче…
***
Усталый после рабочего дня, Ломов поднялся по лестнице и остановился у двери своей коммунальной квартиры.
Рядом с дверью висели почтовые ящики. Ломов шагнул к своему почтовому ящику и увидел сквозь дырочки в нем конверт. Довольно улыбнулся. Торопливо полез в карман за ключиком от ящика, достал ключик, открыл ящик и извлек из него конверт. Поднес его к глазам. Перестав улыбаться, Ломов недоуменно хмыкнул. Не двигаясь с места, разорвал конверт, достал из него сложенный вдвое лист бумаги, развернул его и, шевеля губами, стал читать. Изменившись в лице, Петр Егорович побледнел. Руки Ломова начали трястись. Лист бумаги выпал из его рук, опустился на пол и, гонимый сквозняком, порхая, полетел над ступеньками лестницы вниз.
Издав глухой стон, Ломов обхватил руками лицо.
- Ваня… Сын…
Прислонившись к стене, Ломов медленно сполз по ней спиной и сел на пол. Его плечи затряслись от беззвучных рыданий.
***
Настенные часы в комнате Ломова показывали второй час ночи. Петр Егорович и Синдяшкин сидели за столом. Оба старались не смотреть друг другу в глаза.
На столе стояли початая бутылка водки и граненые стаканы, лежала нехитрая снедь.
В сторону был отставлен стакан, наполненный до краев и накрытый кусочком ржаного хлеба. Подперев руками голову, Ломов тяжело вздохнул.
- Ты Варе пока не говори… Я ей сам, потом…
Синдяшкин послушно кивнул головой.
- Ладно.
- Месяца не прошло, как проводили… Эх, побывать бы хоть на его могилке.
- В братской, наверно, похоронили.
- Хоть на братской.
Ломов налил в стаканы водку. Оба, не чокаясь, молча выпили. Синдяшкин поставил стакан на стол. Потянулся к закуске. Ломов тоже поставил стакан, но продолжал сжимать его в своих крепких пальцах. Зажмурив глаза, он начал мотать головой из стороны в сторону. Его пальцы сжимали стакан все сильнее и сильнее. Стакан со звоном лопнул.
Ломов открыл глаза и равнодушно посмотрел на правую руку, сжимающую в кулаке осколки стекла. Из кулака на стол стекала кровь.
Синдяшкин с испугом кивнул на струйку крови.
- Егорыч, порезался!
Ломов, словно не слыша его, поднял голову и посмотрел куда-то мимо Синдяшкина.
- Все! Пока не убью хоть одного немца…, - Ломов ударил кулаком по столу. - Я спать не смогу! Жить не смогу!
Глаза Ломова загорелись ненавистью.
***
На стенах просторной комнаты, расположенной на первом этаже военкомата, висели плакаты военной поры. В углу комнаты высился стальной сейф. Посреди комнаты стоял стол, за которым сидел молодой капитан с эмблемами танкиста в петлицах. В глаза сразу бросались орден Красной Звезды и нашивка за тяжелое ранение на гимнастерке офицера, а также недавно заживший рубец на его щеке.
Перед столом стояли в очереди трое – высокий, худой мужчина, красивая девушка лет двадцати с беспокойными глазами, и Ломов.
Мужчина протянул капитану бумагу. Тот взял ее у него из рук и быстро пробежал глазами. Не поднимая глаз, произнес:
- Тебе в эшелон резервного полка. Иди на станцию. Там спросишь у коменданта.
Капитан вернул мужчине бумагу. Тот молча развернулся и вышел из комнаты.
К столу придвинулась девушка. Капитан поднял на нее глаза и раздраженно вздохнул.
- Гусева, ну что ты ходишь сюда каждый день? Я же тебе русским языком сказал: набор на курсы телефонисток закончен. А когда будет следующий – не знаю, - капитан хлопнул себя ладонями по коленям. - Заявление твое у нас лежит, адрес знаем. Понадобишься – вызовем. Свободна!
