***
Вайдвен созывает совет эрлов спустя неделю: после отгремевшего праздника Рассвета Редсерасу нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Все эти дни он вслушивается в отголоски света с разных краев королевства: они поют еще неверным, робким многоголосьем чужих душ. Эти люди могли бы стать целителями, думает Вайдвен. Учеными. Честными работниками, помогающими другим. Справедливыми правителями. Мудрыми наставниками.
А он собирается сделать из них солдат.
Эотас не согласен. Эотас видит в душах куда больше, чем Вайдвен, и, должно быть, ему ведомо что-то другое. Что-то светлое, что не под силу погубить даже войне. Вайдвен точно не уверен, но ему хочется думать, что это так.
Эрлы, собравшиеся в дворцовом кабинете, ждут его слов.
— За последние месяцы число беженцев выросло до восьми тысяч, и это только те, кого смогли сосчитать сборщики податей. Настоящая цифра может доходить до двенадцати-пятнадцати тысяч. Далеко не все эти люди — сторонники еретических культов. — Вайдвен делает паузу, обводя взглядом присутствующих. Эрлов в Редсерасе всего пятеро, и власть их далеко не так велика, как у эрлов Дирвуда — владения последних намного богаче и больше. Но Вайдвен не обделил поддержавших его восстание ни золотом, ни землями, ни доверием; как он мог — после того, как Морай и Кавенхем лично сражались наравне со своими солдатами, после того, как люди Ивиин без устали выслеживали в Редсерасе агентов Аэдира? Вайдвен не сомневается в преданности эрлов — только в том, смогут ли они понять необходимость его решения.
— Многие люди напуганы, ваша светлость, — негромко вступает Морай, заполняя случайную тишину. — Дайте им время.
В присутствии прочих эрлов Морай предпочитает обращаться к своему королю официально — сказывается рыцарская выучка. Многие в Редсерасе каким-то образом проводят для себя незримую черту между Вайдвеном-королем и Вайдвеном-святым — не иначе, сказываются многие годы служения избранникам Воэдики. Вайдвен старается прекратить это, но с Мораем у него никогда не получалось: рыцарский кодекс есть рыцарский кодекс, куда там святому его переспорить.
— У НИХ БЫЛО БОЛЕЕ ЧЕМ ДОСТАТОЧНО ВРЕМЕНИ. — В кабинете разом становится светлей. Даже голос Вайдвена, кажется, наполняется светом. — СОЛНЦЕ НЕ ЗАДЕРЖИТ СВОЙ ХОД ОТ ТОГО, ЧТО ЛЮДИ НЕ ПОЖЕЛАЛИ ВСТРЕТИТЬ РАССВЕТ. Я ПРИНЕС ЗАРЮ В РЕДСЕРАС, НО В ДРУГИХ КРАЯХ ЭОРЫ ПО-ПРЕЖНЕМУ ЦАРИТ ТЬМА. ЕСЛИ ЛЮДИ НЕ ОТВЕРГНУТ ЕЕ ДОБРОВОЛЬНО, Я РАССЕЮ ЕЕ.
Ивиин понимает, что это значит, прежде всех остальных. Вайдвен почти успевает заметить неверие в ее глазах — или это взор Эотаса видит тени, танцующие в ее душе.
— Ваша светлость?..
— НИКОМУ НЕ ПОД СИЛУ ОБОГНАТЬ СВЕТ, — говорит Вайдвен-Эотас, единая сущность, сплетенная из созданий удивительно разной природы. — ЗА ГОРНОЙ ГРЯДОЙ ЛЕЖАТ ЗЕМЛИ, ПРИЮТИВШИЕ ТЕХ, КТО ОШИБОЧНО ПОЛАГАЕТ ЭТО ВОЗМОЖНЫМ. КОГДА Я ПРИДУ ТУДА, НАД ПОЛЯМИ ДИРВУДА ПОДНИМУТСЯ ФЛАГИ МОЕГО КОРОЛЕВСТВА.
Кто-то пытается образумить его — у Редсераса нет ни денег, ни армии, способной представлять угрозу для Дирвуда; кто-то согласен пойти на смерть по воле своего короля и бога, не задавая вопросов и не сомневаясь в его решениях. Вайдвен отвечает — да, у Редсераса не хватит золота, чтобы оплатить службу наемных солдат, но хватит на то, чтобы купить у Вайлианских Республик провиант и фураж. Да, войска дирвудских эрлов в общей сложности были бы способны сравнять весь Редсерас с землей, но владения Дирвуда разрозненны; ни эрлы, ни герцог не ожидают вторжения, им придется точно так же второпях собирать армию из крестьян и кузнецов, и пусть эта армия будет куда больше — у Редсераса есть неоспоримое преимущество.
