- Да ты что Ей же нельзя! Лена, ну не плачь.
- Я уже всё, не буду. Можно мне у вас ночевать? - всё ещё всхлипывая, но, уже успокаиваясь, произнесла та первые слова с момента своего появления.
- Конечно. Можешь оставаться сколько хочешь! Пойдём сначала в ванную, а потом я дам тебе что-нибудь надеть.
Девушки ушли, а я остался на кухне курить, в ожидании объяснений. Минут через двадцать Настя вернулась одна.
- Я ей ванну горячую налила, она уже лучше. Представляешь, Игорь её ударил.
- Игорь?!
- Да. У них сегодня Николай был со своей девушкой, Наташей кажется. Весь вечер они вспоминали, как вместе отдыхали в прошлом году. Это когда мы их в Испании встретили.
- Странно. И полицейский про это спрашивал.
- Какой полицейский? А уже поняла. Ну вот, а Игорь тогда был не с Леной. И когда Николай с Наташей ушли, она ему сказала что ей неприятно было два часа слушать, как он весело проводил время с другой. А он Лену ударил и сказал, чтобы не лезла ни в своё дело.
- Он что, пьяный был?
- Да нет, Лена говорит, трезвый. Они всего бутылку вина выпили за ужином. Только она сказала, что он с самого начала, как Наташу увидел, стал раздражительный, а до этого был весёлый. И вообще они всё время намёками какими-то разговаривали. Лена ничего не понимала, это ей тоже конечно не понравилось.
- Странная какая-то история. Ты знаешь, я Игоря не люблю, но чтобы он женщину ударил... Не представляю.
- Я тоже, но нос у Лены разбит. Он кулаком ударил.
- Может её всё-таки ко врачу отвезти?
- Нет, я посмотрела, там страшного ничего нет. Не сломал. Синяк будет. И она не хочет.
- Вам виднее. А мы что делать будем?
- Лена у нас пока поживёт.
- Это понятно. А с Игорем? Я бы, честно говоря, с ним поговорил. Он совсем что-ли обалдел, драться...
- Не надо. Лена просила, чтобы мы не вмешивались.
- Мы уже вмешаны. Ну ладно, я пойду постель организую, а ты иди, посиди с ней.
- Спасибо.
В дверь стучали. "Вторая часть марлезонского балета",- подумал я и пошёл открывать. Это был, естественно, Игорь, действительно абсолютно трезвый и как-то по-деловому сосредоточенный.
- Лена у вас?
- Может быть поздороваешься? И звонок, кстати, работает.
- Извини. Здравствуй. Я ищу Лену. Она здесь?
- Да, но я не уверен, хочет ли она тебя видеть.
- Что она вам рассказала?
- Знаешь, что уж там рассказывать, когда у неё лицо разбито. Я девушкам обещал, а то бы я с тобой сейчас тоже кулаками разговаривал. Женщину ударить, к тому же беременную, собственную жену!
Я думаю тебе лучше уйти. Я скажу Лене, что ты приходил.
- Но она должна уйти со мной, сейчас!- голос у Игоря сорвался, стало заметно, что теперь он на грани истерики.
- Хорошо, подожди.
Я закрыл дверь, не пуская его в дом, и подойдя к ванной, позвал Настю. Она выглянула, и я объяснил ситуацию.
- Не пускайте его, не надо!- закричала Лена из ванной.
- Я пойду, попробую уговорить, чтобы он хоть до завтра разговоры отложил.
- Стас, - Настя схватила меня за руку, - Только, я прошу тебя...
- Да не волнуйся, не буду я его бить, этого идиота.
Я вышел на крыльцо. Игорь больше не стоял под дверью. Он спустился в садик и сидел, согнувшись на деревянной лавочке, освещённой фонарём, и, кажется, плакал.
- Игорь?
- Ты же ничего не знаешь. Я не мог его выгнать, не мог. Я боюсь его...
- Послушай...
Он прервал меня. Слова выскакивали из него прерывистым, неровным потоком.
- Тогда, год назад... я напился, а Наташа осталась со мной, всё наливала.. Николай и Оля ушли, хотели купаться.... Они работали раньше вместе, в Москве... Не хотели рассказывать... И больше я её не видел.
- Кого не видел?
- Олю! Она не вернулась! Наташа сказала, что уехала, но она не собиралась. Вещи...
- Какие веши?
- Олины. Они остались. Николай сказал, она просила послать посылкой, а ей надо было уехать, срочно...Я хотел собрать, но Наташа сказала, что сама...Я звонил потом. У меня телефон был, в Москву, Олиной маме, она с мамой жила... Я Ханса там видел!
- В Москве?
- Нет, в деревне этой, где мы тебя встретили... А мама говорит, Оли нет, пропала, в розыске...Мы когда дом этот сняли, я его сразу узнал. А он меня не запомнил. Теперь уже всё равно...
- Слушай, хочешь рассказывать, давай связно. Я не понимаю ничего. - злиться на Игоря я уже не мог, в таком он был состоянии, к тому же кое-что я всё-таки понимал, и это мне совершенно не нравилось, - хочешь, я отвезу тебя домой, а с Леной всё в порядке, завтра попробуешь помириться.
- Да, я поеду.
Кажется, он только что заметил, что говорил со мной.
- Я на машине, спасибо. Скажи Лене, что я её... Не надо, лучше сам... Можно я завтра с утра приеду?
- Слушай, это ваши с Леной дела. Приезжай.
- Спасибо.
Он встал, вышел через калитку, я слышал его шаги, удаляющиеся направо по улице. Вдруг он остановился и крикнул из темноты:
- Стас, я ничего тебе не говорил! И, судя по звуку, побежал. Я вернулся в дом.
Настя сидела на кухне и курила.
- Лена спит. Я её уложила. Ну что? Он как?
- Да невнятно. Ничего толком не объяснил.
Я пересказал Насте то, что услышал от Игоря.
- Знаешь, лучше нам в это дело не вникать. Завтра приедет, помирятся. Может спать пойдём?
- Пошли. Ну, сегодня выдался денёк!
- Да, неплохо с дороги...
Я проснулся раньше, чем хотелось бы, разбуженный рабочими, очередной раз исправляющими русло реки, текущей неподалёку. Мы жили на разливе и город, не желая быть затопленным по весне, каждый год пытался укротить реку. Впрочем, без особых успехов. Не кухне меня ждала записка. "Лена уехала домой. Я ушла с детьми на рисование. Целую, люблю." Я сделал себе кофе и закурил. На улице было холодно, идти никуда не хотелось, делать что-либо тоже. Я курил и наблюдал, как растворяется дым, пропущенный через холодный свет, скрытого дымкой солнца. И это случилось снова.
Солнце стояло слишком высоко, чтобы слепить глаза, но всё пространство между ним и землёй было заполнено светом и гулом. Где-то работала пила, пъяная от бензина, и Габриэль слышал обрывающийся ударом падения крик живого ещё дерева. Ковш вгрызался в обрыв и, отплёвываясь камнями, трактор отъезжал в сторону высыпать землю, оставляя след грязью и раздавленной травой. Габриэль имел дар слышать и бежал, не в силах никому помочь, от этих стонов, последних криков, но душа рвалась и не было спасения для него. А солнце стояло уже слишком высоко, чтобы жечь, но имело дар видеть и сгорало от боли изнутри. Габриэль чувствовал эту боль и звал ветер, и тот прилетал. И были крыльями его облака. Он спешил дальше так, как всегда спешат ветра куда-то, но облака прятали сейчас землю, давая солнцу отдохнуть. А Габриэль ждал, потому что только Маурин могла помочь забыть о боли - ему.
Я почувствовал, что должен немедленно идти. Куда? Я не знал этого, но непреодолимое движение уже захлестнуло. Оставаясь и там, чувствуя и слыша, как плачет Габриэль, я отмечал, как здесь, быстро иду к реке, вниз по улице. Внезапно, мне показалось, что заложило уши, возникла тишина. Я стоял на серых камнях прямо у воды. Но реки тоже не было слышно. В усилии ожидания что-то возникло, что-то, что нельзя пропустить, и я посмотрел наверх, в бесконечность прозрачного неба, до линии облаков.
Самолёт тронулся, сразу же бросив себя в воздух, и устремился почти перпендикулярно земле вверх. Он поднимался всё выше, прорвал облака и, наконец, оказался в небе под солнцем, ярким до невозможности смотреть. И в голубизне этой, над белым полем облаков, похожих на море одуванчиков, самолёт вздохнул облегчённо и, сбросив напряжение подъёма, развернулся и плавно полетел на восток. Пилот не мог ещё позволить себе расслабиться, ожидая разрешения с земли на смену курса, кабина была вся залита солнцем, казалось, самолёт летел прямо на него. Микрофон ожил голосом, пилот ответил положенным набором фраз и направил самолёт по большой дуге, немного клоня его и подставляя бок солнцу. Стюардесса, заглянув в кабину, предложила кофе. Пилот улыбнулся ей и принял чашку, сдвинув один наушник. Самолёт сейчас не нуждался в управлении и ровно летел на запад.
Не оставляя следа, серебрящейся линией, как будто стрелу выпустили из лука, самолёт вонзился в облака и исчез. Я очнулся. Надо было подумать, я помнил, что это знак, но сколько времени я провёл здесь ? Я не знал этого. Испугавшись, что Настя возможно уже вернулась и волнуется, я повернулся, чтобы идти к дому и сразу же увидел, что больше не один у реки. Неподалёку расположился с удочкой бородатый старик, который, казалось, спал. Однако, когда я проходил мимо, он неожиданно сказал:
- Nach Lissabon (В Лиссабон).
- Entschuldigung? (Простите?)
- Ich meine das Flugzeug. Das willst du doch wissen? Oder nicht? (Я про самолёт. Ты же это хотел знать? Или нет?)
- Ja, danke... Aber...( Да, спасибо.... Но....)
- Geh jetzt. Ich habe was zu tun (Теперь иди. Мне есть, чем заняться), - он первый раз поднял голову и посмотрел в лицо. Его глаза были прозрачно-серые и смеялись. Я не помни, как дошёл, но осознал себя, когда стоял на крыльце, у двери своего дома. Я перешагнул порог и сразу же зазвонил телефон, как будто ждал моего появления.
Звонила Настя.
- Слушай, не разбудила? Я тут задержусь. Ты что делать собираешься?
- Ещё не решил...
- Знаешь, ты, может, отдохни сегодня, а подвал мы завтра вместе разберём? Всё равно ты не знаешь, что нельзя выбрасывать, а то будет, как в прошлый раз...