— Несомненно.
— Хорошо! — Михайлов легонько хлопнул ладонью по столу. — Тогда обсудим другой вопрос. Ты говорил с бывшими тюремщиками?
Гарбуз сказал, что собирается нанести визит старшему надзирателю Русковичу.
— Ну что ж, попробуй, — кивнул Михайлов. — Хотя верить им надо с большой осторожностью.
— Я тоже так считаю. От Алимова и Дмитриева никаких известий?
— Кроме того, что Алимову и Шяштокасу удалось выяснить: среди бандитов есть цыган.
— Чего приходила женщина, которую я встретил?
— Это одна из потерпевших. Мужа бандиты убили.
— Что она хотела?
— Требовала, чтобы мы немедленно нашли бандитов и покарали.
— Справедливое требование.
— Конечно. И мы обязаны это сделать. — Михайлов в задумчивости повторил слово «обязаны» несколько раз. — Недавно заходил ко мне милиционер. Член партии. Разговорились. О будущем, о том времени, когда победит социалистическая революция. Он представляет себе то время чистым, безоблачным. И, конечно, что в новом обществе совершенно не будет преступности. — Михайлов мягко улыбнулся. — Убеждал меня, что для этого достаточно всех воров, убийц и прочих взять да ликвидировать. Пришлось ему объяснить, что путь в новую жизнь — не железнодорожный путь, а мы не кондуктора поезда, которые вправе по своему выбору брать или не брать людей в вагоны. Нет, нам еще немало лет понадобится, чтобы уже в условиях социализма покончить с преступностью. Борьба с преступностью — это частица огромной воспитательной и политической работы. Тем, кого поставила партия на этот участок, предстоит тяжелейший труд и после революции...
Заглянул дежурный:
— Товарищ Михайлов, только что звонили от Самойленко. Просили передать, что в четыре часа будет совещание. И тут опять женщина какая-то пришла. Требует лично вас. Что-то у нее очень важное.
Михайлов взглянул на часы:
— Три сорок. У меня остается двадцать минут. — Обратился к Гарбузу: — Иосиф, прими ее, пожалуйста, побеседуй, а уж потом займешься надзирателем.
Гарбуз приказал дежурному:
— Проводите гражданку ко мне в кабинет.
В коридоре навстречу ему тотчас поднялся заждавшийся надзиратель.
— Я вынужден извиниться, Антон Николаевич, но выходит небольшая задержка. Сейчас побеседую с одной гражданкой, а там и пойдем. Не возражаете?
— Я сейчас человек свободный, времени вдосталь...
Женщине было под пятьдесят. Среднего роста, грузноватая, круглолицая. Из-под тонкой шерстяной шали выбиваются светлые волосы. Она расстегнула на шее большой песцовый воротник, села и сразу же начала:
— Я жена полковника Гриденберга. Алексей Спиридонович сейчас на фронте, героически сражается за Родину, а я между тем стала жертвой...
— Подождите, подождите, — улыбнулся Гарбуз. — Итак, о вашем муже я уже кое-что знаю. А теперь давайте познакомимся: заместитель начальника гражданской милиции Гарбуз.
— Ой, а я считала, что беседую с господином Михайловым. Говорят, он большевик, а вы, простите, в какой партии?
— В той же самой, — сухо ответил Гарбуз, начинавший уже беспокоиться, не теряет ли он время из-за какого-нибудь пустяка.
— Да-да, это можно было предположить. Моя фамилия Гриденберг. Гриденберг Алиса Васильевна.
— Слушаю вас, Алиса Васильевна.
— Знаете, позавчера у Губернаторского сада, когда вывела на прогулку Марго, мне повстречалась одна цыганка. Подходит, знаете, и говорит: «Мадам, ваш муж — офицер и сейчас находится на фронте. Если хотите, я могу предсказать его судьбу». Я, конечно, растерялась, спросила, откуда ей известно, что мой муж офицер да еще и фронтовик. А она глядит на меня своими черными глазищами — как вспомню, в дрожь бросает: «Не удивляйся, я не только это знаю. Ну, например, что вас зовут Алиса Васильевна. Кстати, за небольшую плату могу предсказать и ваше будущее». Ну скажите, дорогой господин Гарбуз, разве могла я устоять? Конечно, я согласилась. Я отвела Марго — так зовут нашу собачку — домой, заперла и пошла с этой цыганкой. Идти пришлось ужас как далеко, не меньше десяти верст. Приходим к ней в дом, а там шум, галдеж. Одних детей добрый десяток. Проводила меня гадалка в отдельную комнату, усадила за стол. Стол этот накрыла красным в цветах платком, сверху поставила стакан воды и говорит: «Смотри, милая, на стакан, да не сморгни. Как увидишь в воде пузырьки, сразу же скажи мне».
Гарбуз нетерпеливо поерзал на стуле, но женщина не дала себя перебить:
— Выслушайте меня, пожалуйста, это все очень важно. Так вот, смотрела я, смотрела на стакан и вдруг вижу — впрямь пузырьки в воде пошли. Говорю цыганке: «Пузырьки». А она мне: «Ну вот, видишь, добрый дух к тебе благосклонен. Теперь снимай-ка шубу, и начнем». Я сняла шубу, гадалка завернула ее в одеяло и положила на стол, затем взяла мою левую руку и начала водить пальцем по ладони. Знаете, она мне всю правду рассказала: и что я замужем второй раз, и что детей у меня нет — все-все. Меня ужас охватил. А она дальше чешет: что у мужа моего на фронте дела плохи, к тому же около него какая-то дама червонная вьется. Затем достала из рукава цветной носовой платочек и говорит; «Заверни в него деньги, что у тебя с собой, и украшения. Завяжи платок своими руками и вложи в пасть вот тому чудищу». Оглянулась я, куда она рукой показала, а там в углу на подставке стоит какая-то образина из дерева: не то зверь, не то человек, пасть раскрыта, в ней деревянные клыки торчат. Сняла я золотой перстень с бриллиантами, кольцо обручальное, колье тоже с бриллиантами и такие же подвески, сложила все это в платок, деньги туда же, завязала и узелок сунула в пасть тому деревянному чудищу. Цыганка проводила пальцами мне по лицу, что-то нашептывая при этом. Потом взяла мою шубу, обошла с нею все четыре угла комнаты, пошептала в нее и говорит: «Одевайся, милая, и иди домой. Нигде в пути не останавливайся и не заговаривай ни с одним мужчиной. Завтра приходи сюда в такое же время. Все о тебе и о твоем муже будет уже известно. Заодно заберешь и свои побрякушки».
Я была в каком-то дурмане. Вышла из дома и пошла. Даже не помню, как добралась. Весь вечер и следующий день ни с кем не разговаривала, а после обеда направилась к цыганке. Иду, а у самой ноги подкашиваются...
Дальше, естественно, шел рассказ о том, что гадалки она дома не застала. При ее появлении во дворе двое мужчин — один с топором в руке, другой с большим ножом и веревкой — спрятались в сарае. Старик-цыган проводил в знакомую комнату с тем же деревянным чудищем в углу и велел ждать.
Ждала она долго, успокоенная тем, что из пасти чудища торчал тот самый, завязанный ею, узелок. Несколько раз приоткрывалась дверь, заглядывали какие-то бородатые люди. За перегородкой все время разговаривали, кто-то приходил, уходил...
«Не хочет ли она до вечера развлекать меня? — с досадой подумал Гарбуз. — Бедный надзиратель... Но делать нечего, надо слушать, а то побежит к своим и станет жаловаться, что в милиции ее даже не выслушали».
— От волнения, — продолжала женщина, — я закурила. И тут открывается дверь и в комнату входит цыганенок лет семи-восьми. Подходит ко мне и тихонько говорит: «Дай закурить!» Отвечаю: «Мал еще, нельзя тебе курить». А он: «Дай, барыня, закурить — скажу что-то». Отдала ему всю пачку папирос. А он подошел к дверям, выглянул в кухню, возвратился и тихо на ухо мне говорит: «Тикай отсюда, барыня, они тебя убить хотят, а шубу и другие вещи, что на тебе, забрать». Я сразу же вспомнила тех двух мужчин, что в сарай спрятались. Испугалась, конечно. Господи, чего мне стоили эти минуты, пока я взяла из пасти чудища узелок, тихонько, на цыпочках вышла из дому и потом бежала по улице! Не верила в свое спасение даже когда домой прибежала. Развернула платок — батюшки! Посмотрите! — Она положила на стол развернутый носовой платок, а в нем — несколько обыкновенных камешков, свернутые кусочки проволоки и одно медное, грубой работы кольцо. — Как вам это нравится?
Гарбуз невесело улыбнулся:
— Не хотел бы я быть на вашем месте.
— Еще бы! Где мои драгоценности, я вас спрашиваю, господин Гарбуз? — закричала вдруг женщина, да так яростно, что Гарбузу захотелось заткнуть уши. Он громко сказал:
— Прекратите кричать! Я, что ли, взял у вас драгоценности? — Гарбуз неожиданно для себя передразнил ее: — «Где мои драгоценности?» Деревянное чудище сожрало. Вели себя, как ребенок.
Женщина кое-как взяла себя в руки и тихо проговорила:
— Господи, что же мне делать?
— Ничего вы теперь не сделаете, — устало сказал Гарбуз. — Попытаемся мы что-либо предпринять.
Он справился у дежурного, не приходил ли Щербин. Услышав утвердительный ответ, приказал: «Пригласите его ко мне».
— Сейчас придет наш сотрудник, он запишет ваш рассказ, а затем вы покажете, где проживает эта ваша благодетельница.
— Но меня же к ней в дом не поведут? — испуганно спросила женщина.
— Зачем? Вы покажете нам ее дом, а уж что дальше делать — мы сами будем думать.
Вошел Щербин. Гарбуз ввел его в курс дела и предложил:
— Запиши, Василий Васильевич, рассказ гражданки, а затем направь с ней кого-нибудь из своих хлопцев — она покажет, где проживает мошенница.
Щербин кивнул:
— Запишу. Но пока на этом и все. Мне еще надо опросить двоих пострадавших. Ох и дался же нам этот Данила!
— Данила? — переспросила женщина и посмотрела на Гарбуза. — Я в том доме слышала это имя...
— В каком доме? — встрепенулся Гарбуз.
-Да у цыганки. — Женщина оживленно заговорила. — Понимаете, когда я сидела в комнате одна, то увидела, как под самым окном прошла моя давняя знакомая Людмила Андреевна — супруга бывшего управляющего банком Любомира Святославовича Антонова, самого, кстати, богатого человека в губернии. Думаю: ей-то что здесь надо? Стала прислушиваться. Она вошла в первую комнату и громко спросила у того же, очевидно, старика-цыгана, где ей найти какого-то Данилу. Но ее тут же увели в коридор, и дальнейшего разговора я не слышала.
Гарбуз и Щербин переглянулись. Что это — случайное совпадение или действительно след? Гарбуз, не выдавая волнения, попросил женщину:
— Ну и об этом подробно расскажете.
Щербин повел посетительницу к себе, а Гарбуз пригласил одного из сотрудников и протянул ему листок бумаги с фамилией, именем и отчеством Антонова:
— Срочно соберите все данные об этом человеке: адрес, образ жизни, друзья, вообще окружение.
— Есть!
Только после этого Гарбуз быстро оделся и вышел в коридор:
— Ну что, Антон Николаевич, заждались?
ЕГО ФАМИЛИЯ ВЕНЧИКОВ
Старший надзиратель был похож на старшего надзирателя: злобное и в то же время угодливое лицо, узкие масляные глазки. Он был немного ниже Гарбуза, и тот, здороваясь, не без иронии подумал о его совершенно лысом темечке: «Как озерцо среди зарослей».
Хозяин испытующе посмотрел на гостя и сухо пригласил проходить в дом. Подчиненному, Антону Николаевичу — ноль внимания, словно его и не было. Гарбуз присел на предложенный стул и представился:
— Я — заместитель начальника городской милиции Гарбуз.
Рускович злобно стрельнул глазами в сторону надзирателя: кого, мол, привел?
— У меня к вам, Иван Епифанович, дело.
— О делах я на службе привык говорить, а теперь... какие могут быть дела-то.
Гарбуз понял, что перед ним человек не просто злобный — он еще и враждебно настроенный к новой власти.
«Надо его на место поставить, иначе общего языка не найдешь», — решил про себя и жестко сказал:
— По тюрьме скучаете, Рускович? Не советую. Мы ведь еще персонально вашей участи не решали. Может статься, когда до этого дойдет, то возвратим вас туда, но только в другом качестве.
Его слова возымели действие. В масляных глазах бывшего старшего надзирателя мелькнул страх, торчавшие в стороны усы поникли, а полные щеки покрылись красными пятнами. Он совершенно другим, уже елейно-слащавым, испуганным голосом заговорил:
— Нет-нет, господин хороший, вы меня не так поняли. Я не то хотел сказать.
— Не знаю, что вы хотели сказать, но вижу: перемены, которые несет революция, явно вам не по нутру. Что ж делать, прошлого, увы, не вернешь. Поэтому я задам вам лучше несколько вопросов, а вы честно и правдиво ответьте мне.
Гарбуза неожиданно поддержал молчавший до этого Антон Николаевич:
— Ты, Иван Епифанович, не ершись, не те времена. К тебе человек по делу пришел, а ты тут начинаешь...
— Да я что? — еще больше стушевался Рускович. — Я же ничего... Я...
Гарбуз решил воспользоваться его растерянностью и задал вопрос в лоб:
— Иван Епифанович, как фамилия заключенного, которого вы незадолго до того, как милиция взяла тюрьму под свой контроль, перевели из политического отделения в уголовное?
От него не ускользнуло, как сжался Рускович, как бросил испепеляющий взгляд на бывшего подчиненного.
— Они все знают, Епифаныч, — невинно проговорил Антон Николаевич, — так что не таись. Нас с тобой за это не осудят — некому. Их превосходительства, как мыши, по щелям разбежались.
Гарбуз требовательно повторил вопрос:
— Итак, его фамилия?
Рускович теперь уже почти навытяжку стоял перед Гарбузом и мямлил:
— Да, действительно, по указанию начальника тюрьмы и каких-то двух господ, по-моему, из жандармерии, мы перевели одного заключенного из политических в блок уголовников. Но вот как его фамилия?.. Ей-богу, не могу вспомнить.
— Не можете? — Гарбуз встал. — Что ж, придется вас посадить в одну из камер, из которой вы по приказу тех же господ выпустили уголовников. Авось вернется память.
Тут Рускович окончательно струсил. Он беспомощно посмотрел на Антона Николаевича и обреченным голосом сказал:
— Венчиков его фамилия. А вот имени и отчества хоть убейте — не помню.
— С какой целью его перевели туда?
— Не могу знать. Мы люди маленькие, что начальство прикажет — исполняем. Рассуждать, для чего что делается, нам не положено.
Снова вмешался Антон Николаевич:
— Слушай, Епифаныч, а куда девалась картотека содержавшихся в тюрьме людей?
— Тебе-то она зачем?
— Да не мне, а новой власти она нужна. Пойми, опасные преступники на свободе оказались. Они же могут и нас с тобой ограбить, а то и убить.
Рускович посмотрел на Гарбуза:
— Ей-богу, не знаю. Об этом надо спросить у начальника тюрьмы.
— Как выглядел Венчиков?
Приметы загадочного «политического» Рускович перечислял охотно и даже профессионально, не пытаясь, судя по всему, хитрить: видимо, понимал, что Антон Николаевич может уличить его во лжи.
— Что ж, спасибо и на этом, — сказал наконец Гарбуз.
Когда дом Русковича остался за углом, он остановился и протянул руку спутнику:
— А вот вам, Антон Николаевич, я очень благодарен.
— Ну что вы, не за что, — смущенно пробормотал тот.
— Нет-нет, вы нам здорово помогли. Но будет еще к вам просьба, Антон Николаевич: если что-нибудь узнаете об этом Венчикове или о его дружках, а также о картотеке — не сочтите за труд сообщить нам.
— Да-да, непременно. — Бывший надзиратель не скрывал радости. — Вам тоже премного благодарен... за доверие.
ЗАБОТ ПРИБЫВАЕТ
Через полчаса Гарбуз был в штабе милиции и докладывал Михайлову о результатах своего визита к Русковичу. Михайлов перебирал в руках какие-то листки (Гарбуз узнал почерк Щербина и догадался, что это показания жены полковника Гриденберга) и молчал, потом, задумчиво постукивая костяшками пальцев по столу, заговорил:
— Значит, о твоем Венчике... Как мы и предполагали, наши временные политические союзники задумали и, к сожалению, уже осуществляют еще одну пакостную провокацию. Я сейчас иду на встречу с Онищуком. Попрошу его по возможности выяснить, кто руководит этим Венчиковым. Затем уже вечером, в семь часов, у меня встреча с Алимовым и Шяштокасом. Им, думаю, есть смысл поинтересоваться цыганами, о которых рассказала Гриденберг. Щербин выяснит все, что возможно, о бывшем управляющем банка Антонове и, конечно, о его жене. А ты прикинь, каким образом нам улучшить в ночное время охрану улиц. Сегодня за день к нам поступило шесть жалоб на то, что в городе много грабежей, особенно в районе вокзала. Нарекания справедливы, и мы должны сделать правильные выводы.