Лика радовалась предстоящему событию и выходному дню, который шел вслед за ним, вместе со всеми. Она представляла, как они пойдут в парк, где снег лежал уже везде, на всех газонах, и станут кормить воробьев и голубей прямо на дорожках, как сходят посмотреть на большую елку, установленную в парке, и как она сможет покататься на санках с горки. Вернее, это была не совсем горка, а одна из аллей парка, спускавшаяся под горку, там дети постарше лихо съезжали на санках, но в прошлую зиму ей никак не удавалось самой съехать вниз, потому что санки застревали, и папе приходилось ее подталкивать. А в эту зиму-то она прекрасно съедет!
Когда она думала о том, с кем пойдет в парк первого января, иногда ей казалось, что это будет мама, а иногда – дед Лева. Мысль о том, что может появиться папа и она пойдет с ним, почему-то казалась немного опасной, но она не очень хотела думать, почему.
Папа позвонил днем тридцать первого и разговаривал с бабушкой Милой. Лика видела, как бабушка стояла в коридоре у телефона и поправляла на платье изящный кружевной воротничок, глядя на свое отражение в висевшем на стене зеркале. Разговаривала она ровным, даже доброжелательным тоном, только рука, которую она подносила к кружеву воротничка, немного подрагивала. Когда разговор закончился, бабушка сказала Лике, что завтра днем придет папа и что они пойдут гулять или в кино – куда она захочет.
– А разве он не зайдет к нам? – спросила Лика. – Вон сколько еды останется вкусной, а еще «Наполеон»!
– Если ты пригласишь, может, и зайдет. Ты сама его спросишь, не хочет ли он выпить с тобой чаю. – Выражение лица бабушки Милы осталось спокойным, как если бы речь шла о пассажире в автобусе, которого нужно спросить, не выходит ли он на следующей остановке.
– Я спрошу, ба. Твой «Наполеон» такой классный! – сказала Лика и добавила: – А мне можно доесть крем из миски, ты ведь уже намазала коржи?
– Конечно можно, солнышко, иди, я тебе дам ложку, и ты все подберешь. – Голос бабушки Милы вновь стал теплым, и задорно улыбнулись ее карие глаза.
Новый год наступил секунда в секунду. Все подняли бокалы, шумно заговорили, начали обмениваться приветствиями и пожеланиями, снова ожил телефон, с черно-белого экрана телевизора раздались поздравления, заиграла музыка – начался январь нового года.
У Лики слипались глаза, но она все равно попробовала и оливье, и свекольную шубу от селедки под шубой, и картофельный салат с квашеной капустой. Его она особенно любила. Бабушка Мила всегда его готовила и говорила, что он «не вызывает аллергии, в нем все ингредиенты натуральные».
В гостях у них были тетя Клава и Дмитрий Денисович – соседи по лестничной площадке. Тетя Клава прекрасно пела, и скоро ее попросили об этом. Она начала какую-то песню, все поддержали, веселье продолжилось. Потом еще все танцевали под проигрыватель. Словом, был настоящий праздник.
Лика получила в подарок плюшевого слоненка с мягким, чуть вздернутым хоботом и блестящими глазами-пуговками. Сама же она нарисовала по рисунку для всех. И один, на котором у нее получилась кружевная снежинка, она приготовила на завтра – для папы.
На следующее утро, когда все могли спать допоздна и никуда не спешить, Лика проснулась раньше всех. Она тихонько пробралась в ванную комнату и стала старательно чистить зубы и причесывать волосы. Она подумала, что в новом году у нее все должно идти по-новому, чтобы никто ее не подгонял и не напоминал двести раз, что и когда ей нужно делать.
В дверь ванной комнаты заглянула бабушка.
– Доброе утро, ба. Я уже встала и умылась, – сообщила Лика.
– Молодец, ты совсем уже большая! – кивнула бабушка Мила. – Пойдем на кухню, найдем тебе в холодильнике что-нибудь, что ты любишь.
«Я совсем большая! – думала Лика, с аппетитом уплетая котлету с картофельным пюре. – Я спрошу его, не хочет ли он снова жить с нами. Может, он передумал жить отдельно и попросится обратно?»
После завтрака Лика нарядилась в новое платье и стала ждать. Мама и дед Лева вдруг засобирались и ушли, сказав, что им нужно навестить кого-то из знакомых. Бабушка Мила принялась мыть посуду на кухне.
