На ходу скидывая куртку и ботинки, в комнату влетел внук Дима.
- Дед, освобождай бук! мне нужно, срочно!
Анатолий оторвался от экрана, пристально вгляделся, выражение глаз внука не понравилось.
- Где планшет?
- Сломался, - Анатолий продолжал пристально смотреть. - Ну, деда, ну, чё ты, ну, трещина на экране, ничего не показывает. У Васьки тоже трещина была, так показывало. Ну, чё ты, я не виноват, на меня Митяй сел.
- На тебя сел, а почему трещина на планшете?
- В кармане был, - внук показал на брюки с накладным карманом, глубоким, до самого колена.
Кто карманы пришивает в таких местах, недели не прошло, как купил этот планшет, месячной пенсии не хватило, жена из своей добавила, - с тоской подумал Анатолий и уступил место, - это даже не обсуждается, - внук единственный и любимый.
Квартира большая, все разбрелись по своим комнатам. Дочь Ирина лежала на диване, с ноутбуком на животе, даже не посмотрела на заглянувшего отца. Сын у себя был один, любимая девушка куда-то удалилась, что редко случалось, и он засел за комп играть в стрелялки.
- Все играешь? - спросил Анатолий.
Сын улыбнулся ему и показал на наушники, не слышит.
Мила, жена Анатолия, возилась на кухне и смотрела, вернее, слушала по телевизору очередную занудную передачу о здоровье. Когда-то приобрел в каждую комнату и даже в кухню по телевизору. Но теперь зомбоящики никто не включает кроме жены, когда она готовит на кухне.
Увидев мужа на пороге, она заволновалась:
- Толя, что случилось?
- Что может случиться, если сегодня воскресенье и вся семья дома.
- Ты какой-то не такой.
- Какой не такой?
- Расстроенный чем-то.
- Все нормально, - успокоил он жену и вернулся в комнату, где внук играл в стрелялки, пощелкал пультом телевизора, ничего интересного не нашел. Продать ящик что ли, - вяло подумал он, но напрягаться не хотелось, даже мыслями.
Залегать на диван еще рано, ни газет, ни журналов, вообще никакого чтива, все книги сложены в коробки и вывезены на дачу для растопки.
Он потянулся к полке, где в ряд стояли дневники, густо заполненные его мелким почерком.
Записи вел с первого дня, как вышел на свободу в восьмидесятом, отсидев пять лет по антисоветской статье. В тот день пришлось побегать по почтам, разослать письма по адресам, от тех, кто остался на зоне. Все подробно записал, когда, куда и откуда посылал; с тот времени и пишет до сих пор. Начал с дешевых блокнотов, страницы выпадали, терялись, чернила бледнели от времени, текст уже не читался.
Первым полноценным дневником была книга для записей "Кулинарные рецепты", с веселым поваром на темно-зеленой обложке. Листы с заголовками "Состав" и "Приготовление" были плотными, разграфленными, одно удовольствие писать. Правда, на некоторых страницах попадались отпечатанные в типографии рецепты, но их было немного.
"Кулинарные рецепты" подарил невестке отец в восемьдесят восьмом, за два года до смерти. Анатолий раскрыл и восхитился, такой хорошей бумаги ему еще не попадалось, Мила поворчала, но куда деваться, пусть пишет, лишь бы не пил. Он купил еще одну, такую же, но обложка темно-серая, и поваренок не черный, а красный. Обе книги послужили до девяносто второго. Позже он уже приобретал ежедневники: пять коричневых - 1993, в том году зарегистрировал общественную организацию "Правозащитник", стал председателем, получил грант центра демократии и прав человека. Платил за аренду однокомнатной квартиры на первом этаже, вход со двора. Под свой кабинет выделил кладовку без окна. Обзавелся техникой, худо-бедно, платил опытному юристу. Исполнял текучую работу: пикеты в День политзаключенного и Конституции, принятой в том году и впервые защищавшей права человека, но прав как не было, так и нет. Умудрялся кому-то помогать, как говорят, адресная помощь, но в основном людям без адреса. Недавно встретил пожилую женщину, двадцать лет назад работала дежурной на вокзале. Сам забыл, она напомнила, как он бомжам покупал очки и лекарства, пытался организовать бесплатное питание, получилось, но ненадолго. Чинуши запретили, - антисанитария. Им надо было заплатить, но он так и не смог переступить через ненависть к ним как к классу.
За девяносто третьим годом три темно-красных ежедневника - 1994 и черный - 1995, записаны от корки до корки мельчайшим почерком, сам читал с помощью лупы, такой был период, насыщенный событиями. Дальше общие тетради с веселенькими сказочными героями на обложках, покупал себе и детям.
Жена несколько раз порывалась освободить полку, непонятно для чего, но он возмущался: такой труд, с руками оторвут, да еще заплатят. Когда? Когда-нибудь обязательно, может, после его смерти, значит, деньги внуку достанутся.
Потом завел электронную книжку, удобно, всегда под рукой, записи вносил несколько раз в день. Своеобразная медитация, остановка, выход из потока бытовых забот. В эти моменты бесполезно обращаться к нему. "Неужели не слышишь?" - допытывалась жена. Не верила, а ведь, в самом деле, не слышал, - удивлялся он себе.
Сын тепло комментировал: "Батяня со склерозником в астрале", дочь зло шипела: "Опять свой шизник заполняет, за это не платят".
Редкая привычка, статистики были бы в восторге, много лет записывать ежедневные расходы, как объяснял любопытным: из уважения к фактам. Что ж, пройдя в молодости судебный процесс, потом отсидка по антисоветской статье, на собственном опыте познал: бла-бла-бла не для серьезных людей.
Читали ли его записи домашние? Вряд ли, писал так мелко, жена говорила муравьиным почерком, кому надо разбираться, если даже через лупу не всегда сам мог разглядеть. Хотя подозревал, почерк не препятствие для жены. Да дочь грозилась доказать по отцовским записям, что брату все, что захочет, а ей ничего, но угроза пока не реализована, как и обещание получить наконец диплом юриста, ведь столько денег угрохано в ее учебу, кстати, обещала траты вернуть.
Жаль сын без высшего образования, только строительный техникум. Все, что смогли с женой, ушло на дочь. Одна радость, внука им родила.
Толстые ежедневники - страница на день, помогали приобретать друзья. Так черный привез друг Томас из Риги, спешил успеть к Новому году. Вскоре он умер. В девяносто пятом умер младший брат, тоже сидел вместе с ним. В том году много было похорон, помотался по стране, но грех не проводить друзей - политзэков в последний путь.
Он потянул за черный корешок - 1995, и вместе с ним в руки упала книжка небольшого формата темно-синего цвета, из Парижа, подарок на его пятидесятилетие. Бархатистая на ощупь обложка с золотым тиснением: "JOURNAL INTIME", внутри голубоватые лощеные страницы в мелкую клетку - французы ценят изящные предметы и умеют их делать.
Дочь увидела, ей тогда было десять лет, как сейчас внуку, разрыдалась, вдвоем с женой отбились, Ирина получила взамен куклу с наворотами.
Он провел пальцем по бархатистой обложке с угольными переливами, подержал в ладонях, раскрыл наугад и прочитал:
"4 ноября 1995
Аренда малого зала Консерватории
Оплата аккомпаниатору
Подарки приме, как-то букеты, коробка конфет с белой начинкой и молочный шоколад".
"Молочный шоколад" подчеркнуто двумя линиями. Он любил черный, и в голове не укладывалось, как можно есть какой-то другой с добавками. Кофе не пил, напился, когда в политзоне получал передачи, в том числе и от Amnesty International. О таком кофе сейчас и не мечтает. Бурду, которую пьет дочь, называет отваром из бледных поганок.
"Видеосъемка
Проезд до места и обратно членов организации, по списку".
Концерт состоялся в рабочий день, но никто, кроме него и Коляна не работал, нищие бездельники, получали жалкие крохи за участие в митингах, немного больше за пикет. Он платил, за любое мероприятие, потом собирал участников в штабе и устраивал чаепитие без алкоголя.
Съемку концерта вел Колян, хоть и работал на базе хозтоваров, но платить надо было.
Да, на побрякушки приме и ее сольный концерт потратил зеленые, признает, но украдено за эти годы столько, что его траты даже не капля, даже не молекулярный уровень, а на миллион порядков меньше. Себя успокаивал, что народ США не обеднеет, если он выделит некоторую сумму на любимую женщину.
В молодые годы недолюбил, не дали. Посадили, ему было двадцать три года, только сын родился. Гэбэшная гнусь заставила первую жену публично, на радио, отрекаться от мужа. Вторую жену, а ведь у них были маленькие дети: дочь и сын, заставили стукачить, доносить, кто приходил к мужу и зачем. Запугивали, ведь у нее дети, мало ли что с ними может случиться. Боялась, и он тоже боялся. Вместе думали, что сливать этой гнуси.
Когда он познакомился с ней, рассказал без утайки, что сидел как антисоветчик, вышел и борьбу продолжает, ей решать, быть с ним, или расстаться. Она из семьи московских интеллигентов, бабку и деда расстреляли по доносу, не испугалась. А ведь он практически был на нелегальном положении: издавал журнал "Свободная Россия", но в контакте был только с одним проверенным человеком, Саней Морозовым, тот никого не боялся, терять нечего: ни жены, ни детей, и не собирался обзаводиться, - в несвободной стране не размножается. Кроме издания журнала хранил у себя библиотеку, держал запрещенный самиздат. Рисковали все, и Саня особенно.
Что об этом, как и о политзоне, давно решил не пугать никого: или вспоминать с юмором или никак.
Зато с Саней Морозовым ему повезло: тот влез в бизнес, стал успешным, иногда подбрасывает денег на лечение, он-то потом и привез ему этот интим-дневник из Парижа. Интим-дневник в прямом смысле, нет, конечно, не о чувствах, сухой язык фактов, в основном траты на эту самую любовь. Дороговато, но что поделать: чем ты старше, тем она для тебя дороже.
Он перелистал страницы, нашел список подарков, это было 25 августа, помогала выбирать Татьяна, примкнувшая к правозащитникам в Москве, позже немного замутил с ней на пару свиданий. Она призналась, что он ей давно нравился. Ну, женщины, кто их поймет, а ведь тогда охотно с ним ходила по ювелирным магазинам. В списке золотые цепочки, кольца, сережки. Выбирали с тонкими ободками и мелкими камнями, прозрачными как слеза. Объяснил Татьяне, подарки для дочери. Но женщин не обмануть.
Так с ее помощью осваивал роль спонсора. Эта роль определилась 22 августа, когда на десятый день после юбилея, ему исполнился полтинник, собрался в Москву на очередную конференцию.
Вошел в купе поезда и увидел полненькую женщину, ничего особенного, провожал ее муж, на вид работяга. Поезд тронулся, и она долго возилась с сумками, раскладывала вещи. Познакомились, ее звали Мариной. Охотно рассказала, что едет в Москву проведать тетю, везет варенья из лесных ягод, сама собирала чернику и землянику, ни сада, ни огорода, ни клочка земли нет. Анатолий тоже не частник, как и его жена.
Потом заварил крепкий чай по старой зэковской привычке, Марина угощала сладкими пирожками с вареньем, он достал плитку черного шоколада. Вкусы совпали: она тоже не понимала молочного шоколада, в отличие от младшей сестренки. Но, вообще-то ее Оленька молодец, такая талантливая, у нее прекрасный голос, когда она поет и открыта форточка ее комнаты, прохожие собираются под окном и рукоплещут ей, кричат: "Браво"! и просят спеть еще. Жаль, без денег невозможно никуда пробиться, так и прозябает лаборанткой в строительном техникуме после его окончания. Анатолий соглашался, без денег никак. Ладно, если через постель, рассуждала Марина, так ведь еще требуют проходить дорогие уроки вокала. Жаль сестренку, вздыхала она, талант зря пропадает, вот если бы повезло, и нашелся спонсор.