– Одна вода? – разочарованно проговорил Витюня.
– Не боись! Счас выясним, что тут можно сварганить! – Лаптев с неожиданной проворностью откинул вверх дверцу сухарного ящика и тут же разочарованно присвистнул.
– Ну, что там? – нетерпеливо спросил Черкашин.
– Мешок сухофруктов. И немного сахара!
– Так то ж они компот собрались делать! – радостно воскликнул Камышев.
Бойцы оживленно загудели.
– Это же сколько компота будет!
– Нам его и за два дня не выпить!
– Да, компот не водка, много не выпьешь! – грустно произнес Черкашин, выразительно посмотрев на лейтенанта и сержанта, а затем на сержантский вещмешок, где находилась початая бутыль с самогоном.
– Огонь в печке потушить, чтобы не пахло дымом, лошадью будет править Осадчий, раненого Парамонова посадить на передок. Лаптев, останешься при полевой кухне. Старший Осадчий. Будете следовать за основным отрядом на расстоянии пятидесяти метров. В случае опасности оставляете кухню и прячетесь в лесу!
– Есть потушить огонь и следовать на расстоянии пятидесяти метров! – бодро ответил Осадчий, держа лошадь под уздцы. Затем взял из хозяйственного ящичка небольшую кочергу и выгреб все угли прямо на середину дороги, после чего скомандовал своим новоявленным подчиненным:
– Лаптев, возьми мою лопату и садись на передок, рядом с раненым, а я поведу лошадь под уздцы.
Осадчий все никак не мог налюбоваться на свою лошадку, ведь от нее так хорошо пахло прошлой мирной жизнью.
Отряд двинулся дальше по лесной дороге. Солнцев в головном дозоре, за ним на расстоянии полусотни метров следовал Воробьев, далее шел основной отряд и замыкала шествие полевая кухня.
Не прошли они и пяти минут, как Солнцев, а за ним Воробьев подали сигнал «внимание, опасность».
Отряд во второй раз нырнул в лес и затаился. Однако никого видно не было. И только немного погодя появилась фигура одного человека с позвякивающим в руках ведром. Вот этот звук и услышал лопоухий Солнцев. Это был явно боец Красной Армии.
«Почему он с ведром?» – только и успел подумать Александр, как странный боец, увидев лошадь, выпустил из рук ведро и радостно воскликнул:
– Маруська! Наконец-то я тебя нашел!
Он подбежал к ней, обнял её как родимую, приговаривая:
– Ах какая ты умница, сообразила, что нужно назад идти! Соскучилась, наверное, по мне!
– Тю, так это же наш повар Федя! – изумился Васильев. – Разрешите с ним пообщаться, товарищ лейтенант?
– Разрешаю, сержант! Только осторожно! Остальным оставаться на месте! – тихим голосом сказал командир.
Григорий Иванович медленно вышел из кустов и требовательно произнес:
– Ефрейтор Лангет, доложите, как вы тут оказались?
Повар от страха чуть не подпрыгнул на месте, но, увидев знакомое лицо сержанта, тут же загомонил:
– Товарищ сержант, Григорий Иванович, тут такое было, такое было! Как начались бомбы рваться, как начались! Маруська как побежит. А я за ней догонять, только вот не смог догнать сразу. Пришлось по следу колес идти!
Тут из кустов вышел Старновский с остальным отрядом. Увидев своих, повар обрадовался еще больше!
– Братцы, родные мои, а я уж думал, что я один так и останусь тут! Страху-то натерпелся, а тут такое счастье, и Маруська нашлась, и вы!
– Значит так, товарищ ефрейтор, возьмите себя в руки и спокойно расскажите, что же произошло! – потребовал лейтенант.
Из рассказа Федора Лангета выяснилось, что еще вчера, сразу после обеда первая и вторая рота второго батальона, а также половина хозяйственного взвода с двумя новыми трехкотельными кухнями-автоприцепами КП-3-37 (КП-3) отправились в расположение дивизии (22 тд) в Южный городок Бреста. А сегодня с утра грузовики должны были вернуться и забрать третью роту (в батальоне РККА было 3 роты), а также медиков, связистов, боеприпасы и другое имущество батальона.
Половина хозвзвода, две старенькие полевые кухни, два наряда караула, палатки и почти всё продовольствие оставались на месте до особого распоряжения.
Утром, не имея связи и не дождавшись грузовиков, командир третьей роты принял решение добираться самостоятельно, пешим порядком, для чего забрал все оставшиеся повозки. Через полчаса после их ухода началась бомбежка. Лангет в это время набирал в котлы воду возле ручья, поэтому бомбы их не задели, но лошадь испугалась и понеслась, когда он набирал ведром воду из ручья. Вот и побежал прямо с пустым ведром в руках её догонять. Почему с ведром? Так с испуга. Психологический шок, понимать надо. Бежал недолго, быстро выдохся. Но, увидев следы деревянных колес, решил идти по ним и найти Маруську во чтобы то ни стало, хотя было очень страшно. Ну а тут он увидел и свою лошадку, и сержанта, и лейтенанта с отделением солдат. Он еще удивился, почему все бойцы с лопатами. Но потом ему объяснили, что они возвращаются с хозяйственных работ.
Затем отряд двинулся дальше. Повар занял свое почетное место на передке рядом с раненым, а Лаптеву пришлось идти рядом, держась за оглоблю лошади. Но Лаптев не унывал. Ведь он все равно оставался при раненом, то есть возле кухни! Раненые – они ведь перевязки регулярной требуют! Понимать надо! Лейтенант понимал. Как понимал и то, что единственного человека, имеющего хоть какой-то медицинский опыт, нужно беречь!
Отряд уже подходил к отвороту на лагерь, как Воробьев опять подал знак рукой «внимание, опасность». В третий раз бойцы залегли в кустах. Теперь уже привычно, без суеты.
По дороге ехали пять всадников из экзотической 1-ой кавалерийской дивизии вермахта. Рано утром 22 июня 1941 года с первыми залпами артподготовки немецкая конница, легко преодолев пограничную реку Буг, неожиданной атакой захватила оборонительные позиции 75-ой стрелковой дивизии, оттеснив её в район населенного пункта Молорита (25—30 км от границы). Из всей 4-ой армии южнее дорог Брест-Кобрин-Барановичи располагалась только одна эта стрелковая дивизия. Был, правда, ещё один мотоциклетный полк. Он принадлежал 14 мехкорпусу, тому самому, где служил лейтенант Старновский (в каком именно подразделении и почему это отдает мистикой, читайте в 5 главе), но мотоциклисты располагались в районе Антополь (120 км от Бреста).
Помимо этих войск южнее оси Брест-Кобрин были еще летние военно-учебные лагеря и полигоны частей, расположенных в районе Бреста. Собственно говоря, про тех людей, которые в них остались, и будет идти речь.
Неудивительно, что именно здесь, на южном, лесном, 50—60 километровом участке фронта 4-ой армии немецкое командование решило применить свою кавалерию и 267-ю пехотную дивизию. Как видим, немцы, используя фактор неожиданности и уязвимость советских оборонительных позиций, расположенных в зоне прямого выстрела из дивизионной артиллерии на самом берегу реки Буг, в первый же день существенно вклинились в боевые порядки советских войск.
Основной удар немецкого танкового катка под руководством гения блицкрига Гудериана шел севернее, вдоль дорог Брест-Кобрин. Отряд же лейтенанта Старновского оказался несколько южнее направления главного удара немцев, в лесах, где уже орудовали подвижные группы 1-ой кавалерийской дивизии немцев. Вот с передовым дозором одной такой группы и столкнулись герои нашего повествования. Забегая немного вперед, скажем, что такие и подобные им просачивающиеся подвижные отряды немцев и легли в основу панических слухов, состоящих из слов «окружают», «немецкий десант», «диверсанты». Ну а конница немцев могла пройти практически везде. Кроме непролазных дебрей и болот, разумеется. Чем не диверсанты и десантники?
Увидев, что немцев всего пять человек, лейтенант принял решение атаковать. Причин было две. Фактор неожиданности вкупе с его умением стрелять. Вторая причина была в захвате трофейного оружия. Без оружия и войско не войско!
Но было и еще одно соображение, сугубо воспитательное, для поднятия боевого духа отряда. Если они сейчас пропустят этих немцев и уйдут вглубь леса, то станут просто зайцами, добычей для охотников. А зайцы, как известно, при первой же опасности стремительно разбегаются по кустам. Лейтенант Старновский же хотел сделать из своих бойцов охотников, а не жертв. Он всегда с особым почтением вспоминал поговорку спартанцев: «Спартанцы не спрашивают, сколько их, спартанцы спрашивают, где они?».
