– Ты позвони мне, как приедет Афраймович, – сказал Михаил Иванович. – Мне надо с ним поговорить.
– Хорошо, – ответил Зимин.
– Поехали, мужики, – сказал Сафронов. – Комары скоро до костей все мясо съедят.
С разговорами они подошли к автомашине. Влезли в кузов.
– Поехали, – крикнул Зимин. – Жми без остановки до колхозной конторы.
На краю деревни Зимин постучал по кабине автомашины. Автомашина остановилась. Все трое легко выскочили из кузова.
– Жди у колхозной конторы, – сказал Зимин шоферу. – Мы пройдем по деревне пешком. Кое-куда надо зайти.
По деревне шли не спеша, важно.
Сафронова жители деревни уважали, приглашали зайти. Обращались с просьбами, вопросами. Он терпеливо объяснял, куда и к кому надо обращаться по тому или другому вопросу. В каждом доме имелась самогонка. Приглашали на обед, в гости. Был гостеприимен народ лесных деревень Николаевка, Ольгино и Марфино. Для гостя на стол приносил последнее. Придерживались еще старого обычая, что для гостя на столе должен стоять кипящий самовар. Это знак большого уважения. Приглашали Сафронова и его спутников в каждый дом. Сафронов, прежде чем отказаться, смотрел на Трифонова. Трифонов говорил: «Пошли дальше». Сафронов за ним повторял: «Извините, некогда». Хозяин дома злым взглядом провожал Трифонова. Сафронов, отойдя на почтительное расстояние, оборачиваясь, громко говорил: «В следующий раз обязательно зайду», – и облизывал языком засохшие губы.
Дошли до магазина. Из него неспешно вышел заведующий Батурин Федор Васильевич, смеясь, закричал:
– Здравствуйте, дорогие товарищи, рад вас видеть! Михаил Иванович, Николай Михайлович, пойдемте ко мне обедать.
– Иди, собирай на стол, – ответил Трифонов, – сейчас зайдем.
Батурин, улыбаясь, вернулся в магазин.
– Поехали, мужики, к Зинке в Марфино, она нас ждет.
– Нечего таскаться по деревне по Зинкам и Машкам, – грубо сказал Трифонов. – Пойдем к Батурину. Он свой человек.
Через полчаса все трое пришли в дом Батурина. На столе стояла закуска, соленые грузди, огурцы и помидоры. Батурин налил большое блюдо горячих щей. С кухни принес литр водки. Зимин от выпивки отказался, ссылаясь на то, что в конторе ММС его ждут специалисты треста. Трифонов выпил для аппетита полстакана. Выпить больше отказался, ссылаясь на намеченное на шесть часов бригадное собрание в деревне Ольгино. Сафронов с Батуриным пили. Зимин поблагодарил гостеприимного хозяина за хлеб-соль и вышел на улицу, следом за ним – Трифонов. Сафронов в открытое окно кричал:
– Михаил Иванович, обождите меня!
– Михаил Иванович, – сказал Зимин. – Надо загрузить автомашину дровами, чтобы не гонять порожняком.
Трифонов, улыбаясь, ответил:
– Пожалуйста. Сейчас дам команду.
– В ММС есть все возможности торговать дровами и тесом, – говорил Зимин, – но нельзя. Следят за каждым шагом. У тебя здесь проще.
– Тоже стало непросто, – ответил Трифонов. – Начинают открыто говорить и угрожать, что я торгую дровами и тесом, а деньги присваиваю. Гости каждый день. Чистов всех везет к тебе и ко мне.
– Никуда не денешься, – ответил Зимин. – Чистова тоже надо понять. Мы с тобой чего-то можем сделать, в руках транспорт и лес. Он кроме как на свою зарплату не сумеет угостить.
– Побольше поработает – научится, – возразил Трифонов. – Нас двоих доить тоже тяжело.
– Что верно, то верно, – продолжил Зимин. – Помоги мне отделаться от Сафронова. Собирается со мной ехать в Сосновское. С дровами неудобно.
– Ничего особенного, – возразил Трифонов. – Спросит, скажи: «Везу себе».
– Мне надо заехать в деревню Бочково к Кузнецову, – сказал Зимин. – Думаю пригласить его на работу в ММС главным инженером.
– Не советую, – сказал Трифонов. – Мужик он опытный и грамотный, справится, но как выпьет сто грамм водки, то две недели не работник. Потом душонка-то в нем продажная. Сегодня приласкает, а завтра продаст. Ухо с ним надо держать востро. Знаю я его хорошо. Он у нас в Рожке двенадцать лет работал председателем колхоза. Почти год я был у него заместителем. Единственное хорошее в нем – охотник, содержит до пяти взрослых собак. Его вся округа зовет Троекуровым. Если и брать его на работу, то только ради приезжающих с области на охоту. Ее он языком устроит. Разговор между нами, без передачи.
Сафронов, что-то жуя, вышел на улицу.
«Хороший ты мужик, Николай Михайлович, – думал Зимин, – а тоже как выпьешь сто грамм, и повело на целый день. Не специально ли спаивает тебя Трифонов? Этим ты набиваешь ему цену, хвалишь. Авторитет его растет среди районного руководства, а районное в гости возит и областное. Это только твоя заслуга, Николай Михайлович. Директора совхозов считают его трезвенником, он там держится, не пьет и пользуется среди них заслуженным авторитетом».
Зимин тут же отбросил эти мысли: «Зря клевещу на Трифонова».
– Ульян Александрович, – глухо сказал Сафронов, – надо съездить домой, пересчитать детишек. Я решил ехать с тобой.
Зимин молчал, соображал, что ответить. Трифонов опередил:
– Николай Михайлович! Мы с вами собирались вместе провести собрания в бригадах Марфино и Ольгино, а потом сходим в гости к Зине и пригласим Марусю.
Сафронов не мигая смотрел на Трифонова и продолжал жевать.
– Ульян Александрович меня подождет, – сказал Сафронов.
– Николай Михайлович, – ответил Зимин, – ждать мне вас некогда. У меня дела, извини, пожалуйста.
– Тогда до свидания, – сердито сказал Сафронов. – Я пошел к Батурину, до собрания немного отдохну.
Снова не спеша, пьяной походкой направился к Батурину. Трифонов с Зиминым подошли к конторе колхоза. Шофера Ивана Галочкина послали на пилораму грузиться дровами.
– Пойдем в контору, – предложил Михаил Иванович, – поговорим.
– Пошли, – согласился Зимин.
В кабинете председателя сели рядом. Трифонов спросил Зимина:
– Ульян Александрович, мужик ты опытный, скажи, пожалуйста. Мы с тобой устраиваем банкеты, встречаем и провожаем гостей. Ты говоришь, у нас на это все возможности есть. Это верно, возможности есть. А если прищучат нас и заведут уголовное дело, тогда что? За свою доброту придется отвечать или за нас заступятся?
– Никто, Михаил Иванович, не заступится, – ответил Зимин. – Надейся только сам на себя, на всякий случай суши сухари. В тюрьме все пригодится.
– Да ну, – с удивлением произнес Трифонов. – Ты это зря говоришь. Чистов все может.
– Дорогой мой, – произнес громко Зимин. – У Чистова своя рубашка ближе к телу, а твоей он не ощущает. Как-нибудь на досуге я расскажу тебе про одного хорошего умного делового товарища. Он любил готовить уху на берегу озера или реки. На ухе у него кто только не бывал, даже видные товарищи из Москвы, а как коснулось судебное дело – все отвернулись. Многие когда-то верные друзья, посещавшие его банкеты по два раза в неделю, заговорили во всеуслышание: «Его, жулика, надо посадить, засудить». Так, Михаил Иванович, жизнь устроена. До свидания, пошел, – Зимин протянул Трифонову руку. – Галочкин, по-видимому, уже нагрузился, догонит по дороге.
Зимин вышел из деревни, не прошел и ста метров, как Иван его догнал.
– Заедем в Бочково к Кузнецову, – сказал Зимин, – знаешь такого?
– Как не знать, – ответил Иван. – Мужик он справедливый. В колхозе я у него недолго работал шофером на молоковозе. Куда дрова повезем? Подобрали очень хорошие.
– Известно куда, – ответил Зимин, – продавать.
– Все ясно, – сказал Иван.
Приехали в Бочково. Кузнецов сидел в избе у окна. Когда Зимин вышел из автомашины, Кузнецов открыл окно и крикнул:
– Заходи, Ульян Александрович!
Зимин зашел в избу. Кузнецов давал распоряжения жене:
– Катя, быстро ставь самовар. Катя, беги в магазин за водкой. Катя, принеси на закуску малосольных лещей.
– Сейчас, Сережа, все будет, – улыбаясь черными, как спелые смородинки, глазами, отвечала Катя.
– Сергей Васильевич, не беспокойтесь, – говорил Зимин. – Я сыт, ничего не надо, заехал по делу.