Кавенхем кивает. Он видел Вайдвена в бою во время восстания — из каждого сражения выходящего без единой царапины.
Со мной пойдут те, кто захочет мне помочь, говорит Вайдвен. Или те, кто захочет поживиться добычей. Сколько бы людей ни насчитала грядущая армия Редсераса, неважно, насколько она окажется меньше войск Дирвуда: Эотас сотрет эту разницу.
Каждый, кто примет его зарю, будет помилован. Каждый, кто отвернется от рассвета, сгорит в его лучах. Каждому будет дарован выбор.
Вайдвен дает совету эрлов время: время, которое истечет с закатом. И оставляет их наедине с еще не провозглашенной, но уже неизбежной войной.
Далеко на юге от столицы — человеческому взгляду не дотянуться, а лучам солнца — в самый раз, — сверкает заснеженная горная гряда Белого Перехода. Вайдвен отвлеченно думает, что это довольно дурацкое название для гор. Впрочем, дирвудцы вообще любят давать странные названия всему, что видят вокруг, даже войнам. У них была Война Расколотых Камней, Война Черных Деревьев, Война Непокорности; как назовут грядущую?.. Может, Война Освобождения — это было бы неплохо. Вайдвен зачем-то даже спрашивает Эотаса, но тот молчит. Видимо, не желает тратить драгоценную энергию человеческих душ на расчет таких пустяков, как название военного похода во имя самого себя.
Тяжелая дверь поскрипывает за спиной, и Вайдвен оборачивается. Амлайд Морай, конечно же. Старик решил не терпеть препирательства совета дольше необходимого. Амлайд останавливается рядом, тяжело опирается на баллюстраду, глядит вместе с Вайдвеном на лежащий внизу город.
Вайдвен дает ему немного времени, прежде чем заговорить.
— Ну, как там?
— Ивиин и Сайкем решили, что ты обезумел и приведешь нас всех к гибели. Лартимор считает, что ты обезумел, но если воля божья гласит, что нам должны принадлежать дирвудские богатства, поля и выход к морю, то грех ее не послушаться. Кавенхем утверждает, что наш долг — исполнить волю Эотаса, даже если он требует нашей смерти.
— Не так и плохо, — поразмыслив, решает Вайдвен. — А ты?
— А я не понимаю, зачем тебе это. Прежде ты правил справедливо и честно… ты обошелся милосердно с агентами Аэдира, хотя многие требовали их казни. Когда ты потребовал, чтобы в королевстве не осталось иноверцев, я… я не ожидал такого от пророка Эотаса, но я могу понять подобный шаг правителя государства. Но военный поход во имя бога, провозглашающего милосердие и раскаяние? Я не хочу верить, что тебе так приглянулись дирвудские поля, что ты решил отнять их у невинных. И я не хочу верить в Эотаса, который карает иноверцев еще более жестоко, чем Воэдика.
Вайдвен кивает.
— Я велел казнить скейнитов на площади. Помнишь? Всех, кто был причастен — даже не к заговору, просто к их культу. До этого я обходился жестоко со служителями иных богов, но скейниты… думаешь, их господин стерпел бы это? Скейн, защищающий рабов и слуг от угнетения владык! Он должен был бы обратить своих жрецов в Чучел еще до того, как те поднялись на помост! А он ничего не сделал. Главный жрец взывал к нему даже с петлей на шее, а Скейн молчал.
Амлайд не решается встретить его взгляд.
— Я знаю, о чем ты говоришь, — тихо произносит Морай, — но ты собираешься спасать тех, кто не хочет быть спасенным.
— ТЫ ВОЗНОСИШЬ СВОЕМУ БОГУ МОЛИТВЫ, КАЖДАЯ ИЗ КОТОРЫХ ГОВОРИТ О ТОМ, ЧТО НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ПРОХОДИТЬ МИМО СТРАДАЮЩЕГО. РАЗВЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО НИЩИМ МОЛИТЬ О ПОДАЯНИИ, ЧТОБЫ ТЫ ЗАМЕТИЛ ИХ? Я ВИЖУ ЛЮДЕЙ, УТОПАЮЩИХ ВО ТЬМЕ. КАК Я МОГУ ПРОЙТИ МИМО?
Эотас горячо вспыхивает, обнимая Морая сияющими золотыми лучами, пытаясь объяснить какую-то невероятно простую для него истину. Вайдвену кажется, что он знает, что именно Эотас мог бы сказать и ему самому: ты отвергал меня столько раз, думая, что не нуждаешься в моем свете, но разве я оставил тебя? Теперь, когда ты со мной, когда ты един с моим огнем, разве ты можешь представить, что я бы оставил тебя только поэтому?
Вайдвен не может такого представить. Уже нет.
— Эотас, он… любит людей, — тихо говорит он. — И хочет нам добра. Всем нам, и редсерасцам, и дирвудцам, и аэдирцам, и Хель знает кому. Если он согласен начать войну против вверенных ему смертных, значит, он уверен, что эта война оправдана итоговым благом. И он не может просто… просто оставить нас потому, что мы боимся его света.
Морай отворачивается. Солнечные лучи мягко отступают от него, напоследок благословив кратким касанием.
— Ты воистину должен быть святым, Вайдвен, чтобы выдерживать такой свет, — глухо бормочет старый эрл. — Хорошо. Я служил Эотасу всю свою жизнь, я верю ему, и я верю тебе. Я поддержу тебя на совете, и я обещаю предоставить тысячу мечей в твоем походе.
Эотасу приходится еще немножко посиять для Ивиин и Сайкема, чтобы убедить их, что война с Дирвудом — не самоубийственная затея. Вайдвен на какое-то мгновение даже пугается, что владыка света не рассчитает и случайно кого-нибудь все-таки сожжет, но Эотас обходится с эрлами бережно — даже зрение возвращается к ним всего через несколько минут.
— Зачем тебе вообще нужна армия, Святой Вайдвен? — хрипло бормочет Сайкем, смаргивая слезы с полуослепших глаз. — Ты мог бы один пройти весь путь от Белого Перехода до Бухты Непокорности…
— НЕТ, — только и говорит Вайдвен. — ОДИН БЫ НЕ МОГ.
Он не знает, почему Эотас так в этом уверен; у бога хватило бы сил на то, чтобы весь Дирвуд обратить в пепельную пустыню. Наверное, Эотас снова все усложняет, хочет, чтобы люди сомневались… ну, этого он добьется без труда. Стоит гонцу добраться до Дирвуда и передать герцогу Эвару ультиматум, вся Эора наполнится сомнениями до краев.
Ультиматум. Всего лишь условности: ультиматум Редсераса выглядит как плохая шутка. Вайдвен едва заставляет себя поставить подпись на пергаменте: настолько невероятны и невыполнимы предъявленные им требования. Герцог рассмеется и затолкает эту бумажку в задницу своему придворному шуту, и это будет самым верным решением из всех возможных.
Поэтому Вайдвен не ждет ответа Эвара. Через несколько дней по всем площадям столицы разносят слова Божественного Короля, созывающего верных Эотасу в священный поход. Через две недели посол консуали аседжиа прибывает, чтобы обсудить новый торговый договор. Переговоры длятся до тех пор, пока обе стороны не достигают компромисса в цене, который бы позволил Редсерасу сохранить в казне хотя бы какие-то крохи после оплаты купленного провианта и корма, но и совет эрлов, и королевские казначеи, и сам Вайдвен понимают вполне ясно: если Божественное Королевство ввяжется в войну и проиграет, голод при аэдирском грейве покажется Редсерасу сказочной мечтой.
Если будет еще Редсерас…
Гонец возвращается из Дирвуда с ответом герцога, и ответ прост и ожидаем. Дирвуд не подчинится требованиям ультиматума, а угроза войны не останется неотвеченной. Чуть позже разведчики сообщают о том, что лорд Рафендр, эрл Норвича, собирает своих людей. Норвич — лакомый кусочек дирвудских земель у самого побережья; не так и много там владений на суше, но выход к морю обеспечивает им свободное рыболовство и открывает водные торговые пути. Вайдвен с любопытством разглядывает на карте небольшой, но удивительно хорошо защищенный кусочек Дирвуда, храбро высунувший голову из-за неприступной стены Белого Перехода: аббатство Висельника на самом севере, Новая Ярма на юге, и цитадель Халгот между ними.
— Цитадель охраняет долину у самого побережья. Это первый уязвимый проход через горы. — Лартимор отмечает Халгот на карте огненно-красным флажком. — Но не лучший шанс пробиться в Дирвуд. И Эвар, и Рафендр отлично понимают, что именно там мы попытаемся пройти, а взять штурмом Халгот… говорят, его помогали строить гномы. Еще до того, как исчезли.
Эту цитадель построили руки людей, первых колонистов Дирвуда; паргруны и мой брат не были причастны к ее созданию. Это воистину изумительное творение. Твой соратник прав: взять Халгот штурмом будет нелегко. Свет вспыхивает искренним восхищением. В памяти Вайдвена оседает образ старой крепости, величественной и высокой — такой высокой, что с ее башен можно разглядеть сигнальные маяки на горной цепи, в других владениях Дирвуда.