А «они» сейчас были вот, на расстоянии нескольких метров.
Только действовать нужно было быстро. Где-то недалеко идет основной отряд немцев.
Глава 11. 22 июня 1941 г. Первый бой
Обычно говорят, что в первом бою человек сильно волнуется. Наверное так и бывает. Но вот Александр Старновский ничего подобного не испытывал. Может быть, потому что сейчас он больше походил на охотника, выцеливающего добычу из засады. А тут уже азарт подавлялся привычным холодным расчетом.
Лейтенант лежал на земле, удобно устроившись в зарослях папоротника, за невысоким гребнем, накиданным при строительстве дороги, да так и поросшего за давностью лет. А что, удобное укрытие на протяжении всей дороги.
Старновский положил свой пистолет «ТТ» рукоятью на землю. Кто-то не любил стрелять из пистолетов и револьверов. Всё им было не то. И не пристрелян, и при нажатии спускового крючка ствол с мушкой «ныряли», а вот Сашка любил их с детства. Любил, потому что у отца, закаленного большевика-революционера был именной наган, и отец уже с 7 лет стал натаскивать своего сына именно на это оружие. Сначала дома играли «вхолостую», а потом и в лес выезжали «бабахать».
Вот с тех пор Старновский и полюбил револьверы, да и вообще пистолеты. Немножко бандитские, немножко революционные. Это уж зависело от того, в кого играли мальчишки. Разумеется, игрушечными, выструганными из деревяшек. Но Сашка-то знал, что собой представляет «боевое оружие» и секрет этот от дружков своих школьных крепко держал в тайне. Отсюда и отношение к игре в войнушку уже было другое. И любовь к оружию у него была с детства.
Ну а уже в армии Старновский просто влюбился в свой «ТТ», и тот отвечал ему взаимностью. В руке Александра он сидел «как влитой». Промах просто был исключен, и лейтенант это знал. Тем более с такой дистанции в 5—6 метров, да еще и опираясь рукоятью на землю. Весь фокус был только в том, чтобы после первого выстрела суметь быстро перенести огонь на следующую мишень. Тьфу, ты, на фашиста!
А враги упростили задачу. Немцы увидели стоящую возле обочины полевую кухню русских. Они чуть натянули поводья лошадей и замедлили ход, тревожно оглядываясь по сторонам. Двое точно смотрели на Сашку. И на остальных бойцов. Но те с непривычки прильнули к земле, как испуганные дети утыкаются в тело матери. Мать сыра земля, спаси и помоги!
Даже сержант пригнулся. А ведь у него был приказ стрелять по замыкающему солдату. Делает два выстрела. Потом третий по выбору и больше не стреляет, патронов-то всего шесть! Три нужно было оставить на совсем уж «крайний случай».
Александр спокойно потянул спусковой крючок. Выстрел произошел ожидаемо, когда мушка уверенно уперлась в голову вражеского командира с пистолетом-пулеметом МП-40. Немец в последний миг своей жизни словно почувствовал опасность и пристально посмотрел, как показалась Старновскому, прямо ему в глаза. Но все сантименты «про убийство человека» перечеркнул громкий «бабах», как любил говорить Сашкин отец.
В драке самое главное – что?
Правильно, знать с чего начать и как.
Так и в бою. Важен первый выстрел и второй. А дальше как повезет.
Первым выстрелом лейтенант наповал убил командира немецкого головного дозора обер-ефрейтора, вооруженного МП-40. Со вторым выстрелом вышла маленькая промашка. Всадник, который был с ним рядом, успел дать шпоры своему коню, и резко сместился, поэтому, спешно ловя цель, Александр попал ему в бок. Пуля, застряв в животе, буквально сломила пополам человека. Винтовка Кар-98к выпала из его рук, а он сам, обхватив шею лошади, с трудом удержался в седле.
Тут лейтенант услышал два револьверных выстрела, и замыкающий всадник вскрикнул и сразу же повернул назад.
Раздались немецкие крики:
– Алекса убили!
– Засада!
– Чёрт, я ранен!
Целыми остались лишь двое немцев. Поскольку винтовки они держали наготове и примерно поняли, откуда по ним стреляли, то тут же открыли ответный огонь. Одна пуля прошла совсем рядом от головы Старновского. Он чуть сполз за небольшой гребень и посмотрел в сторону. Его бойцы лежали, вжавшись в землю, и со страхом смотрели на своего командира. А пули продолжали щелкать со скорострельностью, на которую был способен подготовленный немецкий солдат управляясь со скользящим затвором, на танцующей лошади.
– Лежите тихо! – спокойно сказал своим бойцам лейтенант, и, не давая немцам времени на дальнейшие раздумья, высунулся и сделал пару выстрелов в гарцующих напротив немецких всадников. Услышав, как пули теперь запели возле их голов, они тут же развернулись и рванули прочь.
– Уходим! Мы тут у них на виду!
– Помоги Вальтеру!
– Дитрих, стреляй, черт побери!
– У меня патроны кончились!
– Уходим!
Увидев, что всадники повернули назад, лейтенант быстро приподнялся на колено, и, как в тире, начал стрелять по немцам вдогонку. Два выстрела в одного, два в другого. Скорострельность «ТТ» все же 30 выстрелов в минуту!
Первый всадник тут же свалился, но второй, подхватив под уздцы лошадь раненого в бок солдата, поскакал прочь как ни в чем не бывало. При этом винтовку он быстро закинул за спину, одной рукой правил своей лошадью, второй рукой держал коня Вальтера. Замыкающий солдат теперь, оказавшись первым, удирал далеко впереди. Александр понял, что дальше стрелять было бессмысленно, и опустил пистолет.
Вдруг из зарослей на уходивших на рысях немцев накинулся боец в зеленой форме. Он размахнулся лопатой и наотмашь, что есть силы ударил немца, который вел за собой лошадь. Тот попытался уклониться, но от плоской поверхности лопаты увернуться у него уже возможности не было. Лопата просто вышибла его из седла. Ну еще бы. Такой удар в лицо иначе как полным нокаутом не назовешь! Немец полетел в одну сторону, каска в другую.
Лошадь с раненым поскакала дальше, но тут второй боец, рыжеволосый, попросту поймал её под уздцы. Лошадь поднялась на дыбы, и, сбросив раненого, рванула вперед, вырвавшись из рук Солнцева.
Бой закончился!
Первым опомнился лейтенант и скомандовал:
– Быстро забираем оружие, документы, боеприпасы и уходим в лес! Быстро! Сейчас здесь будут немцы! Основной отряд! Солнцев, Воробьев, бегом ко мне!
Вдруг раздался испуганный крик Воробьева:
– Ребята, он еще живой!
Оглоушенный немец поднялся на четвереньки и мотал головой, как раненый бык. На спине у него по-прежнему болталась винтовка.
Первым на помощь Воробьеву кинулся Орловский с топором. Наш худенький боец стоял с лопатой и не знал, что делать. Вдруг немец потянулся к поясу, и достал гранату. И тут Воробьев с диким криком:
– Ах ты падла живучая! – снова ударил того лопатой, но неудачно, попал по плечу.
Немец перевернулся на спину, но продолжал судорожно отвинчивать крышку с гранаты. Тут подоспел Орловский. Удар топора раскроил немцу черепушку. Граната упала рядом. Крышку свинтить немец успел, но дернуть за веревочку ему уже была не судьба.
Воробьев, который замахнулся лопатой уже для добивающего удара, обессилено стал опускаться на землю, чтобы сесть. Но тут его в охапку сгреб Орловский и сильным рывком потащил прочь в сторону, где они дружно грохнулись на землю.
– Граната! – только и успел крикнуть бывший плотник, а ныне воин-топорник из какого-то средневековья.
Подбегавшие к ним с разных сторон лейтенант и Солнцев тоже упали на землю, не добегая до места побоища.
Прошла одна секунда, вторая, третья. А в таких ситуациях время течет от страха ой как медленно…
Тут вдруг раздался бубнеж Воробьева из-под могучего плеча Орловского:
– Я как увидел гранату, как испугался. Даже по голове ему попасть не смог, только по плечу. А тут ты! Ну чё навалился-то, аж продыху нет!
Орловский лежал ничком и шевелиться напрочь отказывался. Тогда Воробьев, ну точно, как воробей, нахохлился, сжался, и, забухтев что-то себе под нос, стал выбираться из-под ручищи гиганта.