– Дело можно на время отложить, – сказал Кузнецов. – Оно не волк, в лес не убежит. Всю жизнь все дела и дела, никогда всего не переделаешь.
– Но надо стремиться к этому, – ответил Зимин. – Сергей Васильевич! Я хочу предложить тебе стать моим заместителем, то есть главным инженером ММС. Ты – агроном, опытный специалист. Поработаешь главным, а там видно будет. Может быть, меня заменишь.
– Вот уже два года бездельничаю, – сказал Кузнецов. – Согласен, Ульян Александрович. Буду служить верой и правдой. Оформлен снабженцем на заводе «Металлист», но там только числюсь. Сижу дома и получаю зарплату. Без дела надоело.
– Тогда договорились, – сказал Зимин. – Завтра утром приезжай ко мне в ММС с документами. Поедешь оформляться в Горький в трест «Мелиоводстрой».
– Оформят меня? – спросил Кузнецов.
– Обязательно оформят, – сказал Зимин.
– Спасибо, Ульян Александрович, не забыл меня. Все районное руководство от меня отвернулось. Еще раз тебе спасибо. Всю жизнь не забуду и буду обязан.
– Что вы, Сергей Васильевич, – возразил Зимин. – Никаких обязательств. Ты нужен ММС как хороший специалист. Работать одному без главного инженера очень трудно. Иногда приходится уезжать на целую неделю. Обязанности возлагаю на главного бухгалтера, а он слабохарактерный. Подчинятся ему никто не хочет.
– Я знаю твоего Витьку, – сказал Кузнецов. – Ты с ним будь осторожен. Это человек хуже батьки Махно. За понюх табаку может продать, да притом при рождении Бог его обидел умом, но наградил ростом. Он бестолковый.
– Я бы так не сказал, – ответил Зимин. – Виктор Иванович – хороший, опытный бухгалтер. Отличный семьянин и человек. Я с ним работаю уже больше трех лет. Знаю его только с хорошей стороны. Напрасно, Сергей Васильевич, так о нем отзываетесь.
– Поживешь – увидишь, – ответил Кузнецов.
Катя поставила на стол кипящий самовар, тарелку меда, вареное мясо и двух малосольных лещей. Кузнецов крикнул в окно шоферу Галочкину:
– Иван! Ты что не заходишь? Зайди, выпей стаканчик чаю с медом.
Галочкин отказывался:
– Не хочу, Сергей Васильевич.
– Заходи, Иван, – сказал Кузнецов. – Честное слово, даже мне за тебя неудобно, такой большой, а стеснительный.
Иван нехотя вылез из кабины. Не спеша, походкой моряка зашел в избу и сел к столу.
– Иван! Может, выпьешь водки? – предложил Кузнецов, раскупорил бутылку и налил две стограммовые рюмки.
– Не пью, Сергей Васильевич, – сказал Иван. – За всю жизнь два раза пробовал только по одному глотку и оба раза что-то внутри болело. Пиво люблю.
– Красное тоже не пьешь? – удивленно спросил Кузнецов. – Впервые в жизни встречаю здорового непьющего мужика.
– Не пью никакое, Сергей Васильевич, – ответил Иван.
– Катя! – крикнул Сергей Васильевич. – Выходи с кухни, выпей с Ульяном Александровичем.
Катя вышла, стукнулась рюмкой с Зиминым. Одним глотком выпила не закусывая, снова ушла на кухню. Зимин поставил рюмку на стол.
– Не могу, Сергей Васильевич, пить, – соврал Зимин. – У меня назначена встреча с Чистовым. Сам знаешь, пьяным в райкоме партии появляться неудобно.
Зимин знал, что Кузнецову пить нельзя. Достаточно пятидесяти грамм, как целую неделю будет пить, ничем не остановишь, пока не начнутся сердечные приступы и не закричит: «Катя, умираю!» Тогда Катя бежит к его брату Сашке, колхозному кузнецу. Сашка идет на конный двор, запрягает лошадь и везет Кузнецова в деревню Рожок в больницу. Через неделю он приходит домой, держится, не пьет иногда три месяца и до полугода. За это его освободили от должности председателя колхоза.
Зимин выпил три стакана чаю, поблагодарил хозяев и уехал.
На следующий день еще до начала работы Кузнецов приехал на усадьбу ММС, Зимин написал направление и рекомендательное письмо на имя управляющего трестом Афраймовича. Выдал ему доверенность на получение материалов и запчастей с базы треста. На автомашине шофера Ивана Галочкина Кузнецов уехал в Горький с пожеланиями Зимина ни пуха ни пера.
Зимина телефонограммой вызвали в райком партии к Чистову. В приемной Чистова и коридоре собрались все руководители заводов, колхозов, совхозов, предприятий и организаций. Ждали приглашения в кабинет. Зимина пригласили первым. Настроение у Чистова было приподнятое. Бородин рассказывал что-то смешное, Чистов, Бойцов и Теняев громко хохотали.
– Ульян Александрович, – смеясь, сказал Чистов, – проходи.
Зимин поздоровался со всеми за руку и сел на стул у стены.
– Как дела, Ульян Александрович? – спросил Чистов.
– Отлично, Анатолий Алексеевич, – ответил Зимин. – Я с вами не посоветовался, прошу извинить. Думаю, ругать вы меня не будете. Вчера подобрал себе кандидатуру на должность главного инженера ММС – Кузнецова Сергея Васильевича. Он дал согласие. Сегодня уехал в трест оформляться.
Лицо Чистова сделалось серьезным и начало краснеть. Это был признак гнева. Он строго смотрел на Зимина, молчал. В голове его шла внутренняя борьба, но пересилил гнев, спокойно сказал:
– Вообще-то надо было посоветоваться. Ты прекрасно знаешь, что Кузнецов – пьяница и развратник. Всю жизнь он ведет себя плохо. Почти в каждой деревне имеет любовниц. Секретарь партийной организации Рожковского колхоза Храмов больше десяти лет работал вместе с Кузнецовым, рассказывает про него невероятное. Рука у него нечиста. Это жулик, на котором негде пробу ставить. В Рожковском колхозе две пилорамы и три автомашины работали только на него. Набил карманы деньгами, ему можно до старости пить каждый день и не работать. Ты, товарищ Зимин, совершил очень большую ошибку.
В это время в кабинет вошел директор завода «Металлист», член партийного бюро Шурочков. Чистов замолчал. Пока Шурочков здоровался за руку со всеми, Чистов снова сердито посмотрел на Зимина и продолжил:
– Я хотел предложить тебе на должность главного инженера ММС хорошего, грамотного товарища, – но не сказал кого. Переключился на разговор с Шурочковым.
Через несколько минут в кабинет были приглашены все руководители. Чистов заслушал доклады директоров совхозов и председателей колхозов о перспективах выполнения плана по сдаче государству мяса, молока и о развитии животноводства, готовности к сенокосу и уборке урожая. Докладывали по очереди о завершении весеннего сева, посадке овощей и картофеля. В заключение выступил Чистов. Он требовал увеличения поголовья всех видов скота путем закупки у населения телят и ягнят. Обложить каждое хозяйство в селах и деревнях сдачей молока государству в счет выполнения плана колхозов и совхозов.
– Кто откажется сдавать молоко, не давать косить. Двести пятьдесят литров с коровы должен сдать каждый. Надо у населения закупать шерсть и яйца.
– Анатолий Алексеевич, я вас, извините, перебью, – сказал директор Барановского совхоза Козлов. – Вы говорите, не давать косить тем, кто откажется сдавать молоко. Они нас и спрашивать не будут. Все лесные сенокосы в руках лесхоза. Лесхоз находится в Павлове. Директор лесхоза «кому хочу – тому и даю». Он для нас недосягаем. На партийном учете состоит в Павловском горкоме.
Все с возмущением стали критиковать Павловский лесхоз. Чистов закричал:
– Тише!
Наступила тишина, он снова заговорил:
– Лесхоз у нас скоро будет свой. Вопрос решается. Тогда мы наведем порядок в лесу. Но пока прав Козлов, у нас руки коротки.
Чистов просил директоров промышленных предприятий оказывать помощь колхозам и совхозам автотранспортом и тракторами для вывоза компоста и навоза, внесения их в пары. Бойцов зачитал объединенное постановление бюро райкома партии и исполкома райсовета и разнарядку, кто, что и сколько выделяет в помощь сельскому хозяйству.
Совещание закончилось после обеда. Зимин вместе с Трифоновым уехал в ММС.
– Тебя Чистов здорово ругал? – спросил Трифонов.
– За что? – сказал Зимин.
– Как за что? – говорил Трифонов. – За Кузнецова.
– Не поспел, – ответил Зимин. – Чистов Кузнецова невзлюбил. Верит болтунам Стачеву и Степану Храмову. Все их сплетни и наговоры принимает за чистую монету.