— Первый уязвимый проход через горы? — переспрашивает Вайдвен. Второй флажок опускается где-то посреди Белого Перехода: на перевал, соединяющий трактом Малый Изгиб по одну сторону границы и Сталварт — по другую.
— Никаких чудесных долин, — мрачно говорит Лартимор. — Горный перевал, мучение для пехоты и Хель для кавалерии. Простите за богохульство, ваша светлость.
— А пройдет его кавалерия? Или этот перевал только лошадей погубит?
— Погубит пятую долю летом и добрую треть зимой. Но никто не защищает этот проход: Сталварт разорился и почти опустел, паргрунская крепость двести лет как пустует, и творится в ней что-то нехорошее — слышал, те, что пробуют ее разграбить, обратно не возвращаются.
— Не будем грабить паргрунскую крепость, — твердо решает Вайдвен. — Значит, если пойдем по западному пути — завязнем под Халготом, бросим армию на перевал — потеряем немалую часть…
— Штурм цитадели Халгот отберет у нас не меньше людей, мой король, — непреклонно вмешивается Сайкем, молчавший почти все время совета. — Если только владыка Эотас не будет столь благосклонен к нам, чтобы сравнять ее с землей. Может быть, он и даровал бессмертие вам, но простые солдаты умирали во время восстания и будут умирать во время войны.
Вайдвен прислушивается к огоньку в своей груди, но Эотас никак не отвечает на эти слова — а вот успокоить недовольство Лартимора, Кавенхема и даже Морая приходится. В другое время и в другом месте подобные слова могли бы послужить причиной серьезной ссоры; одно дело — выражать сомнение в приказе короля, другое — в воле бога.
— Я знаю, что Эотас не оставит нас, — говорит Вайдвен, — но ты прав — даже я не представляю, какой способ он выберет, чтобы помочь нам. К тому же, негоже заставлять бога делать всю работу смертных за нас.
Предупреждающий взгляд Ивиин заставляет Сайкема проглотить слова о том, что весь этот поход — работа как раз-таки не смертных, а Эотаса, потому что народ Редсераса видел всю эту затею Там. Но такие речи вполне могут привести к дуэли за оскорбление бога, а то и сам владыка света огорчится и все-таки ослепит богохульника на веки вечные. Вайдвен, конечно, знает, что Эотас от этих невысказанных слов Сайкема только теплее светится, но эрлам это невдомек.
— Отступать поздно, — как нельзя вовремя подводит итог Ивиин. — Мой король, если это под силу вам, благословите гонцов, чтобы не была властна над ними усталость. Разведчики подтверждают, что лорд Рафендр стягивает силы к границе, но мы пока не можем быть уверены, с какой целью.
Вайдвен встречает ее взгляд с некоторым непониманием.
— Недавние события в Редсерасе — весь последний год — были достаточно невероятны, чтобы встревожить герцога Эвара. Предъявленный Дирвуду ультиматум был… чрезвычайно категоричен. Если удача на нашей стороне, армия в Норвиче будет готовиться к обороне. Если же нет, то нам стоит остерегаться вторжения с запада.
Солнечные лучи перекликаются с голосом эрлессы, тянутся к своему источнику сквозь стекло витражей, окрашенные изумрудным и лазоревым — цветами Норвича. В отблесках их памяти или предвидения Вайдвен видит армию — не меньше двух тысяч — день за днем подбирающихся все ближе к Новой Ярме, к Халготу, к лиловым полям.
Если успеет лорд Рафендр собрать их раньше, чем армия Вайдвена выступит в Дирвуд, то схлестнутся они уже на редсерасской земле, и гореть будут поля Божественного Королевства. И, потеряв при обороне и долю солдат, и долю крестьян, обеспечивающих государство ворласом и скудной толикой зерна, Редсерас наверняка откажется от своего безумного священного похода. Дирвуд же обойдется минимальным ущербом — герцог направит новых солдат на защиту Норвича, только и всего. У Дирвуда достаточно золота, чтобы временно обеспечить наемные войска. Смешная цена за предотвращение войны.
— Представим, что нам нужно остановить вторжение в Редсерас и одновременно выступить в Дирвуд, — говорит Вайдвен. — Как это осуществить?
— Нам нужна огромная армия, — качает головой Лартимор. — Десять тысяч — и этого хватит лишь едва-едва.
Морай хмурится, поворачиваясь к молодому эрлу.