С его сердечной тайной: Пушкин был безнадежно влюблен в юную красавицу из царской семьи. Она внезапно ушла из жизни. Совсем ранней. Со временем ее пленительный образ завладел пылким сердцем поэта, превратился в цветущее дивное чувство, обогатившее всю его поэтику и окрылившее душевный лирический строй его многих гениальных творений. Настроению элегической печали, томлению легкому и светлому, именно этому переживанию суждено стать преобладающим в поэзии Пушкина:
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадона,
Чистейшей прелести чистейший образец.
Идеальный настрой лирики выражают словосочетания « счастья нет», «покой и воля», а мотив романтического «душевного спасения» составляют поэтические мемы « иная, лучшая свобода», « по прихоти своей скитаться здесь и там»:
Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
Вот счастье! вот права…
И о нем (в нашем парафразе), о искристом гении России, было задумано и озвучено тем далеким изгнанником – римлянином, по дорогам которого спустя тысячелетие шел Пушкин «…твое имя известное до тех берегов, откуда заря// Встает, чтобы увидеть нас» (Овидий). В послании «К Овидию» и обнаруживается прямая реминисценци из него:
Ни слава, ни лета, ни жалобы, ни грусть,
Ни песни робкие Октавия не тронут —
Блистательный и дивный талант Пушкина упрямо не поддается простецкому и незатейному уничижению. Как и века назад, продолжает он тревожить сердца, увлекать непримиримой силой Правды и Красоты, пленяющей сознание, обжигающей сердца, отрицающей «хладный развратный свет»:
Подите прочь – какое дело
Поэту мирному до вас!
В разврате каменейте смело,
Не оживит вас лиры глас!
Душе противны вы, как гробы.
Для вашей глупости и злобы
Имели вы до сей поры
Бичи, темницы, топоры; –
Довольно с вас, рабов безумных!
Выразительность пушкинской строфы, ее узнаваемость, убедительность, достоверность подчас напоминала гремучую смесь обличительного внутреннего памфлета. Пронзительная и дерзкая, по злободневности состояния – на грани ереси, но выводящая читателя из сферы покоя, пустоцвета и пустозвона, опостылевшей реальности: быть как все – скучать, недомогать, скулить… Тургенев считал стихи Пушкина лекарством от депрессии, и в случае плохого настроения рекомендовал прочитать их не менее десятка.
Смех и простота общения Пушкина очаровывали, как и его стихи. В нем было столько одушевления, простоты, заразительной веселости. Художник Карл Брюллов оставил воспоминание: «Какой Пушкин счастливец! Так смеется, что словно кишки видны». В архивах жандармерии сохранилась служебное донесение жандарма Попова: «Он был в полном смысле слова дитя, и, как дитя, никого не боялся» Ненавидевший поэта вплоть до биологического исступления Фаддей Булгарин тем не менее признавал: «Скромен в суждениях, любезен в обществе и дитя по душе».
Вся мощь таланта поэта, острый ум и крепкая воля служили горделивым увенчанием всему, что зовется «Русским духом». Всему, что было над ним и под ним – «Здесь Русью пахнет»: «Итак, я счастлив был, //И так, я наслаждался, // Отрадой тихою, восторгом упивался» – Пушкин.
Его слово волшебное, несущее пронзительное свежее воздействие на людей, проявлялось как стрелы добрых сил. Наследие, которое он оставил, поражает масштабом и красотой.
Сопричастность к его судьбе и судьбе империи позволит нам войти в мир его чувств и настроений, услышать его голос, почувствовать токи, ритмичность и пронзительность стихов, ощутить весеннее дыхание его поэзии. Пророческие слова, после дуэли, лицеиста, друга и декабриста: « Гордись! Ниикто тебе не равен, никто из сверстников – певцов: не смеркнешь ты во мгле веков…»
Вот как писал М. Горький: «Пушкин – автор поразительных по силе и упоительной по нежности чувства лирических стихов, создатель таких масштабных и вещих поэм, каковы «Медный всадник», «Полтава», ярких по изяществу сказок «Руслан и Людмила», «Русалка». Он «изумительно, с блестящим юмором изложил гибким, звонким стихом мудрые сказки русского народа – «Золотой петушок», «О рыбаке и рыбке», «О попе и его работнике Балде»; он создал лучшую в русской литературе и до сего дня не превзойденную историческую драму «Борис Годунов», вероятно, известную Америке по знаменитой опере Мусоргского». «Как прозаик, он написал исторический роман «Капитанская дочка», где, с проницательностью историка, дал живой образ казака Емельяна Пугачева…». «Его рассказы «Пиковая дама», «Станционный смотритель» и другие положили основание новой русской прозе…». «Роман в стихах «Евгений Онегин» навсегда останется одним из замечательнейших достижений русского искусства…».
