Мариэтте Ахлюстиной
Прощание с Летним садом
Ленинград был серым, туманным и промозглым. Снег лежал пятисантиметровым слоем, но под ним хлюпала вода. В аптеках на его вопрос таращили глаза, будто он спрашивал итальянскую обувь.
Всюду - нет. То, что существует - того нет. Кроме микстуры от кашля - эта на каждом углу... Тогда в Кишинёве, Розенбауму после концерта тоже притащили что-то такое для горла из аптеки... А Глоба в микстурах не нуждался, он заливался соловьём...
Первым в Летнем театре выступал Глоба - то ли он привёз в Кишинёв Розенбаума с инструментальным ансамблем, то ли наоборот, но было ясно, что после Розенбаума на его беглую трепотню вряд ли осталось бы много народу.
Говорил Глоба, как заведённый, поражая публику умением болтать без бумажки, мешал в кучу способы гадания, жену Тамару, посланную ему гороскопом, знаки зодиака, приближающуюся гибель Запада...
И отвечая на вопрос из зала - стоит ли Молдавии присоединяться к Румынии, сказал, наверное, по указанию Москвы, с намёком на румынского диктатора:
- Не надо присоединяться! Там началось большой кровью и плохо кончится...
Провожали его тепло, но с облегчением.
Под упругие волны гитарного боя Даниил прошел вперед, вплотную к рампе, выбирая ракурс и привычно вытаскивая камеру.
- Что надо? - покосился на него Розенбаум, отвернувшись от микрофона и делая гитарой затухающее вибрато.
- Снимаю на память.
- Валяй, - кивнул Розенбаум и снова приник к микрофону.
По окончании концерта Даниил стоял и ждал у кулис, чтобы договориться, когда принести фотографии, и сделать несколько снимков вне сцены.
Розенбаум в промокшей от пота рубашке, обходя сворачивающихся музыкантов, встретился с ним взглядом.
- А-а, ты?.. Ещё что-то надо? Ну, пойдём...
- Понравилось? - спросил Розенбаум севшим голосом, пока Даниил работал со вспышкой.
- Да, особенно "Вальс-бостон".
- Мне тоже нравится, - усмехнулся Розенбаум. - А что - нет?
Даниил подумал и сказал:
- Не мне тебе говорить, но иногда слышится Высоцкий...
Розенбаум с интересом посмотрел на него:
- От кого работаешь?
За распахнутым окном, матерясь и грузясь в автобус, суетилась команда,- наклёвывалась халтура на металлургическом комбинате в Рыбнице.
- Ни от кого. Просто нравится снимать.
Прибежал, запыхавшись, и зажимая в руке сдачу, парнишка с аптечной микстурой для горла. Хотел было отдать деньги - Розенбаум, морщась, отмахнулся.
- Как надо принимать?
- По столовой ложке три раза в день.
Розенбаум налил пол граненого стакана микстуры и долил доверху водкой. Второй только водкой и придвинул Даниилу.
- Да ты что, - сказал Даниил, - в такую жару...
- Ничего, побудешь в моей шкуре, - прохрипел Розенбаум.
Закуски не было.
- Приноси завтра снимки, посмотрим твою самодеятельность...
Сухой и недвижный уличный воздух душил. Хотелось пить. Пока Даниил добрался до дома, уже совсем раскис. Жена Наташка тряхнула кудряшками и фыркнула:
- Где это ты так?
- Да с Розенбаумом.
Она знала - он не то, чтобы это дело любил, но, во всяком случае, имел некоторую к нему склонность. Наташка разогрела жаркое и прокричала из кухни - ужинать! Но Даниил уже заснул на тахте перед включенным телевизором.
Поздно вечером позвонила мать Даниила, не дождавшись обычного от него по субботам звонка, а узнав, в чем дело, неопределённо сказала:
- Пятак к пятаку, а дружок к дружку...
Матери стало хуже через два месяца, с первых осенних дождей - сначала диабет, потом присоединилась гангрена. Врач сказал - необходим солкосерил для инъекций. Обегали весь Кишинёв - нет.
Даниил собрал все деньги, что были в доме, и поехал в Одессу. Знакомый аптекарь развел руками:
- Це тiльки для... - и показал пальцем в потолок. - До того ж виготовляється в Югославії.
Ещё пара, другая знакомых - безрезультатно.
Возвращался поздно вечером в почти пустом, тёмном, с выключенным светом поезде - на Днестре уже стреляли - и машинист старался проскочить незаметно.
Вспомнил - весною приезжал в отпуск двоюродный брат-геолог из Якутии.
- Трудно стало. Разведывать, бурить - только с согласия местных племенных вождей. И за прямую мзду.
- А если не платить?
- Сожгут всё к чёртовой матери, а то и убьют.
Даниил отправил ему телеграмму - всё же тот замначальника геологического управления, а территория размером чуть ли не с Индию. "В наших краях этого нет," - ответил брат, - "возможно, только в Москве".
На службе искали, кого бы срочно сгонять в Ленинград - отдать электронные комплектующие ждущим смежникам и попутно забрать новую документацию. Предновогодний декабрь, горящий производственный план, купе, забитое грузом... Желающих не находилось. Можно было сдать свой отчёт пораньше, напроситься и съездить...
У Дома Книги на Невском проспекте Даниил зашёл в телефонную будку.
- Алло! - ответил приятный грудной женский голос.
- Я хотел бы поговорить с Александром Розенбаумом.
- А кто это?
- Я Даниил, снимал его концерт в Кишинёве. Он оставил мне номер, чтобы в случае чего...
- А его нет, он уехал в... - голос запнулся. - В общем... он выступает перед нашими солдатами.
Даниил замялся:
- А когда он будет?
- Недели через две, может - три. А что вам нужно?
- Мать болеет. Лекарство нужно...
- Минуточку...- задумался голос. - Я знаю. Зайдите на Литейном в фотографию, спросите Романа, скажите от Розенбаума. Вдруг - он поможет...
В фотографии на Литейном проспекте пахло непросохшими отпечатками вперемешку с тяжеловатой пряностью "Красной Москвы" - вкладом расплывшейся медлительной приёмщицы.
Роман вынырнул из глубины затемнённой лаборатории, и оказался толстогубым, круглолицым, жизнерадостным и пузатым.
- А откуда ты его знаешь? - осторожно спросил он.
Даниил хотел было объяснить, что снимал концерт Розенбаума. Вдруг он подумал, что Роман всё-таки считается фотографом-профессионалом, а он, хотя и работал одно время фотокорреспондентом в профсоюзной газете, в глазах Романа должен казаться дилетантом. И уклончиво сказал:
- Так, бывали вместе в компании.
- Да? - недоверчиво протянул тот.
- Он сказал, что только ты сможешь помочь.
- Да? - хмыкнул Роман, видимо польщённый. - Ладно, запиши номер, позвонишь мне домой в обед.
Даниил вышел на проспект, потёр небритый подбородок. Щетина раздражала. Он зашёл в пустующую парикмахерскую на углу, поздоровался и сел в кресло. Старый мастер читал газету и не торопился отрываться.
- Вам привет от Розенбаума. - сказал Даниил.
- Как? Разве он еще не уехал? - оживился мастер, аккуратно складывая газету.
- Как видите, раз передает вам привет. А вы не уезжаете?
- Я старое дерево, молодой человек. Такое старое, что сам уже не помню. Старое не цветёт... Моя мать на Преображенском лежит. Моя жена здесь лежит. Её отец здесь лежит. Куда я от них денусь?..
...Моя дочь переводчица в Лондоне. Мои внуки живут в Канаде. Мои правнуки не говорят по-русски. Я сам не знаю, как они говорят... Я что вам скажу, молодой человек - пусть всем будет хорошо, где они сидят...
Бритым и пахнущим одеколоном Даниил нравился себе больше. Покрутившись по магазинам и закончив скобяной лавкой, он звякнул Роману, ожидая обычную ссылку на других людей или чересчур малое время, но услышал короткое - зайди.
Невероятно - солкосерил был.
- Сколько я тебе должен? - спросил Даниил, не отрывая глаз от упаковок с ампулами. Так вот они какие!
- Нисколько. - Роман с сомнением посмотрел на него. - Платишь госцену и всё. Это не для тебя, а для матери... Сочтёмся с Розенбаумом...
- Розенбаум это одно, а я это другое, - не согласился Даниил и положил на стол тысячу.
Роман просиял и посмотрел на него с облегчением и приязнью.
"Ты меня уважаешь, и я тебя уважаю" - вспомнились неожиданно кишинёвские фарцовщики у стен Летнего театра с его одновременно сухой жарой и прохладой с озера. - "Ничего не надо? Есть всё!.."
С фотографиями в наплечной сумке Даниил ждал тогда у служебного выхода Летнего театра. Оттеснив его, к Розенбауму сразу же подбежала группка молодежи и попросилась сфотографироваться. Он молча кивнул. Парень стал с одной стороны, девушка с другой, а третий их щелкнул. Они тут же ушли.
- Класс, - вполголоса сказал Розенбаум им вслед и подошёл к Даниилу. Он был в свежей сорочке, с чуть влажноватой кожей - видно, успел принять душ и переодеться. Даниил привёл с собой маленькую дочку. Розенбаум опустился на корточки и задумчиво посмотрел ей в лицо. Девочка рассмеялась. Он негромко сказал:
- Чудное личико. - Потрепал за щёчку и нехотя поднялся.
- Ну, давай твою работу, посмотрим.