- Хорошо. Не очень то и хотелось. Ты когда вернёшься?
- Часа через три. Ты не скучай.
- Я никогда не скучаю.
- Везёт! Ну, пока.
Я положил трубку и некоторое время смотрел на неё, прислушиваясь к тишине пустого дома. Потом, не зная зачем, собственно, поставил на огонь чайник, сразу же передумал, и, выключив плиту, пришёл в кабинет, где уселся в кресло. Мыслей не было, я был в каком-то странном состоянии тревожной разбросанности. Телефон зазвонил опять.
- Стас?
- Да.
- Здравствуй, это Николай беспокоит. Мне Игорь твой номер дал. У меня просьба.
- Какая? - внутренне я напрягся. Вчерашняя истерика Игоря, а теперь этот звонок явно имели какую-то связь. Николай долго, не давая перебить и объясняя ненужные детали, начал просить сделать для их фирмы перевод. Поймав паузу, я отказался под каким-то предлогом.
- Жаль. Слушай, а ты Игоря давно видел?
- А что?
- Да нет, ничего, просто. Думал, может, организуем мальчишник, посидим. А что ты завтра делаешь?
- Я занят.
- Ну ладно, в другой раз. До свидания.
Это был странный звонок и я никак не мог отделаться от чувства невольного участия в событиях, значения которых мне не хотелось понимать. В то же время что-то назревало вокруг, в воздухе, или только в моей голове. Я не знал, но, боясь нового приступа обычной для меня меланхолии, решил занять себя какой-нибудь работой по дому. Оставив подвал на завтра, как хотела Настя, я отправился на чердак, которым мы не пользовались. Он был просторным и пустым, только в углу прежние жильцы оставили несколько стопок старых книг, не потрудясь их выбросить. Давно собираясь просмотреть книги, возможно оставив часть себе, я намеревался заодно вымести пыль и паутину, чтобы сделать чердак пригодным для Пети и его живущих по соседству друзей. Мальчишки могли бы тут замечательно играть, о чём они сами, впрочем, давно просили. Расположившись на полу, я взял верхнюю книгу из стопки и прочитал название. Это были легенды о Нибелунгах, напечатанные готическим шрифтом, довоенное издание. Отложив Нибелунгов для себя, я взял следующую книгу. Она открылась примерно на середине, где кто-то синим карандашом подчеркну срочки, видимо важные для него. "Ihre kleinen H;nde waren beinahe vor K;lte erstarrt" (Её маленькие руки почти окоченели от холода). Я заложил страницу пальцем и посмотрел на обложку. Это были сказки Андерсена, переведённые на немецкий, а читал я "Девочку со спичками". Я пролистал книгу, но подчёркнуто было только несколько строк, и я вернулся к ним. "Es war eine warme, helle Flamme, wie ein Lichtchen, als sie die H;nde dar;ber hielt; es war ein wunderbares Lichtchen!" (Это было тёплое, светлое пламя, один огонёк, который она держала в руках, один чудесный огонёк ).
На секунду мне показалось, что кто-то выделил эти слова специально, как будто хотел намекнуть о чём-то или подсказать. В крыше чердака, скошенной, покрытой светлого дерева досками, было прорублено маленькое окно. Ненадолго, но ярко, вошёл сквозь него одинокий луч и нарисовал жёлтый квадрат на полу. Я смотрел на солнечный квадрат и, как на экране показывают фильм, показалось на нём и мне.
Это было вчера или только должно было случиться через сотни лет, или, может быть, завтра. Двигаясь по кругу времён, они легко меняли направление "по" или "против", но кто-то, метко брошенным камнем, спутал рябь на воде. Маурин не знала, когда она оказалась в этой комнате и, выпав в потерянную минуту своей судьбы, могла только собирать остатки воспоминаний, умещавшихся ей в ладонь, маленькую и совсем прозрачную от холода. Чужой дом, серый в сером городе, смотрел только на север окнами своих глаз, но Маурин держала в руке запах, застывший кусочком янтаря, кусочком медового яблока или кусочком солнца из живого сада, где можно было остаться и быть вдвоём. А город не знал тепла и не видел солнца, хотя оно просвечивало сквозь тонкие пальцы. Но только для неё.