Скупой рыцарь», «Египетские ночи», «Пир во время чумы», «Моцарт и Сальери», Горький подчеркивает для западного человека, что «на этих произведениях Пушкина особенно ярко сверкает печать неувядаемости, бессмертия, гениальной прозорливости».
Тарле называет «Капитанскую дочку» Пушкина – «идеальным историческим романом», находя, что в этом качестве («как исторический роман») произведение Пушкина «превосходит величайшее произведение русской литературы – «Войну и мир»
Художественный мир «романа в стихах» – мир красоты и свободы отношений автора с героями и читателем, «свободы и воли» каждого в своих проявлениях и также по отношению друг к другу – являлся идеалом для мира человеческих отношений».
А из письма А. А. Дельвигу из Михайловского (январь 1826) – Пушкин: «– … никогда я не проповедывал ни возмущений, ни революции».
В каждом человеке, как источник очищения, существует свое «внутреннее доброе» («естество Загрея – Диониса», если исходит из античной аскетики), которое можно обозначит современным лингвинистическим термином «Бренд»: Кан Галилейский (как у Иисуса, когда он воды превратил в вино); Тулон и Монтенотте (как у Наполеона).
А в токах крови и капиллярах сердечных русских – это Пушкин. Как историческая безупречность России, отлитая в бессмертной фразе В.Г. Белинсого: «…народ России не ниже ни одного народа в мире… Пушкин не ниже ни одного поэта в мире».
Своей бушующей поэтической стихией и выразительной мощью. Он создал величайшую славу России, соединив в своих стихах надежду, веру и отчаяние в единое и цельное крещендо, гигантское историческое полотно с непрерывной интенсивностью страсти и реальности утверждающим «души высокие порывы», уважение к себе и милосердие к людям самым восхитительным творением мироздания…, воспетые перед этим английским поэтом:
«Человек как ценность мира хорошо.
Где тело – вся природа, Бог – душа».
А. Поуп
и ушел в свои тридцать семь лет, осушив до дна и сладостную и горькую чашу жизни:
Всё кончилось, – и резвости счастливой
В душе моей изгладилась печать.
Чтоб удалить угрюмые страданья,
Напрасно вы несете лиру мне;
Минувших дней погаснули мечтанья,
И умер глас в бесчувственной струне.
Как будто загадочный черный человек в «Моцарте и Сальери» воплотил предчувствие поэта, заказав Моцарту «Реквием». Пушкин оставил нам свои мысли и чувства как яркий костер в ночи, который горит сам по себе и не потухает, какие бы ветра и дожди не проносились над ним. И ты чувствуешь себя органической, биологической и духовной частью великой державы по имени Россия…
Тогда сказал римлянин Гораций на заре Новой эры:
«К любому из живущих,
Неумолимо смерть придет.
Достоин вечной славы тот,
Кто сам принять ее готов –
За пепел пращуров своих.
За храм своих богов»
И добавил русский Пушкин, спустя девятнадцать столетий:
Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу —
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Животворящая святыня!
Земля была б без них мертва,
Как пустыня
И как алтарь без божества.
Во времена всеобщей растерянности, жестокости и политической фальши, когда все вынуждены быть лживыми, изворотливыми и злыми, не жить, а «подсиживаться» (Л. Толстой), поэзия Пушкина на страницах Истории России запечатлевала то, что смогло выжить. И выжить смогло потому, что природа и Творец дали русским силу льва, стремительность беркута, непорочность мыслей и сердца. И не существует такого заклятия, чтобы подействовать сим на этнос легендарный, и нет ворожбы, чтобы навредить и нанести ущербу сему народу.
В славном в Муромской земле,
В Карачарсве селе
Жил-был дьяк с своей дьячихой.
Под конец их жизни тихой
Бог отраду им послал —
Сына им он даровал.
(Начало сказки об Илье Муромце).
В нем горел «огонь национальной жизни» (Белинский), а синтез ума и души, мысли и сердца выражал более высокое время, лирический и патриотический пафос, стихию субъективного дерзания, протест (а может – и бунт!?) против разрушения талантов, принципов «капральства, прихотей и моды», монотонности бытия:
На это скажут мне с улыбкою неверной:
– Смотрите, вы поэт уклонный, лицемерный,
Вы нас морочите – вам слава не нужна,
Смешной и суетной вам кажется она
Поэтический и личный максимализм Пушкина отвергал мертвенность души – полное «обмеление», духовное рабство, скука – совершенно «заеденнной» средой условностей, приличий и невежества; где люди нивелированы, все сглажено и необычно посредственно.
В лироэпической сфере он создал ценности, которые пламенеют вечно. И которые неисчерпаемы, завалов избежав, о чем трепетно поведал русский поэт:
«Так явственно из глубины веков
Пытливый ум готовит к возрожденью
…бытия возвратное движенье»
А. Блок
Сохраняющий собственное лицо среди большой и многоликой толпы, в чужом обличьи, «нагольном тулупе» (Достоевский) не бывающий. не сличимый с ленивым умом толпы (по Фету).
Он обращался к разуму, а не к свахам, корысти и отвлеченным мечтаниями. Как медный всадник, с «думой на челе» (Пушкин) И у него, по грибоедовски., «пламенная страсть… к делам необыкновенным», «замыслам беспредельным»:
Искал не злата, не честей
В пыли средь копий и мечей.
Поэт, практик значительно глубокий, мощный, жизненный. Он не верил в смерть, он верил, что жизнь вечна («жизни нет конца»). Преодолевал трагедии, переводил их в радость, в драматическую радость, плезантность. Для него все было «настоящее» и «теперь».
Образы поэта удивляли и восхищали, приводили в трепет и изумление своей смелостью, лирическим дерзновением и подчас доминировало иррациональное – не смысловое сообщение, а важность настроения, когда чувство абсолютно господствовало над логикой:
где-нибудь в волненье света
Мой глас воспомни иногда…
Он поднял пестрый покров познания, чтобы увидеть глубинный смысл Руси и ее предназначенье, предоставил разуму право и честь быть умнее нравов и вкусов эпохи. Слил в один поэтический кувшин все времена державные и на двери каждой хижины русича повесил звездные подковы надежд и веры. И не позволил никому своенравно направлять Его Слово. Будто с Пушкина, как надвременного лекала, снял эти трогательные строчки А. Блок:
Многое замолкло. Многие ушли.
Много дум уснуло на краю земли.
Но остались песни и остались дни.
Красота в его стихах – это внутреннее преодоление неверия, это четкость душевной линзы и нравственное напряжение. Это радость, как руда, добытая из боли; красота в его стихах питается живой жизнью, как капилляры мозга питаются кровью. Гармония – единственное октановое число в кровеносных сосудах поэта:
Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.
О жизненности пушкинского поэтического муара и пушкинской философии мира и пойдет речь в книге. Взгляд на поэта глазами Шекспира, без суеверия и односторонности. И – не в референтном восклицании Н. Гумилева:
Я мог бороться, но как раб,
Позорно струсив, отступил
И, говоря: «Увы, я слаб!» —
Свои стремленья задавил…
А в собственном, пушкинском:
О нет, мне жизнь не надоела,
Я жить люблю, я жить хочу
Стремясь к вечному, он принужден был в окружающем мире соприкасаться с временным, сиюминутным, потому его поэзия даёт моментальные отражения. всматриваясь во все ущелины сердечные, и развёрнутые проекции человеческого бытия, его пространственного и временного единства с миром. Это трактат целой картины мира, а вернее, поэзия – онтология, повествование об общей сущности бытия, сконцентрированная на развитии познания мира – природы и людей. И никакие притворства эпохи не могли скрыться от его внутреннего острого взгляда:
Каков я прежде был, таков и ныне я:
Беспечный, влюбчивый. Вы знаете, друзья,
Могу ль на красоту взирать без умиленья,
Без робкой нежности и тайного волненья.
Поэзия формировала общественное сознание. Возвышенное и благородное. Выявляла новые мысли и представления о истории и культуре, языке и душе русского человека, разрушая иллюзию монолитного единства, культурный снобизм и низменные, а порой отвратительные, моральные принципы российской власти, этого псевдонационального «платоновского симулякра» , когда мировоззрение шло по нисходящему, по пути искажения и деградации первоначального духа нации – заимствований и подражательств, развлечений и занимательства. В поэзии и прозе нагромождались таинственные сравнения и завеса образов неясных, к лику национальному отношения не имеющих: