Я направился за дровами. Сграбастал в кучу несколько тонких поленьев. Друзья, больше ничего не говоря, присоединились ко мне.
Проклятый дождь гремел по шиферной крыше, точно набат.
В сарае было промозгло и стрёмно. Но, несмотря на пренеприятнейший путь обратно, нам хотелось уйти отсюда как можно скорее.
Вернувшись, мы сразу растопили камин. В воздухе вкусно пахло стряпнёй, вызывая обильное слюноотделение. По подоконнику забарабанили белые дробинки града, и мы поняли, что, промокнув под дождём, ещё легко отделались.
Лишённый солнечного света, день быстро перетёк в ранний вечер, а затем из-за ещё более сгустившихся тяжёлых свинцовых туч, с проступающей в глубине нездоровой зеленью, замер в тревожном ожидании ночи.
В интернете мы не нашли сведений об улучшении погодной ситуации утром. И эх, начальнику мне тоже дозвониться не удалось.
Казанова прикусил губу и совсем приуныл: видимо, и его попытки связаться хоть с кем-то из родственников и знакомых оказались плачевны.
Совсем стемнело. Я согрелся, но из-за необъяснимого смятенья в душе просто мерил шагами гостиную да коридор, затем решил наведаться на кухню. Узнать, когда нас всех наконец-то накормят.
Кастрюльки и сковородка с закрытой крышкой стояли на плите. Барышни сидели за столиком и устало потягивали вино, заедая нарезанным сыром. Ленка не обращала на тёток внимания, усердно рисовала.
- Кхм, - прокашлялся я.
- Это ты милый, - рассеянно сказала Наташка и, скупо улыбнувшись, наконец-то поинтересовалась, голоден ли я.
Еда была сытой и простой. Жареная картошка с мясом, салат из огурцов и помидоров да вытащенное из недр холодильника молоко.
Как мы ни старались, но батареи телефонов подчистую разрядились. Поев, мы снова скучковались в гостиной, где от весело трещавшего разожженными дровами камина шло спокойствие и тепло. Когда все заняли сидячие места, то есть диван, кресла и тахту, мне в голову пришла замечательная идея принести парочку раскладушек с чердака. Но, поскольку я расслабился и согрелся, двигаться с места не хотелось. Я мечтал о горячей ванне, а затем долгом и спокойном сне, но без электричества бойлер не работал. Холодная вода не внушала энтузиазма. Делать, было нечего. Игры в карты, шарады и домино уже всем осточертели.
Пару раз Казанова с Лешим выходили покурить на веранду, но быстро возвращались обратно. Мокрые и продрогшие, как собаки.
Дерьмовый день всё никак не подходил к концу, а я всё ожидал, когда, наконец, все угомонятся и разлягутся спать.
Тёща всё пила и пила чай, наливая из большого термоса, да заедала конфетками, пытаясь якобы незаметно подлить себе в чашку то коньяка, то ликёра.
Трещал себе камин. Дровишек на газете подле становилось всё меньше.
Леший с Казановой снова предложили мне сыграть в картишки либо в домино, чтобы хоть как-то сдвинуть с мёртвой точки время. Заодно поделились мыслишками о планах на завтра и соображениями о том, что будет, если дождь за ночь не утихнет и если машины не заведутся. От их предположений мои глаза уже смыкались. Я зевал, не в силах присоединиться к их партии в домино. Только прислонился головой к спинке дивана, с горем пополам поджал под себя ноги и закрыл глаза.
Громкие, переходящие в визг женские голоса слились в унисон, прервав мои сонные грёзы. Я пришёл в себя в дурном расположении духа, изрядно встревожившись.
Как объяснил мне позеленевший Леший, пока мы тихо сидели в гостиной, девчонки успели спиртными напитками поднять на максимум боевой дух и снова забрести в мастерскую, якобы разобраться с находкой. Дурынды!!!
Шкаф так и стоял себе, зловещий и мрачный, а вот круглая штуковина с пола исчезла. Бесстрашные дамы обшарили всю мастерскую, заглянули во все углы, как заправские ищейки, и, только не разыскав, позвали нас. Мне сразу захотелось их придушить, не разбираясь, кто прав, а кто виноват. Затейницы, такое учудить после всего случившегося!!! Хватило ума. Просто нет слов.
Вооружившись фонарями, я, Леший и Казанова поднялись на второй этаж, заглянули в мастерскую, конечно же ничего не обнаружив, кроме влаги на полу и мокрого, будто бы подтаявшего, округлого пятна на стене, внушающего беспокойство и резвый взвод бегущих по коже мурашек. Единственное окно в мастерской было крепко закрыто. На потолке не оказалось потёков. Как странно.
В гостиную вернулись понурыми и угрюмыми. Вот так разом испортилось всё настроение. Пришлось нашим дамам сказать малообнадёживающее: мол, рано или поздно пропажа найдётся.
Дрова почти закончились - и, как ни странно, кроме гостиной в доме так и не потеплело, поэтому пришлось всем обустраиваться здесь же. Расстелили на ковре матрасы, уступили диван Клавдии Петровне и ее мужу, а на тахте устроилась Светка с дочуркой.
Злобный шквал белой пелены дождя обрушивался на стёкла, гремел, стекая по карнизу, а осерчавший ветер визжал, точно ополоумевшая карга.
Я проснулся от холода и неприятного тихого, но повторяющегося звука. Открыл глаза. Прислушался, и вот снова через свистящий храп пробивалось неопределенное, посвистывающее и звякающее. Клац. Клац. Клац. Как если бы кто-то крался по полу, поджимая коготки.
Бух. Что-то тяжёлое глухо падает откуда-то сверху. Книжка с полки? Но шкаф далеко, а услышанный звук близко. Как же темно. Паника стискивает сердце, мешая логически мыслить. Вдоль позвоночника ползёт холодок, во рту сухо. Не решаюсь подняться, хоть это по-детски глупо, но мне ведь страшно. Прислушиваюсь, не в силах заставить себя пошевелиться. Подозрительного клацанья больше не слышно.
Неужели все спят? Я слышал лишь тихое посапывание малой Ленки да размеренное дыхание Наташки, свернувшейся на соседнем матрасе рядом со мной. Вот только не храпела тёща. Во сне она всегда издавала раскатистый храп, похожий на синхронное мычанье коров в сарае. Сейчас же просто зависла неуютная тишина.
Моргнув, я снова только закрыл глаза, как услышал тонкий, исторгаемый на одной испуганной ноте детский крик. Я слышал его всего мгновение, точно находясь в полусне, точно крик был просто помехой на задворках сознания. Нет же, это не сон! - неожиданно пришло понимание. Сашка, тревога. Очнись, мужик!
Тотчас сердце кольнуло, ускорив свой бег под действием скачка адреналина. Ленка! Я отбросил в сторону одеяло и, потянувшись, наощупь взяв заметно оплывшую свечу с журнального столика в центре гостиной, зажёг её рядом лежащей зажигалкой и мельком, второпях осмотревшись, покинул гостиную. Посмотрел на запястье, проверил на часах время. Глухой час. Всего полвторого ночи.
Я практически не расставался с водонепроницаемыми часами - подарком жены на первый прожитый совместно юбилей. Не снимал их, ни когда бегал, ни когда принимал душ. Они мне всегда пригождались в те первые рабочие смены, когда мы с ещё не устаканившейся фирмой часто колесили по стране в поисках строительной подработки.
Шумно вновь забарабанило по стеклу. С резким скрипом хлопнуло открытое настежь окно в коридоре.
Какая нелепость. Ветер, правда, не мог же щеколду отодвинуть?
- Ленка! - позвал я в коридоре. - Ленка, ты где? - позвал громче и не услышал ответа. Может быть, её крик мне почудился. Какая успокаивающая и одновременно простая мысль.
Но на мокром из-за открытого окна полу коридора, в свете свечи, я видел следы маленьких ног и рядом - расплывшиеся от сырости комья земли. Я вздрогнул. Нахлынувший, точно лавина в горах, страх, смыл всё разом - и неверие в происходящее, и сонливость.
Кто-то снова без спроса осмелился побывать в доме, даже несмотря на неприемлемую для прогулок погоду. Тяжёлый вдох чуток замедлил бухающее в груди сердце.
Тихонько скрипнула дверь мастерской - и тут я увидел лежащую на полу сломанную - нет, вырванную с корнем из двери ручку. За дверью, возле порога, на полу, в своей лёгкой пижаме сидела Ленка. Точно крохотный растерянный комочек с растрёпанными кучеряшками и бледным, как накрахмаленное полотно, личиком.
- Там, - сказала она, показывая на шкаф. - Та-ам, - повторила девочка с затравленным всхлипом.
Я перешагнул через порог и взял её на руки. Озябшее крохотное детское тельце, доверчиво обвившее мою шею своими ручонками, воззвало к дремавшему инстинкту защитника. На миг я ощутил, что значит быть отцом, что это вообще такое. Ответственность, нежность, забота.
Ленка снова всхлипнула, и я подавил в себе звериный порыв разобраться со всем этим сейчас же. Вдруг ночной гость прячется в шкафу? Но я закрыл дверь мастерской, для надёжности приставив к ручке этажерку, примостившуюся в углу. Теперь без предупреждающего шума чужак не выберется, разве что прыгнет в окно мастерской и бесхлопотно свернет себе шею, как следует прокатившись под небольшим уклоном по грязи.
Я отнёс Ленку в гостиную, под крыло как ни в чём не бывало спящей матери, - и тихо стал будить Казанову и Лешего.
- Где мой муж?! - спросонья в темноте раздался хриплый старческий голос, который я сперва не узнал, но чуть истерично не подпрыгнул на месте. Оказывается, это просто Клавдия Петровна проснулась.
- Э, - неопределённо произнёс я.
Она встала с дивана в своём ночном балахоне, точно костлявый призрак викторианской эпохи. В волосах гигантскими пластиковыми шершнями выпирали бигуди. Как всегда, услышав мой голос, инстинктивно проснулась Наташка и села на матрасе, щурясь и оглядываясь по сторонам.
- Мама, в чём дело? - строго и хрипло с полусна произнесла она.
- Где мой муж? - прокаркала тёща. Ленка, не сумевшая разбудить свою мать, тихонько всхлипнула. Я вспомнил, что Сергей Иванович, в отличие от остальных, всё же лёг на втором этаже, поближе к туалету. Страдающий от частого мочеиспускания, он не хотел никого тревожить своими многочисленными ночными вылазками.
Мы его устроили со всеми удобствами в одной из спален, накрыв парочкой тёплых одеял в придачу, чтобы он не замерз. Неужели тёща об этом позабыла?
Сейчас разволновавшаяся Наташка всеми правдами и неправдами пыталась убедить мать, что с отцом всё в порядке. Я же украдкой объяснял Лешему, что в доме незваные гости. Казанова, узнав, в чём дело, сквозь зубы чертыхался из-за того, что оставил дома свой ПМ.
Я как бы невзначай предложил сходить вместе в кладовку, чтобы вооружиться инструментами. Нужно проверить дом, не пугая наших женщин. От паники в такую погоду уж точно не будет толку.
Малышка не подвела: уставшая, она снова заснула, устроившись у матери под боком, так и не рассказав ей о своих ночных похождениях. Но вот тёща не на шутку разошлась и упорствовала, настаивая, что с Сергеем Ивановичем, как подсказывает ей чуткое сердце, случилось что-то плохое.
Я дал знак Лешему и Казанове: мол, оставайтесь в гостиной, а мы с Наташкой и тёщей в придачу таки проверим спальню, где разместился её муж.
Теща, встав с дивана, квохтала и держалась за вдруг разболевшееся сердце, поэтому наш план пришлось изменить. Наташка в сопровождении Лешего потащила мать на кухню, где в аптечке были запасы валерианки, чтобы успокоить её взыгравшие нервишки. Мы с Казановой направились на второй этаж, по пути захватив и спрятав в рукавах кофт ножи из кухонного набора. Так, на всякий случай.
На втором этаже было гораздо холодней, чем в уютной гостиной. Все окна снова были распахнуты настежь. Мы закрыли их, ёжась от холода. Мокрый ковёр на лестнице противно чавкал под ногами. Кое-где виднелись комья грязи.
Я был уверен, что теперь-то Казанову ни в чём не придётся убеждать. Мы оба знали, что в доме кто-то есть, либо уже побывал и скрылся.
Когда мы подошли к повороту, дурное предчувствие всполошило нервы. Дверь спальни, где был размещён тесть, была приоткрыта.
- Чёрт, - сказал я, поглядывая на Казанову. Пламя свечи в руке трепыхалось, как крылья заблудшего мотылька, хотя я и не ощущал дуновение ветра.
Мы подошли поближе и нерешительно позвали:
- Сергей Иванович, с вами всё в порядке?
Ответа не последовало, поэтому мы просто открыли дверь и вошли в спальню. Свечи на табуретке возле кровати не горели. Окно открыто. И это уже начинало меня раздражать. Дождевая вода нещадно залила пол. Холодно. Зябко. Жутко. Простыни на кровати смяты, а одеяло сброшено на пол. Полыхнувшая зарница разожгла в небесах за окном яркую дугообразную полосу. Я увидел комья грязи, возле кровати и возле окна. Свеча в руках неожиданно потухла. Твою-то мать...