На звонок Людочка откликнулась сразу, будто стояла у домофона.
- Васенька, это ты? Сейчас-сейчас! Сейчас-сейчас-сейчас!
Дверь подъезда щелкнула и загудела, и Василиса вошла внутрь.
Где-то вверху уже раздавался Людочкин голос, кого-то она там уговаривала, не то бранила - у нее никогда не поймешь. Потом она крикнула в лестничный пролет:
- Седьмую! Седьмую кнопку нажимай! И спустишься на один этаж... - наверху послышались другие голоса, и Людочка опять затараторила неразборчиво и сердито.
Лифт приехал на седьмой, и с площадки Василиса увидела двух теток. Одна из них обернулась и махнула ей рукой:
- Давай, иди сюда! А то тут уже проблемы...
Недовольно бурча, вторая тетка скрылась за своей дверью. А первая...
- Привет, Люда! Ты совершенно не изменилась! - отчаянно соврала Василиса.
- Ты тоже, Васенька, ты тоже! Ну пойдем, пойдем скорей. Санечка, а ты куда опять вылез?
В дверном проеме, из которого пахнуло теплым жильем, пирогами и молочной кашей, стоял, держась за косяк, крохотный малыш и не мигая глядел круглыми голубыми глазами на Василису.
- Домой иди, сладенький! Давай-ка... - Людочка аккуратно развернула малыша, отодвинула, пропустила Василису в квартиру и, не оборачиваясь, ловко зацепила дверную ручку и защелкнула замок. - А вот мы сейчас пойдем, на кухню пойдем... - ты разувайся, вон тапочки! - а мы кашку поедим, пока тетя с дороги умоется... Вась, там полотенце розовое! Я пока чай поставлю! Тебе крепкий же, да?
- Да ты не волнуйся, Люд, покорми... - она чуть замялась, вспоминая имя. - Санечку покорми. Я разберусь.
Ей нужна была пауза. Она очень давно не видела институтскую подругу. Она вообще мало кого видела, сидя дома за компом.
Умывшись, Василиса посмотрела в зеркало. "Ты тоже, Васенька!" Ну... Можно сказать и так. Почти. Не подозревать же простодушную Людочку в намеренном и тонком ехидстве.
Ладно, будем считать, что мы обе совершенно не изменились.
В ванную заглянула растрепанная Людочка.
- Вась, подождешь еще немного? Ты на кухню проходи... я пока мультики ему включу, ладно?
Василиса согласно кивнула и прошла на светлую кухню, где на столе в большой миске, по-деревенски прикрытые льняной вышитой салфеткой, стояли и пахли те самые пироги. Есть захотелось еще сильнее.
- Ты бери, бери! Не стесняйся!
Но Василиса не могла не стесняться. Она и так с трудом остановила себя, сообразив, что пирог этот будет уже четвертым. Отвыкла от домашней еды, давно отвыкла. Если б хоть готовить умела...
- С дороги всегда есть хочется, Васенька! Я ж знаю...
- Ты много ездила, что ли?
- Да нет, зачем мне. Все равно знаю.
Люда, сидевшая напротив, уже пригладила кое-как волосы и сменила жуткую серую толстовку, в которой ее встречала. Теперь на ней была веселенькая майка в разводах и с аппликацией посреди груди - розовое сердце со стразами. Василиса про себя морщилась, но чего еще было от Людочки ждать.
- Ну как ты живешь вообще?
- Да так...
Вот и весь наш разговор, подумала Василиса. И всегда так было, все время, пока учились вместе, да и потом, когда встречались пару раз у знакомых... Что ж она уговаривала-то так меня? Соскучилась, что ли?
- Люда, слушай, а что ты так звала-то меня? Звонила-то?
- Вась, да соскучилась я! Ты ж понимаешь, у всех свои дела, я вот с Санечкой, сама никуда, ко мне никто, так я подумала - ну дружили же все в группе, ну что ж теперь не встретиться, если есть возможность, ведь выходные же...
- Да мне вообще-то без разницы, что выходные, я из дому работаю...
- А? Ну все равно... да ты бери, я как раз напекла, ждала же тебя!
Слушая, как тараторит Люда, Василиса не удержалась и взяла-таки четвертый пирог.
Нет, не особо они дружили. И если уж совсем честно, Людочка Василису раздражала. Раздражал налет "пошлятины", как она мысленно называла эти вот сердечки со стразами и пестрые лосины в обтяжку. Раздражал ее узкий кругозор - в лицо Василиса этого бы Людочке не сказала, конечно. Но натыкалась она на эту преграду неизменно, стоило вписаться в общий с ней разговор, даже случайный. Людочка ее не понимала, хлопая голубыми глазами, и Василисе все казалось, что та втихомолку посмеивается над ней, хотя с чего бы... Не водилось за Людочкой особого притворства.
- Вась, а может, поспать тебе с дороги? Я смотрю - ты усталая какая-то. Мы сейчас пойдем с Санечкой погуляем, а ты ложись поспи, ага?
Что это она такая заботливая, подумала Василиса.
- Ой... Вась, я тут сообразила, что я за тобой как за Санечкой! Будто ты тоже маленькая! - Людочка хихикнула. - Ну ты сама скажи - ляжешь спать? А то пойдем вместе с Санечкой погуляем!
- А пойдем! - вдруг сказала Василиса, смутившись собственной подозрительности. Что такое, в самом деле. Я что, уже и с ней не могу нормально общаться? Это ж Люда, просто Люда из группы.
- Пойдем, правда. Люд, я просто от людей отвыкла. Сижу пишу эти тексты проклятые...
- Ой, Вась, я сама отвыкла. Мамки на площадке - вот и вся моя компания, да еще Зинаида Игоревна...
- Это кто?
В Людочкиных глазах промелькнуло что-то непонятное. Она замялась.
- Это... Генкина мама это. - Она отвернулась и принялась перекладывать посуду со стола в мойку. Тарелки стучали.
Василиса сложила два и два.
- Люд, это твой бывший?
- Ну да... отец Саньки. - Она открыла воду и вновь загремела тарелками. Василиса помолчала, обдумывая.
- То есть ты с ней общаешься? Не с ним?
- Ну да. - Словоохотливость Людочки куда-то пропала. Она составила тарелки в сушку и обернулась.
- Ну так что, пойдем гулять?
- Пойдем... - Василиса вдруг сообразила, что мультики из соседней комнаты давно не слышны, но и малыш никак не дает о себе знать. - Люд, а он у тебя не заснул там?
- Нет, он вообще тихий. Играется. Сейчас мы соберемся, мы быстро. - Она нырнула в кладовку у входа и тут же вынырнула с белой детской панамкой в руках. У панамки были несоразмерно огромные поля. - Санечка, детка, иди к маме! Пойдем дышать!
Они сидели на лавочке в кустах на краю детской площадки, дышали свежим воздухом и наблюдали за Санькой, который тихонько возился в песочнице, напоминая крепенький белый грибок в своей несоразмерно большой панамке. Василиса только сейчас начала освобождаться от чувства неловкости, которое не отпускало ее с самой встречи... да нет, с самого первого звонка Людочки. Она все никак понять не могла, с чего это в бывшей согруппнице проснулись к ней такие дружеские чувства. А объяснение наверняка простое и ровно то, которое дала сама Люда: она соскучилась. Маленький ребенок, парень бросил... видимо, бросил. Другого она не будет же сейчас искать. Знакомые разбежались по своим углам. Работа... нет, вряд ли из Людочки получился бы хороший работник. Если уж сама Василиса...
- Люд, а деньги-то у тебя есть сейчас? Пособие там или что?
- Да и пособие, и родители подбрасывают, и Зинаида Игоревна помогает... Она вообще такая - помогает. Санечка! Не сиди на солнышке, не смотри, надвинь шляпку!.. Аллергия у него, - вздохнула она.
- Лечитесь как-нибудь?
- А? Да... лечимся, конечно. Ладно я, а ты как? Тексты пишешь, говоришь, а какие?
- Рекламные, - поморщилась Василиса.
- Это, наверное, важная работа...
- Дрянь, а не работа.
- Ну все равно... Ты же умная, наверняка тебя ценят...
Василиса промолчала.
- Ну извини, не хотела тебя расстраивать... Ой, Вася! А давай мы с тобой расстройство полечим! А то я тоже что-то... Сейчас пойдем, я Санечку уложу, и мы тихонько посидим, у меня домашнее вино есть, мне приносит... Приносят мне. А так-то я его не пью, без повода.
А почему бы и нет, подумала Василиса. Я тоже не прочь полечиться. Будем считать, что повод есть.
Вино оказалось невероятное. Оно было отчетливо домашним, мутным и чуть вяжущим, пить его надо было из старых граненых стаканов, закусывать кисловатым яблочком и - с оглядкой - закуривать тоненькой дамской сигаретой, осторожно дымя в форточку, чтоб не несло в квартиру. И послевкусие от всего этого осталось настолько уютное, свежее, подростковое какое-то, что на кухне сидели теперь две молоденькие девчонки, ерзали на стульях, пересмеивались и сверкали глазами, с жалостью поглядывая на опустевшую бутылку.
- Ну что, добавить?
- Да нет, Люд, хватит. У тебя еще есть, что ли?
- Ну...
- Кто делает-то? Неужели опять эта твоя Зинаида?
- Она самая. Она вообще-то добрая. Просто... ну Генка - он ей сын, а Санька внук...
- Заботится, значит.
- О, она заботливая...
- Во всяком случае, вино у нее потрясающее. Прямо-таки колдовское.
Люда помолчала, прислушиваясь.
- Санька спит еще. Ладно, я опять чайку поставлю. Вася, - спросила она, возясь с чайником, - я про Генку-то говорить не особо хочу, понятно... а у тебя никого? Что-то ты тоже молчишь...
Василиса, не отвечая, смотрела на вновь растрепавшиеся светлые волосы Людочки. Она вспомнила, что в ее компании - той, которую она хотела считать своей компанией - про Людочку если и говорили, то обидно и несправедливо - называли ее "бляндинкой". Обидно и несправедливо. Людочка никогда не была распущенной - она была жалостливой.
- Не хочешь говорить...
- Да не о чем говорить, Люда. Никого у меня нет.
- Вот же гады эти мужики! Ничего не соображают!
Василиса неожиданно для себя всхлипнула. Через мгновение обе они ревели, обнявшись.
- Никого у меня нет! - плакала Василиса! - И работа моя хреновая никому не нужна! И сама я никому не нужна!
Людочка хлюпала носом и гладила ее по голове.
- У тебя хоть Санька есть, пусть этот козел и ушел...
- Да он не козел, он вообще ничего не решает, больной он просто... Это она его обратно утащила, справилась...
- Ты ж говорила, она добрая!