Обиженно шмыгнув носом, девушка тоже покинула комнату.
К столу приблизился Ломов. Он заметно волновался.
- Прошу направить меня на фронт. Добровольцем.
Капитан смерил Ломова оценивающим взглядом.
- Возраст призывной?
- Конечно. Пятьдесят будет только весной.
Капитан удовлетворенно хмыкнул и кивнул на стул.
- Присаживайся, отец.
Ломов сел.
- Москвич?
- Коренной.
- Работаешь кем?
- Поваром.
- Где?
- В «Метрополе».
Брови капитана удивленно взлетели вверх.
- В том самом?
- Ну да. Другого в Москве, вроде, нет.
Капитан откинулся на спинку стула и хитро прищурился.
- А бронь тебе случайно не положена?
Ломов вздохнул и опустил глаза.
- Дали.
- Тогда - задний ход, машина! Не могу я тебя на фронт.
Капитан придвинулся к Ломову. Несильно ударил себя ребром ладони по шее.
- Знаешь, как меня потом за это?
Ломов тоже придвинулся к офицеру.
- У меня сына убили. Под Волоколамском…
Капитан с сочувствием вздохнул.
- Понимаю, - капитан распрямился и развел руками. - Все равно не могу. Не имею права.
Капитан грустно улыбнулся.
- Да и на кой оно тебе? За сына и без тебя отомстят. А ты… В пятьдесят-то лет…, - капитан с жалостью поглядел на Ломова. - Пожилой человек. С полной выкладкой - по полям-дорогам… Замудохаешься!
Насмешливо улыбаясь, офицер махнул рукой.
- Помрешь еще ненароком на марше. Не дойдя до передовой.
Глаза Ломова налились кровью.
- Чего?!!!
Он поднялся со стула, сердито сопя.
- Это кто помрет?! Я?!
Ломов окинул комнату торопливым, ищущим взглядом. Заметив массивный сейф в ее углу, Петр Егорович кивнул на сейф.
- Сколько в нем весу?
Капитан тоже посмотрел на сейф.
- В сейфе-то? – он наморщил лоб. - Пудов десять.
Ломов кивнул сначала на сейф, а потом - на окно.
- А если сейчас я сейф твой… Выброшу из окна?
Капитан прыснул от смеха.
- Не смеши! Его сюда четверо бойцов волокли. А ты… И от пола не оторвешь.
Ломов оперся о стол капитана руками,
- Ну, а если? – он хитро прищурился. - Оформишь тогда на фронт?
Капитан еще раз оценивающе посмотрел на неподъемный сейф, затем перевел взгляд на окно и ехидно ухмыльнулся.
- Из окна, говоришь?!
- Из окна!
Глаза офицера загорелись азартным блеском.
- Хрен с тобой! Давай!
Ломов и капитан ударили по рукам.
Ломов быстро подошел к окну и распахнул его. Капитан закинул ногу на ногу и скрестил на груди руки, наблюдая за происходящим, как за цирковым представлением, и жмурясь от предвкушаемого удовольствия.
Ломов решительно направился к сейфу. Остановился рядом с ним и несколько секунд осматривал стальной ящик, примеряясь. Затем Петр Егорович присел и обхватил сейф руками. Покраснев от натуги, Ломов закричал:
- А-а-а-а-а!!!
С этим криком он резко встал, оторвав сейф от пола.
Изумленный капитан с округлившимися глазами поднялся из-за стола.
Побагровев от натуги и громко кряхтя, Ломов на подгибающихся ногах делал шаг за шагом к окну.
У офицера отвалилась челюсть.
Оказавшись у окна, Ломов забросил сейф на затрещавший под тяжестью стального ящика подоконник. Еще секунда – и сейф бы полетел в окно. Но капитан подскочил к Ломову и заорал: