Мальчики, буду падать — ловите.
И ведь ловили.
Два этих клыкастых чудовища игриво выглядывали из тряпок, которые не иначе как были зачарованы. Казавшись непроглядной грудой ткани, юбки Войцехи умудрялись в правильную секунду оголить и эти острые носочки, и эту крепкую шнуровку, и, о Мелитэле, голое колено, а порой даже мягкое бедро, усыпанное веснушками. И всё это каждому по секрету, будто лично, каждому в своё время. На картине видно было только сапоги, но забыть эти бёдра возможности не представлялось даже головой Марека. В конце концов, это были первые женские бёдра всех их, котят, выросших под платьями этой чародейки, вырванных ею из когтей смерти.
Кончать исследование Войцехи следовало не менее безумной высоты причёской, изображающей не то рога, не то гнездо, в котором всегда ютился какой-то мусор, причём буквально. Спицы, которые на ведьмачьей, не на чародейской скорости упирались всем желающим в ценные части тела, свитки заклятий, клубки ниток, угольки, и даже, Марек пару раз видел, она доставала оттуда чёртову флягу.
Руки волшебницы могли выловить из-за едва заметно острого ушка что угодно, когда этого «требовал» грустный, злой, растерянный или испуганный взгляд ребёнка. Пустоте глаз Йольта равных в этом замке не было, поэтому он чуть чаще остальных видел игру пальцев в обрезанных перчатках, обманный перелив треугольных ногтей над очередной выбившейся из тучного хаоса прядкой. Чуть чаще других он получал из этого хаоса крохотные бумажные свёртки, в которых прятались одеревеневшие, давно не съедобные мармеладки.
Кажется, первые раз десять, когда брать что-либо у фокусницы он «отказывался», на него ложились тяжёлые, полные не то презрения, не то ужаса взгляды других детей. А не Гаэтан ли однажды, услышав, что опять немой ребёнок не принял подарка Цехи, треснул его так, что пришлось класть холод и перевязывать… Кто же, если не Гаэтан. Только у этого дурня не хватало мозгов понять, что дружок его так же несчастен, как остальные, и что вырастет однажды и захочет дать сдачи. Впрочем, ребёнок вырос без памяти о том, за что мог бы дать сдачи. Впрочем, Гаэтан быстро это исправил.
Марек пробежался глазами по остальным портретам: почти все они были угольными, некоторые даже поспешными набросками. Есть ли среди них Варьян Людоед? Вряд ли. Зато вот он, оказавшийся чужим среди своих: Эрланд из Лаврика. То-то же карта его в гвинте показалась Мареку знакомой. И что Грифон забыл в кошачьей стае?.. Яр снял его и поменял местами с пустой маленькой рамой на краю экспозиции, передвинув на грифонье место Гезраса. Достал из сумки тубус и вытряхнул оттуда помятый пергамент. Впихнул с горем пополам собственный портрет в неподходящую раму и повесил между Гезрасом и Войцехой. Важная персона его тут же исчезла на фоне детализированных красочных соседей, но Марек выбором места остался доволен.
Он вышел на солнце из-под стрельчатой арки, из открытого коридора, который окольцовывал долину и выводил в неё все внешние комнаты и туннели первого этажа. Когда-то здесь, в чаше скал, располагалась часть тренажёров, конюшни и курятник, но всё это давно было разобрано и растащено, пустырь порос травой и даже хилыми деревцами.
Гаэтан нашёлся на расчищенной и примятой площадке. Он отвлёкся от груды досок, в которых ещё угадывался костяк кровати, и смял со лба пот.
Марек плюхнулся на лежанку, разложенную в заросшей земле.
— Я не видел твоих следов.
Гаэтан отложил пилу и рухнул едва не на Марека — тот занял слишком много его места.
— Я ехал верхом.
Постучал по гипсовому колену.
— Слушай, а ты, кажется, свадьбе не рад. Можно мне такую жену?
— Иди ты. Хотя знаешь что, забирай.
— Ты привёл чужака в школу, Гат. Ты же понимаешь, что её придётся…
— Двух накеров одним болтом. У меня всё равно на неё заказ. Был.
— Он закрыт?
— Да. Скинул солтысу трофейную башку из коллекции, он и не заметил, что суховата и на неё не похожа совсем — заплатил и погнал ссаными тряпками.
— И надо было тебе её сюда тащить?
— А надо было. Ты обвал видел? Я и камня сдвинуть не смог бы, а она за три дня, сказала, управится.
— На кой хрен тебе вообще лезть к чародеям?
— На кой хрен кто-то вообще лезет к чародеям?
— Не хочешь говорить — так и скажи.
Загремели главные ворота. Гаэтан вскочил чрезвычайно бодро для одноногого.
— Подъём.
— Я вообще-то ещё… — начал Яр.
— Плевать, мы идём в… к…
— К Струе Зура. Хочу полночи отмокать.
— Не выйдет, струя потухла. Завяла. Засохла, короче. Подымайся ты уже.
Марек лениво встал, раздражая Гаэтана медлительностью.
— Знаешь, это ведь завтра тебе нельзя видеть невесту…
— Ещё одно слово про свадьбу, и я тебе батькину палку… Где она?
Марек кинул ему трость из-за спины. Даже с ней Гаэтан навалился Яру на плечо — не для опоры, но чтобы проще было заторможенного подгонять.
Ведьмаки поспешили исчезнуть со двора до того, как на нём появилась троллиха.
— Идём тогда Дыру проверим, — хрипнул Марек, когда Гаэтан притормозил за дверью в ведьмачье крыло.
— Дыру… О Дыре я не подумал. Да, там всегда была вода.
— И всё-таки, как так получилось? Давай, рассказывай, когда вы познакомились, когда впервые поцело…
Марек получил укол древком в плечо — Гаэтан зажёг факел.
— Простой заказ. Доставала она деревенских. Мужиков крала с полей и не возвращала.
— Так вот, чего ты жениться не хочешь, невеста-то — чёрная вдовушка.
— Да не, она женихам выбор давала: свадьба или не свадьба. Кто отказывал, оправдания придумывал — того пожёвывала. Кто капусту на уши квасил, а потом улизнуть пытался — тоже. А я возьми и согласись. Говорю, мол, тоже бабу ищу, только кого попало не хочу брать в жёны.
— Правда ищешь?
— Я тролля искал, завал разобрать. Ну и нашёл. Заболтал её доказать мне готовность свататься и увёл. Заказ, в общем-то, выполнен.
— Зачем ей вообще муж? Ещё и человек.
— У неё спроси.
— А я бы спросил, только ты меня прочь тащишь.
— Без меня спроси.
— И чего ты бегаешь от неё?
— В глаза коровам на убой предпочитаю не смотреть.
— А зачем кровати пилишь? Я бы пошутил, да у тебя в руках две палки.
— На тебе одну защищаться, — Гаэтан вручил факел Мареку. — Чиню тренажёры. Я тут вроде как задержусь, не хочу форму терять. Ты со мной?
— Не планировал. Я за чертежами и… так просто.
— А рука?
— Снимать пора. Кстати, кто с ногой?
— Лошадь. Вернее, сраный табун. У тебя?
— Хм, — Марек задумался на мгновение. От Гаэтана секретов у него не было, будь любой из них хоть шпиком Императора. — Не поверишь.
— Тоже лошадь?
— Ярчук.
Гаэтан свёл брови, замедлился, припоминая.
— Надо было и мне про горыныча набрехать.
— Без брёха. Ярчук куснул.
— И где ж ты его отрыл?
— Только ты никому. В Махакаме.
— Ага, а я всё-таки забыл сказать, что табун тот был единорогов.
— Да ты заебал, я тебе вообще ничего рассказывать не буду.
Гаэтан потрепал Марека по волосам, путая слипшиеся пряди.
— Не дуйся, мелкий, я с удовольствием твои сказки послушаю, только наверну сначала… Х-ш.
Это Яр прищемил месивом зубов запястье Гаэтана. На ответный стук по лбу попытался укус повторить, но только щёлкнул по воздуху — Гаэтан успел отстраниться.
— А что у тебя? — поинтересовался Марек.
— Пыльцы немного.
— Давай лучше по грибы.
— Грибов у меня нет.
— У меня есть. Свежачок.
— Не, друг, я твои изыски зарёкся есть.
— Это когда ты их ел вообще, мы с Ярсбора не виделись.
Гаэтан затормозил, чтобы одарить Марека кислым взглядом, приправленным щепоткой сочувствия. Столь изощрённые выражения давались Гаэтану непросто и разыгрывались только по случаю, поэтому для большинства зрителей оказывались честью. Но не для этой разбалованной публики.
— Ага, целых два раза с Ярсбора не виделись. Ну, я не удивлён, что ты их не помнишь. Жаль только, я помню. Кстати про Ярсбор, а ты мне полтинник не задолжал?
— Второй раз не куплюсь.
— Надо же, что-то помнишь-таки.
Марек треснул гаэтанову руку, когда та потянулась стукнуть его костяшками по лбу. Ведьмаки дошли до развилки и замерли. Каждый вслушался по старой привычке в темноту. Ни стонов, ни ругани, ни ударов. Ни даже бега тихих шагов. Ничего.
— Ты куда, — окликнул Гаэтан, когда Марек с факелом сделал шаг в правую темноту.
— К Дыре Ида.
— Испытания налево. Там, — Гаэтан махнул, глядя почти растерянно Мареку за плечо, — травы.
— Ай, бля.
— Ага.
Дальше шли в тишине. Напряглись оба, помрачнели. Ведьмаков проглотила вдруг плохая часть Юхерн Бана, и им нужно было пройти её до конца.
Шли вперёд, вниз по наклону без единой ступени, и головами старались не вертеть. Не глядеть на возникающие из мрака двери, ворота, а порой пустые проёмы.
Крохотная дверка в конце коридора тоже оказалась распахнута настежь. Петли её заржавели, а дерево разнесло от влаги — так она и застряла, не то голодно, не то радушно приглашая. Марек с Гаэтаном вошли пригнувшись, чтобы не удариться об косяк, и замерли. Прогноз по запаху им был ясен ещё в туннеле, но разворачиваться посреди злого коридора, не кончив де́ла, было нельзя.
Ведьмаков пустило в себя маленькое помещение с низким потолком. Пустое, не считая пирамидки железных шаров у стены. В центре комнаты поблёскивал чернотой квадрат воды. Поблёскивал и пованивал. Из пола торчали пустые петли — дверцы от колодца в комнате не было.
— Нет, — шепнул Гаэтан. — Из Дыры мы воду таскать не будем.
— Вишу, — приглушённо отозвался Яр.
Плёнки грязи или цветения на поверхности не виднелось, зато свет играл неправильно, неравномерно и едва матово.
Марек заметил огрызок лучины на стене и зажёг. Тот вспыхнул неохотно, добавил в воздух новых гнилостных ароматов. Факел вернулся Гаэтану.
— Снаешь, я тут фообще-то… Я тут фервый рас фосле исфытания, — прошептал Марек.
— Я третий.
— А?
— Ага. Я у мелочи сдачу принимал два раза.
— И хах?
— Ну… Кажется, даже страшней, чем было сдавать. Хотя… Хотя сложно такое представить. Помнишь дно?
Марек покачал головой. Ткнул носком сапога шарик из нижнего яруса, но пирамида даже не пошатнулась. Должно быть, как и журнал там, наверху, железо пустило в камень корни.
— А я помню, как будто все три раза нырял. Помню ил и острые… Камни. Это были камни. Только мне тогда совсем другое мерещилось. Под давлением, под Касаткой, в полной черноте. Тогда это были руки. Десятки рук гладили меня, трогали костями то, на что сами были похожи когда-то. Я всё боялся, что они сейчас сожмутся, схватят за запястья и никогда не отпустят. Что тело моё будет греть их, а потом выдохнет последний воздух из лёгких, похолодеет. Опадёт илом. А я стану тянуть свои кости со дна вместе со всеми детьми, что здесь утонули. По ошибке в рецепте, по лишней секунде выпарки или нехватке доли баллисы. Да просто воды наглотавшись.
— Гат?
— Но они не вцепились. Только гладили. Катали от меня эту дурацкую сферу, прятали, чтобы я побыл с ними подольше. А ты помнишь, какая она тяжёлая? Я даже поднять её сперва не смог. Ну, или они её не отпускали. Страшно было отталкиваться от этого ила. Руки вроде щупали твёрдое дно где-то там, под костями и прахом, а вдруг бы нога провалилась? Вдруг бы схватилось это болото от резкого движения? Вдруг бы они передумали? Притянули бы меня за лодыжку всё-таки. Я и не отталкивался. Пытался своими силами догрести. Поэтому, наверное, и захлебнулся. Только вот последнее, что помню тогда… Перед тем, как батька… или Бреген это был?.. неважно, перед тем, как кто-то меня откачал, перед ещё чернее в глазах чернотой. Помню, будто кто-то толкнул меня в спину изо всех сил. Оттуда, со дна.
Гаэтан затих. Затих Марек, мурлычущий его имя на протяжении всего рассказа.
— Они тебе тоже там виделись? — Гаэтан уставился на Марека. — Дети?
Марек отвернулся к Дыре.
— Мне виделись разноцветные рыбки.
Одновременно со вздохом Гаэтана из-под ноги Яра выскользнул шар. Разрушилась пирамидка с тихим неравномерным грохотом, разбежались, треща и теряя слой за слоем гнилого металла, снаряды по всей комнате.
Один докатился до края колодца под взглядами ведьмаков, замедлился, будто принимая решение. Всё-таки занырнул в вязкую черноту.
Ведьмаки задержали дыхания, замедлили сердцебиения, но так ничего и не услышали.
— Эх, — прошелестел Гаэтан. — Вот зачем. Теперь они будут ждать ведьмачонка.
Комментарий к Часть 1 - Журнал, Портреты и Дыра
можете прочесть, что Грифон забыл в кошачьей стае, вот тут: https://ficbook.net/readfic/10346853/26759302#part_content
========== Часть 2 - Бурчанка и Каралева ==========
— Туда мы не пойдём.
— Я и не предлагал.
По лицу Гаэтана, по тому, как он развернул корпус в темноту и как вглядывается в неё не моргая, было видно, что хотел предложить.
Марек задерживаться на развилке не стал, иначе бы Гаэтан точно затащил его в «пыточные». Зашагал не тормозя, прочь из плохого крыла в ведьмачье. Эта часть школы технически тоже была ведьмачьей, но дети всегда отщепляли эти коридоры и своими не считали.
— Знаешь, — Гаэтан догнал Яра вместе со светом, — я встречал Айдена год назад. Он снюхался с каким-то Волком и зимовал у них.
— Говорят, в Каэр Морхен хорошо.
— Не спрашивал. Но он рассказывал, что у Волков стол для трав зовут навроде «Унылый Альфред».
— Альфред?
— Ага. И я переспросил. Как-то странно. То ли дело наша Железная Баба.
— Да, красота. Как орудие пыток.
— Орудие пыток и то понежнее зовётся, оно же «дева».
— Правде соответствует. Вряд ли эта дева страшнее Бабы.
— Согласен, страшнее Бабы монстра нет. Но у нас хотя бы баба, а у них мужик какой-то. Помнишь, как говорили? «Первая женщина, в объятиях которой ты заснёшь, малыш…»
— А не «последняя»?
— По случаю.
Уйдёшь от неё другим или не уйдёшь.
— А Волки, получается, в мужицких объятиях засыпают, что ли? Ещё и грустных. Не дело.
— Ну, — протянул Марек, — а женские-то и так у всех были. Мамки там всякие.
— У тебя были?
— Не помню.
— Вот и не ломай легенду.
— Ладно. Тогда у Волков, может, тоже легенда есть. Например… «Последний алкаш, который заставит тебя плакать».
— Фу.
— А чего там Айден, кстати?
И пока ведьмаки шли во двор, Гаэтан рассказывал, чего там Айден, а потом и чего там остальные. Мареку нечего было добавить: давно он никого не встречал. Спрашивал много и слушал, чтобы было что рассказать при встрече. Вычёркивал из списка живых имена.
— Получается, ближайшая вода это Бурчанка? — задумчиво спросил Марек, когда ведьмаки вышли во двор.
— Ага. Неужто ты с реки готов воду тащить?
— Я готов? Не-е.
— Возьмак! — встретила их троллиха радостным криком.
Она устроилась на гаэтановой подстилке в обнимку со здоровенным казаном.
— Кар-кар! — помахал ей Марек.
— Ка-ар! Кар принесть олень. Ждать возьмак Марик. Возьмак Марик знать, как готовить. Знать же?
— Знать. А Кар не знать?
Троллиха пожала плечищами.
— Кар любить сырой. Но возьмак Гатан сырой не есть.
— Хорошая ты невестка, — Марек осмотрел содержимое котла, в который троллиха свалила мясо вперемешку с костями и внутренностями. — Только за женихом не уследила.
— А?!
Троллиха уставилась на Гаэтана, Гаэтан — на Марека.
— Сама посуди. Он целый день тут ковырялся, работал, а теперь воняет хуже нашего ужина.
Кар потопала понюхать жениха, который не успел ничего предпринять для побега. После трения об Марека он и правда пах не по-гаэтански, но тролля этими ароматами удивить было сложно. Кар почесала затылок.
— Нельзя на свадьбе жениху вонять, Кар. Иначе свадьба будет неправильной. Вы же правильную свадьбу хотите?
— Хотеть правильный чтобы, да…
— Тогда надо его помыть.
— Хм… Дело. Марик возьмак мыть Гатан.
— Марек возьмак бы с удовольствием, да только в замке воды нет. Поможешь с реки натаскать, Кар? А то жених без ноги, шурин без руки.