Книга выскользнула из рук, жёлтый луч начал медленно перемещаться, приближаясь ко мне. Я закрыл глаза, чтобы не спугнуть уже знакомого перемещения, а когда открыл их, вокруг не было ни стопки книг, ни чердака. Я сидел на каменной скамье, белой с грязными подтёками, на небольшой площади с выключенным фонтаном посреди и без единого дерева. Две улицы расходились в стороны, создавая прямой угол в предполагаемой точке пересечения. Там стояла скамья, такая же, как и та, на которой я сидел. Площадь была пустой. Я встал, необходимость выбрать улицу справа от меня или слева заставила какое-то время оставаться на месте в нерешительности. Справа послышались шаги. Я пошёл направо, но на улице уже никого не было, человек скрылся то ли в переулке, то ли в одном из домов. Я медленно брёл, рассматривая дома, старые, разной постройки, но казавшиеся одинаково тусклыми и серыми. В них явно жили, об этом можно было судить по цветочным горшкам на подоконниках и занавесках на окнах, но город не дышал, слишком тихо и мёртво было здесь всё. Чувствуя магнит цели, захватившей меня, всматривался я в окна, одинаково грязные и немые. Но ни одно ни открывалось, как ничего и не говорило мне. Улица закончилась перекрёстком.. На углу росло одинокое дерево, почти мёртвое, сухими листьями засыпавшее часть мостовой. Носком ботинка я поворошил листья. Звуков не было. Только теперь я обратил внимание, что мёртвой была здесь и тишина. Но страшно не стало, я шёл дальше по пустым улицам, поглощённый властью цели и знал, что где-то здесь, где-то совсем рядом, ждала Маурин, ждала своего Габриэля, и кто мог помочь им, кто мог помочь этому городу? Я не знал, почему, но это был я. Но кто мог помочь мне самому? Этого я не знал тоже и даже не хотел помощи. Вся жизнь казалась скомканной в одну точку, и наступила ночь. Но звёзд не было. Не было звуков, не было звёзд, не было жизни, которой искал я, но всё равно шёл дальше по серым улицам серого города. И вечность или один миг продолжался мой путь, не важно, но уже приходил рассвет, тусклый, как и всё здесь, когда я увидел огонь. Это окно было ответом. Там был свет, который я не находил, но искал. Я подбежал и резко распахнул дверь в дом. По лестнице, казалось, не ходили много лет, такими пыльными и заброшенными были ступеньки. Я начал подниматься наверх. На нужном этаже я остановился перед единственной дверью. Нужно было постучать, но я не мог сделать этого и просто толкнул её. И это случилось. В открывшийся проём я увидел её, забившуюся в кресло и сжимавшую свой кусочек солнца в кулачке, такую маленькую и такую, какой только и могла она быть. Звуков не было. Она не могла слышать, как распахнулась дверь, но почувствовала и подняла глаза. Она видела меня. Ладонь раскрылась, и солнце полилось из неё. И золотом покрылись стены, и она встала и сделала несколько шагов мне навстречу. И я хотел пойти к ней, но что-то задерживало. Голова закружилась...
- Ты проснулся, - Настя обняла меня, и заглянула в лицо. Я протёр глаза. В распахнутое окно ярко светило солнце, было жарко.
- Пойдём завтракать? Мария уже встала. Я проснулась, а она уже, слышу, на веранде. Знаешь, как подумаю, что ещё две недели... Здорово, да?
- Неплохо. Я сейчас встану.
Настя убежала, было слышно, как они с Марией смеются чему-то на кухне. На этот раз мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, где я нахожусь. Хотя правильнее было бы сказать когда. Где я нахожусь - я знал. Мы были у наших друзей в Испании, в их домике на берегу, но к ним мы ездили почти каждый год. Я оделся и вышел на террасу. Настя сидела за столом в тени, а Мария, быстро заговорив со мной, одновременно начала наваливать на тарелку гору еды. Я отвечал что-то, совсем не слушая её, потому что смотрел только на Настю. Она была другой, хотя тоже очень привычной, много раз виденной, я помнил её и такой, но понял почему, только когда она встала. Настя была беременна.
- Петя наверно уже проснулся. Ты как сегодня хочешь? Здесь останемся или поедем далеко?
Она обращалась ко мне, и я сказал: "Как хочешь".
- Тогда далеко.
Настя ушла, Марию кто-то позвал с улицы и, оставшись на короткий момент один, я привёл в порядок мысли. Из странного города, куда вошёл я с пыльного чердака в ноябре, меня выбросило в август на два года раньше. В октябре родится Лиза, а на новый год к нам приедет Лена, ещё не замужем, но с приятелем, Игорем, с которым потом поссорится, чтобы через полгода помириться и выйти замуж всё-таки за него. Но следующим летом, как раз во время их разлада, мы встретимся с ним, Николаем и какими-то девушками, и случиться это здесь.
- Ты всё сидишь? - жена вернулась с Петей, мы позавтракали и, зная заранее, какие чудесные две недели нам предстоят, я постарался выбросить всё из головы. И почти смог, только не уходил из памяти тот дом, и открывшаяся дверь, и солнце на ладони, и её взгляд, единственный взгляд Маурин. И страдая вместе с ней, я невольно задумывался, и Настя начинала тревожиться. Я чувствовал, что ещё не время всё рассказать и просто притворялся весёлым, чтобы не волновать её. И, притворяясь, забывался, и то, что было игрой, делалось моим настроением и становилось нам хорошо. Но город, где я нашёл Маурин, снова возвращался, теперь во сне, и я думал, что всё-таки успел распахнуть ту дверь, но сразу же чувствовал, что должен сделать что-то ещё.
Август закончился, наступил сентябрь. Мы вернулись домой, где мне пришлось разрываться между работой и желанием побольше быть с Настей. Она болела, но хотя я знал, что через пару недель это пройдёт, сейчас мне хотелось страдать если не вместо неё, то вместе с ней. Болезнь прошла, мы нашли чудесную няню, молодую девушку-студентку, к которой сразу же очень привязался Петя, и Настя теперь могла больше отдыхать. В октябре родилась Лиза. Я ждал зимы, весь в заботах и смешных хлопотах, от которых устаёшь, пока они здесь, а через годы вспоминаешь радостно. И та пришла, необычным для местного декабря снегом. Кто-то сыпал и сыпал холодным серебром на дома, припаркованные машины, уже белые деревья и рано становилось темно. Но фонари зажигались, и тысячами маленьких звёзд светился мягко падающий снег. Настя пригласила Лену, та приехала с приятелем, которого я уже знал. Мы весело провели время, Настя радовалась компании, а я всё время прислушивался, в надежде знака, которого не получал. Ребята уехали, весна была наполнена работой и, в снах, тоской.
Но наступило лето. Рано утром, в первый отпускной день я, по просьбе Насти, отправился в ближайшую лавку купить свежей зелени. Хозяин уже весело хлопотал, широко открыв двери.
- Вам петрушечки?! Базилик есть чудеснейший! Возьмёте?! Моника!
Та входила, улыбаясь, в руках у неё была большая корзина.
- А вот она! Яблок не хотите?! Импортный товар! Сладкие, что мёд, попробуйте!
Он протянул мне янтарного цвета яблоко, и я взял его.
- Спасибо. Яблоки я куплю тоже. И базилик.
Когда я отнёс покупки домой и уже ехал в агенство, чтобы забрать билеты на самолёт, обещавшие две недели у моря с друзьями, я почувствовал, что что-то мешает мне удобно сидеть и сунул руку в карман. На ладони лежало яблоко, и было оно живым, и разлился солнечный запах, и тёк солнечный сок, как воспоминание о возможности счастья.
Город почувствовал в себе свет, и в открытые окна ворвался ветер медовым запахом. А вокруг, уходя в бесконечность розовым и белым, цвели яблони. И всё пространство было заполнено теплом. А где-то выше, за солнцем, над садом и городом, начинался маринновый цвет и не было края у него.
Милая девушка в фирменной блузке авиакомпании начала выписывать давно забронированные билеты, в Малаге на стоянке уже ждал взятый для нас ребятами напрокат автомобиль, Мария убирала предназначенные нам комнаты в своём и так всегда чистом домике, но радость безумного момента незаданного поступка, разрывающего круги, уже захлестнула и солнце было вокруг и внутри меня.
- Извините, передумал, - сказал я и купил билеты на Лиссабон.