Лика смотрела в окно, выходившее во двор.
Вот вышел гулять с собакой сосед с четвертого этажа. Сеттер Харви радостно носился по двору, принюхивался к выпавшему за ночь свежему снегу, ложился в него, зарываясь носом, затем подскакивал и с радостным лаем вновь несся куда-то гонять из-под припаркованных во дворе машин дворовых кошек и выискивать незнакомые следы.
А вот вышла вынести мусор тетя Клава. Она проплыла через двор наискосок и, открыв дверь мусорника, вывалила туда из своего большого эмалированного ведра все, что накопилось в ее доме за время подготовки к праздничному вечеру.
Через двор прошли еще какие-то незнакомые люди, наверное, чьи-нибудь гости, наконец-то отправившиеся по домам.
Еще через какое-то время появился папа. Лика сразу узнала его, хотя он и был не один. Рядом с ним шла молодая женщина с коляской.
Они вошли во двор все вместе, какое-то время постояли, переговариваясь, и женщина с коляской направилась обратно в сторону подворотни, ведшей на улицу. Папа же проводил ее взглядом, а потом решительно открыл дверь их подъезда и вошел.
На звонок бабушка Мила отозвалась тотчас же. Она открыла ему дверь и сказала:
– Здравствуйте, Игорь. С Новым годом. Лика ждет вас.
– Здравствуйте, Милица Васильевна. Спасибо. С Новым годом. – Голос папы звучал не очень уверенно. – Лика, я пришел, ты где?
– Папа! – Лика подбежала к нему, он ее обнял, поцеловал и поднял на руки. – С Новым годом, папа. Как твои дела?
– Ничего, заяц, мои дела. С Новым годом. А твои?
– Мои – нормально! Вчера у нас были гости, я досидела до самого Нового года, только потом пошла спать. Я теперь большая!
– Да ты просто молодец! Ну что, пойдем, погуляем?
– Пойдем.
Лика немного замялась, не зная, как правильнее поступить. Потом решила ничего ему не говорить, ведь женщина с коляской могла их и не дождаться на улице, а бабушка Мила ее все равно не видела – окно кухни выходило не во двор, а на улицу. Лика быстро начала собираться, папа помогал ей натягивать валенки и застегивать шубу.
На улице гуляло совсем мало народу, был яркий морозный день. Лика шла за руку с папой, чуть подпрыгивая от удовольствия. Он рассказывал ей что-то о том, как живут пингвины в Антарктиде и как они выпрыгивают на льдину стоя. Лика смеялась, она попросила его показать, как именно выпрыгивают пингвины, это у него получилось очень смешно. Она и сама так подпрыгнула, они оба рассмеялись.
– Игорь, куда вы так бежите? Я же за вами не поспеваю, – неожиданно прозвучал женский голос откуда-то сзади.
Лика и папа остановились, посмотрели друг на друга и обернулись.
Женщине с коляской уже почти удалось их догнать. Она смотрела на них оценивающе – ей показалось, что мужчина и ребенок очень похожи, ребенок – просто копия мужчины. Мужчина был ее мужем и отцом ее сына, а ребенок – его дочерью от первого брака.
Лика не смотрела в сторону женщины с коляской, она смотрела в лицо ему. Ей было важно, что он ей скажет вот в эту самую первую минуту, что он ей скажет…
Папа присел перед ней и, подняв воротник ее цигейковой шубки, проверил, не слишком ли туго завязан под ним шарф. Затем он совсем недолго помолчал и сказал:
– Лика, ты знаешь, у тебя есть брат. Хочешь с ним познакомиться?
Лика радостно обняла его. «Какой же он молодец, что не забоялся», – подумала она.
Папа встал, снова взял ее за руку, и они подошли поближе к женщине с коляской.
– Здравствуйте, с Новым годом, – сказала ей Лика.
– Здравствуй, Анжелика. Меня зовут Ольга Александровна, можешь звать меня тетей Лялей.
– Зачем же, Ольга Александровна. Я легко запомню ваше имя. – Лика улыбнулась и сразу поджала губы. Она не была полностью уверена, что улыбаться женщине было правильно. – Можно я посмотрю на моего братика?
Лика обошла коляску и заглянула под козырек. Там спал розовощекий малыш с соской во рту.
– Совсем маленький. Еще не ходит? – спросила она.
– Павлу всего семь месяцев, но ведь дети быстро растут, ты же знаешь. Вон какая ты у меня вымахала. – Папа обнял Лику за плечи, затем положил руку на ручку коляски и несильно качнул ее, как будто укачивая малыша.
Ольга Александровна настороженно переводила взгляд с мужа на Анжелику, и только тогда, когда она посмотрела на мирно спавшего сына, к ней вернулись уверенность и спокойствие.
– Ладно, пап, – сказала Лика и протянула ему сложенный вчетверо листок. – Вот, я нарисовала снежинку, ты потом Павлику передай, не забудь. А сейчас вы идите, погуляйте, пока солнце. У меня дома дел много. Извини, пап. Я позвоню тебе, можно?
– Конечно, заяц, конечно. У Милицы Васильевны – у бабушки Милы – есть номер. – Папа, казалось, не был уверен, как ему поступить. – Ты правда хочешь вернуться домой?
Он снова присел, их глаза встретились.
– Правда, пап. Понимаешь, Павлик же спит, а мы хохочем, шумим тут над ним. Он подрастет, мы втроем поиграем в пингвинов в Антарктиде, да?
– Прости меня, Лика. Я не думал, что так выйдет. Так получилось. А мама как?
– С мамой все будет нормально. Я прослежу. – Лика улыбалась. – Отведи меня к бабушке Миле, пожалуйста.
Затем она еще раз взглянула на Павлика и подумала, что иметь брата здорово, не каждому выпадает такая удача.
– До свиданья, Ольга Александровна. Мы сейчас.
Вдвоем они завернули за угол, прошли мимо телефона-автомата и вошли во двор. Снова пошел снег. Теперь он падал мягкими, как будто ватными хлопьями. Во дворе было тихо, только ворона иногда могла каркнуть, но и она примолкла.
– Ты, пап, не говори бабушке, что ты с Павликом приходил, она переживать станет, а мама – плакать. Я скажу, что у меня живот разболелся, ладно? А потом, когда сможешь, ты приходи один, мы с тобой поиграем во что-нибудь, а?
Игорь обнял дочь. Она действительно повзрослела за то время, что он ее не видел. Он протянул ей новогодний подарок – книгу о пингвинах.
Вместе они поднялись на второй этаж, Милица Васильевна открыла им дверь, Лика попрощалась, и он ушел.
– Ну, живот схватило? – спросила бабушка Мила, хитро прищурившись.
– Да, ба, селедка под шубой не пошла… – отшутилась Лика.
Она прошла в свою комнату и открыла книгу. Там было много иллюстраций, и на одной из них была изображена пингвинья школа, в которую Пингвин вел за руку двух пингвинят. Папа подписал под одним «Лика», а под другим, поменьше, «Пашка».
– Знаешь, – сказала бабушка Мила, войдя в комнату и подсаживаясь на диван рядом с Ликой, – ты всегда будешь старшей сестрой. Это прекрасная роль – трудная, но благородная.
– Ба, ты знала? – изумилась Лика.
– Конечно, – вздохнула Милица Васильевна и притянула ее к себе, поглаживая по голове. – Конечно, я знала, и мама твоя с дедом – тоже. Но первый удар приняла ты, потому что ты уже взрослая, да?
– Угу, – кивнула Лика. – А можно мне «Наполеона» кусочек?
– Можно, и даже два, – светло улыбнулась бабушка Мила.
Лика же подумала, что в наступившем тысяча девятьсот шестьдесят восьмом она еще, пожалуй, побудет маленькой – во всяком случае, сегодня!
Игра со спичками
Ликин дед Лева – Лев Андреевич – был необыкновенным выдумщиком и затейником. И вовсе не потому, что ему нечем было заняться или его ничего всерьез не интересовало. Как раз совсем наоборот – он был не просто прекрасно образован, он был исследователем явлений жизни во всем их многообразии. И Лика, конечно, знала, где он работает – в Академии наук. Там Лев Андреевич заведовал лабораторией.
Лика в детский сад не ходила. Бабушка говорила, что там сквозняки, а у нее слабое горло, и было решено, что до школы, еще пару лет, Лика останется дома. А поскольку жили они напротив университета, где преподавали и бабушка, и мама, кто-нибудь да всегда был дома с Ликой, а если и уходил «на пары», то это было всего на пару часов, в пять лет она могла бы и сама себя занять чем-нибудь на такое-то время.
А дома у Лики было интересно. Столько книг – хочешь с картинками, хочешь – без. Можно рассматривать альбомы с репродукциями больших цветных картин, «полотен», как поправляла Лику бабушка Мила. Можно рисовать, придумывать разные забавные истории и разыгрывать их с игрушками. А то и потихоньку снять со средней полки черный виниловый диск и ловко установить его на вращающемся поле радиолы «Ригонда». Если повезло тихонько опустить на диск пластмассовую лапу с иголкой звукоснимателя, то можно послушать балет-сказку «Спящая красавица», например. Да мало ли еще что можно придумать – было бы желание! Желание же познавать мир и то, как он устроен, у Лики было. Потому она особенно любила, когда дома с ней оставался дед Лева.
Во-первых, дед Лева был известным в их семье кулинаром. Он действительно много знал о разных продуктах и блюдах, которые из них человек может приготовить, иногда об этом говорил. Но чаще всего, когда ему выпадало соорудить для Лики и себя какую-нибудь еду, он варил кашу. Ай, какая же это была вкусная каша – пшенная, перловая или гречневая! У деда Левы каша никогда не пригорала, не бывала жидкой или слишком сухой, не казалась каким-нибудь «детским питанием», его каша была отдельным, вполне взрослым блюдом, которое подавалось в глубокой тарелке с глазком сливочного масла внутри аппетитной горки! И есть такое блюдо Лике следовало, по методу деда Левы, деревянной ложкой – он считал, что так аутентичнее, как он говорил, да и вкуснее, как думала сама Лика. К каше можно было чего-нибудь добавить, например бабушкину котлету или пару кружочков вареной колбасы, но лучше всего – и это Лика тоже считала лакомством – тушенку из металлической банки, которую нужно было открывать специальным «опасным» ножом с каким-то кривым лезвием и деревянной ручкой. Но, конечно, дед Лева консервы открывал обычным большим ножом для резки хлеба, с пары ударов всего.
Лев Андреевич прошел всю войну, вернулся старшим лейтенантом с медалями и орденами, но об этом черном и страшном периоде жизни страны, да и всего мира, конечно, он говорить не любил. И не любил, когда при нем кто-нибудь пускался во фронтовые воспоминания. Зато он кормил Лику фронтовой кашей и ходил с ней в парк, где был пневматический тир. Там Лика стреляла по банкам и смешным металлическим зверушкам, которые переворачивались или начинали вертеться на своих подставках, если ее выстрел оказывался метким.
А во-вторых, в хорошую погоду они с дедом Левой отправлялись гулять. Сначала долго обсуждали, куда пойдут, что там увидят, что станут делать, потом собирались, выбирали, во что одеться и что взять с собой. Дед Лева до блеска начищал им обоим обувь, и они выходили и сначала шли, а потом ехали куда-нибудь, иногда даже на такси, но чаще на троллейбусе – он останавливался под домом.
Маршрутов у деда Левы было много. Однажды он с Ликой поехал на железнодорожный вокзал. В те годы проход к путям был практически беспрепятственным, да и платформ было не так уж и много. Конечно, пригородные поезда сновали туда-сюда весь день, а вот поезда дальнего следования степенно стояли на запасных путях. И пока составы отдыхали от пройденных ими сотен километров, вокруг них ходили люди в телогрейках, ватных штанах, заправленных в сапоги, кепках и больших рукавицах. Они постукивали специальными металлическими молотками по каким-то им одним известным «узлам и деталям», ловко взбирались по лесенкам в кабины, что-то там проверяли, налаживали, регулировали, а могли и отогнать состав на какой-нибудь другой путь, если получали такое указание своего начальства. Дед и Лика пошли смотреть, как обслуживался состав. Стояли они поодаль, конечно, чтобы «не мешать людям работать», как говорил дед Лева, и не нарушать правила техники безопасности.
В то воскресенье на путях стоял новенький поезд. Такой красивый! Вагоны все блестящие серо-голубые, а локомотив – черный и как лакированный – очень стильный был состав! Так или иначе, Лика стояла и издали рассматривала это чудо. Лев Андреевич закурил, и тут к ним подошел человек в неброской одежде. Лика видела, как мужчины негромко переговаривались какое-то время, а потом Лев Андреевич обратился к ней: