Лишь немецкий мраморный дог прокурорши оставался невозмутимым – с поднятой головой Айдар грациозно лежал на крыльце, периодически зевал во всю пасть, обнажая страшные зубы и длинный розовый язык, и с высоты взирал прищуренными глазами на суетившийся во дворе люд.
В этот же момент к воротам особняка подъехал самый обычный сельскохозяйственный трактор, на капоте которого восседал игрушечный медведь в обнимку с сердцем. Единственная особенность трактора заключалась в том, что в кабине кроме тракториста восседали священнослужитель отец Григорий со своей женой Анисией. Ну, а в прицепе вместо сена или навоза находилась разнопёстрая компания молодых людей, улюлюкавших на всю округу, и жених с невестой – Генка и уже знакомая нам суетливая Вика, которая утром отказалась купить себе и своему сыну женскую шляпу.
Генка совсем недавно демобилизовался из военно-морских сил Украины и в подтверждение того решил не менять форму моряка на традиционный свадебный костюм-тройку. В белой бескозырке с надписью «Черноморский флот», задвинутой на затылок, он смотрелся залихватски! При первом взгляде на Генку бросалась в глаза необычайная прочность его фигуры. Морячок среднего роста имел такую широкую и высокую грудь, что, казалось, не сгибая шеи, не наклоняя головы, мог видеть, как при дыхании поднимаются нагрудные карманы белой сорочки. Плечи, руки, туловище, ноги – все прочно, словно выковано из железа. И при всем том легкость, собранность и подвижность чувствовались во всем его теле.
И, кстати, кататься по Отрежке на тракторе, а не на мамином дорогущем Мерседесе, была именно Генкиной идеей, поскольку он всегда претендовал на неординарность.
В противовес странной идеи жениха не надевать традиционный костюм-тройку, невеста вырядилась в пышное свадебное платье, напоминающее цветастую занавеску с линейными вставками из тюли. В фате, в букете невесты и бутоньерке жениха были странные цветочки, напоминавшие своими бутонами обычный репейник. По Вике было видно, что она безумно счастлива – отхватила молодого морячка-женишка, сына прокурорши-богатейки.
– Ну вот и всё! – вылезая из кабины, констатировала невеста. Жених Геннадий, следуя всем правилам свадебного этикета, взял невесту Викторию на руки и понёс к роскошному особняку.
Конечно, по сюжету юмористического рассказа, он должен был уронить свою ношу прямо в грязную лужу, но этого, к радости, не произошло, и Генка донёс дорогую и тяжелую ношу до пункта назначения – калитки отеческого дома, кряхтя себе под нос: «Ну, чумадей… ну, анчоус пушистый, не посрамись…».
За молодоженами гуськом выстроилась молодёжь, среди которой была и Анна, ставшая в ЗАГСе свидетельницей невесты, несмотря на своё несовершеннолетие. Свежий венок из полевых цветов на голове Анны и укороченный белый сарафан делали из неё не простую провинциальную девушку, а скорее нимфу, сошедшую с Олимпа. Так она была естественна и божественно красива.
Яркая красота радостно-оживленной Анны поражала сегодня даже и прокуроршу Ромакову, недолюбливающую столь неординарную девушку. Она видела, как появление Анны во дворе притягивало к ней взгляды гостей, особенно мужского пола.
Одни только супруги Огрызко и Верходурова спорили, не замечая никого:
– Светлячок, не гони лошадей! Что ж ты пьёшь, будто тебя в карты проиграли?
– Отвяжись, упырь! Свадьба сегодня или что?
– У тебя каждый день то свадьба, то поминки… – сетовал директор школы.
– Так, прекращайте вашу грызню, – встала между ними прокурорша, – молодоженов встречать полагается!
Молодые вошли во двор особняка, гости встретили их, кидая мелочь и конфеты под ноги, а Лана Дмитрина растолкнув народ и, выйдя вперёд, взяла аккорд на баяне и заявила:
– Встречаем молодоженов – Геннадия и Валеру!
Возникла непредвиденная пауза, после которой Генка удивленно поинтересовался:
– Ты чо, Дмитрина? Какого на хрен Валеру?
– Тьфу ты! Гену и Вику! – опомнилась физрук.
– Ну и приколы. Вообще не по понятиям, – подметил участковый инспектор, прибегнув к зоновской терминологии. Следующими стали Степанида Владимировна с Кузьмой, они вышли вместе, держа на красивом расшитом полотенце зеркало и каравай с солью. Но Лана Дмитрина никак не могла угомониться, уж больно самогонка весело бурлила в её крови:
– Дайте мне! Мне каравай! – кричала она, протягивая руки. И каравай чуть было не упал на землю, но его вовремя подхватила прокурорша-свекровь, отдав зеркало Кузьме. Неожиданно Рыжий жох в прямом смысле слова звонко заорал в ухо деду Кузьме,
– Я тоже хочу каравай! Дед, мне дай!
– Гляньте, невеста-то – прямо прынцесса! – послышалось из толпы гостей.
– Дмитрина, да погодь ты! И ты, малой, погоди. Невоспитанный какой! – косясь на Вику, упрекнула прокурорша Ромакова. – Молодые, по старому обычаю полагается посмотреться вместе в зеркало и понадкусить от каравая поболее!
– Морди як у клоунив! – крикнул Рыжий жох, заглянувший в зеркало вместе с молодоженами.
– Я тебе ща покажу, как у клоунов! – возмутился Генка.
– Та хлопчак прав! Що це у тебе така морда червона? – подколол дед Кузьма.
– Бать, ты ещё будешь подкалывать! Хорош уже! Ну а ты, жена, давай! Кусай! Ма, а ты держи покрепче! – попросил Генка, ухмыльнулся и встал в странную позу прямо под самодельной аркой с пчёлами, широко расставив ноги, словно представил себя вратарём футбольной команды.
Вика разинула рот, стараясь откусить кусок побольше. Кузьма решил открыть шампанское. Такое дело – свадьба! Следом за Викой принялся кусать хлеб жених, он так старался, что солонка осталась у него на носу. Невеста закатисто рассмеялась, но сразу получила по лбу – запотелая бутылка с посеребренным горлом в руках Кузьмы шарахнула пробкой, ясно-золотистое шампанское закипело в фужерах. Гости веселились, откровенно покатываясь со смеху. А сама Вика так испугалась неожиданного бутылочного хлопка, что даже отказалась комментировать исполненный свекром номер.
– Бать, ты оборзел что ли с перепою? Как я теперь с ней фотографироваться буду?! – возмутился Генка, указывая на лоб невесты, где практически сразу образовалась огромная шишка.
– веселилась Лана Дмитрина, тишком подмигивая Кузьме.
– Да не нарошно я! – оправдывался Кузьма. – Айда за стол, а то вже чекати замучилися! Нутро горить, а тоби б токма фотиться!
Прокурорша Ромакова, наклонившись к оглушенному свадьбой, войной и недавней демобилизацией Генке, шептала:
– А ты, сынок, не серчай на отца-то: как ты ушел в армию, как вернулся в самую войну, он извёлся по тебе ночами, остарел шибко да поглупел малька.
Народ весело засуетился, рассаживаясь поплотнее, чтоб быть поближе к молодожёнам и не пропустить самого интересного, а интересного предполагалось много. Участковый Ябунин, ухлестывая за продавщицей Людон, проявлял немереное желание отличиться и говорил-то он не по-простецски, а как в телевизионном сериале, и стул придвигал, потрясывая плечами, и даже слово употреблял иностранное – «пардоньте». «Люсяня» – ласково обращался он к Людон, «Королевишна»…
Почетных гостей – отца Григория с матушкой Анисией – усадили между директором Огрызко и главой городского совета, мужчиной сорока лет, черноволосым, широкоплечим, в костюме, с красивым гладковыбритым лицом. Степанида Владимировна, ставшая с недавних пор, по её собственному мнению, крайне воцерковлённой персоной, кинулась ухаживать за ними, подливая шампанского в бокалы:
– Пригубите Бога для, отец Григорий, матушка Анисия!
Помимо духовной четы, в поле её зрения попали и участковый инспектор с Людон. Их она тоже не обделила вниманием и шампанским. Среди почетных гостей были работники прокуратуры, суда и городской администрации, все те, кто не успел сбежать из города после начала военных действий.
Молодых разместили во главе стола, и Анна села рядом с невестой прямо перед здоровенным блюдом – на нём возлежал жирный ароматный гусь с яблоками. А вот на стуле рядом с женихом уже сидел кто-то, накрытый белой простыней. Генка недоуменно глянул на своего необычного соседа и глупо спросил свою мать:
– Ма, а это ещё что за псяка-кобяка такеная?
Но подскочившая Лана Дмитрина к ним взяла на себя ответ:
– А это вам от нас с Изильчиком оригинальный подарок на свадьбу! – она резко сдёрнула простыню, и гостям предстал Кролик DurenBell. – Пусть Генка свою Валерку без остановки гоняет днем и ночью, как этот заяц в рекламе!
– Да ни Валерка я, а Вика! И що означаэ, ганяэ без зупинка?
– Не знаю, а мне нравится подарок, – заявил Генка. – Прикольно. Как за границей!
Поправив свою бескозырку, которой он очень гордился и говаривал про неё: «Эт тебе не как у американских моряков – на панамы похожие, или как у французов – белые фуражки с красным помпоном сверху, как у гомиков…», Генка откинулся на стуле и принялся качаться на нём, словно на кресле-качалке.
– Та цей дарунок только вместо пугало в огороде ставити! – возмутился Кузьма, вращая единственным глазом и хлопая кролика по ушам. – Тоже мне заграница!
Участковый Ябунин отвлекся от ухаживаний за Людон и подозрительно посмотрел на здоровенную игрушку. Задумался. Людон ткнула его локтем, налей мол, винца и добавила:
– А по-моему, Кузьма прав, ни хрена прикольного тут нет. Чо вы с этим подарком делать-то будете?
– Разберемся шо делать, – встала на защиту подарка Вика. – Не перживайте, титка Люда!
– Нифиртити себе! Какая я тебе тётя Люда? Ты, небось, старше меня будешь! Невеста фиго…
Вдруг за забором послышался громкий треск двигателя внутреннего сгорания, и в калитку, приковав к себе внимание всех гостей и самих виновников торжества, на стильном гоночном мотоцикле заехал молодой человек. Дог Айдар встал на передние лапы и вытянул морду вперед, на расстоянии обнюхивая вновь прибывшего гостя.
Запылившийся мотоциклист не справился с управлением, врезался в арку с пчёлами, повалил её, заглушил двигатель, снял шлем и заявил:
– Диздец пизайна!
Генка аж подпрыгнул, обрадовался, как ребенок долгожданному подарку,
– Во-о-о!!!!! Братан из Питера прирулил!
Прируливший из Питера братан ростом был ниже среднего, щуплый, с бледным лицом и пивным животиком, лет двадцати двух от роду.
Некоторые банки разбились, из них повылетали лютые пчёлы-затворницы. Звон пчелиных крыльев угнетал гостей, словно они сидели под пулями. Каждому с детства были памятны обжигающие уколы пчелиных жал. Народ всполошился и забухтел. Кому хотелось быть ужаленным в самом начале праздника?
– Внимание все! – будто не замечая казус с пчёлами, продолжал Генка. – Мой двоюродный Ванька-братик прямо из Северной столицы прикатил! Поняли? А это почти две тысячи километров!
– Гендос, не зови ты меня Ванькой! – тихо зашипел двоюродный братик. – Знаешь же, мне так не нравится. Вахлон я уже давно…
Обеспокоенные злые пчелы закружились над праздничным столом.
– Ёптить! – вырвалось у Кузьмы. – Ти що натворив-то, Ванёк?
Первая, кто получил пчелиный укус, была Людон. Она заверещала так, будто её без парашюта выкинули из самолёта с высоты десять тысяч метров.
– Да ладно ты, батя, с этими пчёлами, – хорохорился жених. – Уважает меня братан! Вахлон-Буравцон! Вахлонище, давай сюда! А фамилию-то ещё не сменил?
– Неа, та же…
– Правильно! Фамилия у тебя знатная! Не Овцов, а Буравцов! Буравчик, значит! В любую щель, в любой зад без мыла залезешь! Ха-ха-ха!
Следующим объектом нападения пчел стал неказистый бородатый мужичок-баянист, сидевший с краю от стола – он получил жалом в локоть. Тот на глазах опух и сделал своего хозяина, который молча выдержал пчелиное нападение, ещё более непрезентабельным и расстроенным. Ведь мало того, что физрук Верходурова гармонь отняла, да ещё пчела проклятущая ужалила. Что за напасть?
Одна из пчелок запуталась в волосах Ланы Дмитрины, у самого уха, и она замахала рукой. На испуганный зудящий вопль труженицы бросились на выручку десятки пчел, с разлету втыкая жгучие жала.
– Спасайся кто может! – загорланила басом Лана Дмитрина и, отчаянно отбиваясь, кинулась в ближайший кустарник черной смородины. На бегу она повалила фуршетные журнальные столики – наземь хором повалились домашние пироги с подносами, печенья, ягоды, фрукты с вазами, компоты, домашнее фруктовое вино в пятилитровых банках тоже грохнулось, но банки чудом не разбились.
Дог Айдар не любил пчел, поэтому он решил удалиться внутрь особняка, где в каминном зале его ждал любимый кожаный диван расцветки «Долматинец», купленный прокуроршей Ромаковой специально для своего огромного любимца.
Кузьма метнулся в сарай за пасечным дымарём – устройством для отпугивания пчёл, а толстозадая прокурорша, причитая: «Говорила дураку – не городи ты этого мудизма тута!», принялась размахивать полотенцем в надежде разогнать остервенелых насекомых.
Пчелы облепили Степаниде Владимировне спину, шею, руки.
Прокурорша бросилась к воротам, упала на кучу гравия в углу забора и начала кататься по ней. Сообразительные бабы накрыли её покрывалом, взятым с лавки. Другие бабы, менее сообразительные бегали по двору, верещали и размахивали руками.
Над поваленной аркой звенящим вихрем негодующе гудели и кружились пчелы.
Вахлон попытался поднять уроненную наземь арку и водрузить её на прежнее место, но из этой затеи не вышло ничего хорошего, поскольку конструкция перекособочилась и, как пьяная, заваливалась на танцплощадку. Плюнув на эту затею, Вахлон прислонил арку к забору, там же припарковал своего железного коня и, отмахиваясь от пчёл, с выдохом заявил:
– Всем узникам замка Иф салют!
Не к месту пошутил питерский гость, чем вызвал, мягко выражаясь, недоумение на лицах многих безславинцев.
– Какие это мы тебе узники, москаль? – послышалось из толпы гостей, но Вахлон, не обращая ни на кого внимания, схватил на руки подбежавшего к нему Рыжего жоха,
– Здорово, племяш!
– Дядько Ваня! Чого мени з города привёз? – хотел знать племяш.
– Людон! Да хватит тебе уже орать! – наехала на продавщицу прокурорша Ромакова, пострадавшая от пчелиных укусов в гораздо большей степени.
– Это оправданно! – встал на защиту участковый инспектор Ябунин, – И даже небезопасно! Люсяня потерпевшая…
– Я думал, ты прикололся, что на мотике прикатишь! – не переставал восторгаться Генка, – Прямо из Питера! Надо ж!
– Я, вообще-то, за свои слова отвечаю обычно, – с расстановкой заявил Вахлон. – Ты же знаешь, братик.
– Знаю. А у нас тут такое творится! Война, в натуре! Я после свадьбы сразу в ополченцы подамся! Эти бандэровцы поперёк горла мне стоят. Может, и ты у нас тормознёшься? Тут ведь сейчас судьба русского народа решается…
После этого неожиданного предложения Вахлон задумался, опустил племянника на седло мотоцикла и достал из небольшого рюкзака рулон туалетной бумаги, целиком исписанный комплиментами. – Поглядим, – и продолжил копаться в вещах. Следующее, что появилось из рюкзака, была упаковка с петардами, которые Вахлон вручил своему «племяшу»,
– Это тебе, пацан, жги по полной! Вот и вам, молодожены, из Питера, так сказать, неординарный и реально прикольный подарок. Мой подарок называется «54 метра нашей любви». Здесь на каждом метре разные комплименты написаны, три дня писал, старался.
Генка с Викой переглянулись, и в их глазах повис один и тот же неразрешимый вопрос: «Едрён-батон! И шо нам с этим делать? Даже жопу не утрёшь…». Тут появился Кузьма с дымарём и ведром воды. Он начал активно окуривать своё произведение – арку – и обрызгивать её водой. В Лану Дмитрину, показавшуюся из кустов смородины, одноглазый Кузьма пустил из дымаря устрашающую струю.
Такую же струю пустил он в неё прошлым августом, когда отсверкал жаркий июль, отцвели пахучие кустарники, но по теплым долинам доцветали ещё цветы. Воздух был густ и пьян.