Парень сморщил губы, вытянул их дудочкой, спел: - Пуси-пуси-и... джага-джага-а ...- Ощерился неровными крупными зубами. - Вырубит только так!
Это точно... Кабан, который весит не менее ста с лишним килограмм, вырубился мгновенно. О чем этот ублюдок тогда болтал с Сааковичем? После их разговора в магазине появилась икра, которую они распродали по бросовой цене. Мысль неясной тенью промелькнула в голове. Кира смыла мыльную пену с тела, выключила душ. "Если взять количество банок и умножить на цену.... Получается где-то около тридцати тысяч. Неплохо... Хотя... Нет, что-то тут не складывается. Если бы Качевский хотел провернуть сделку, он бы послал Жоржа, а не этого тупого кабана. А вдруг этот вонючка решил объехать своего хозяина, и провернул дело без ведома Качевского? Но тогда... Нет, спешить с выводами нельзя. Получается все как-то слишком просто". Кира промокнула полотенцем грудь, тщательно вытерла ноги.
Когда она вернулась в зал, Жорж уже сидел за столиком, стоящим недалеко от эстрады. Он выразительно кивнул на сцену, постучав пальцем по часам. Рядом с ним сидела темноволосая женщина. Кире показалось что-то знакомое в том, как та провела рукой по волосам, наклонила голову. Наигрывая блюз, Кира пару раз оглянулась, пытаясь в полутьме зала разглядеть женщину, но та сидела к ней спиной, а когда она оглянулась в следующий раз, женщина и Жорж уже ушли.
После случая с Кабаном, Кира иногда сталкивалась с шофером, тот нагло ухмылялся, соединив большой и указательный палец левой руки, правым, предварительно облизнув, тыкал в импровизированное кольцо, издавая при этом противный чмокающий звук. Но он зря старался ее смутить. Она шла прямо, не опуская глаз, полностью игнорируя это мерзкое животное. За своей спиной она чувствовала тень Жоржа, и это вселяло в нее уверенность. Постепенно Кира усваивала иерархическую лестницу. Каждый работник ресторана четко занимал свою нишу. Жорж и Гаджи были верхушкой, охранники и личный шофер - шли ступенькой ниже, остальные, или как Клава говорила - "народ", были внизу. Качевского Кира видела редко. Иногда, оторвавшись от рояля, она бросала взгляд в зал и видела его сидящим за своим столиком с неизменной сигарой в зубах. Но такие посещения были редкость, в основном она общалась с Жоржем, через которого поступали все указания.
Кира сидела на раскладном деревянном стуле за крохотным столиком в комнатке Клавы, вернее это была кладовая, где хранились ведра, тряпки, порошки, разные моющие и чистящие средства. Напротив нее Клава держала блюдечко на ладони и, смешно вытянув губы, с тихим свистом втягивала чай.
- Ты смешная! Пьешь чай, как моя бабушка. Но ты же не старушка!
- Нет, не старушка, - кивала головой Клава и продолжала прихлебывать. - Это я для смеха. - Она поставила блюдце на стол, вздохнула, - хорошая ты женщина, Кира. Честно, честно... Я слышала ваш разговор, когда Бухгалтер тебя на работу брал. Подумала, - вот фря какая! А на следующий день ты.... Бац! С бритой головой! Народ подумал, сейчас ей хозяин вставит... А ты вышла... и за пианино, как ни в чем не бывало. И Кабан... Кира! У тебя ангел-хранитель есть! Нет, ты не смейся! Ты послушай меня. Есть такие люди, которые ... Они как бы в стороне от других. Вон... И ребенок у тебя, и все равно, ты - не такая, как все. У меня не получается сказать... - Клава подперла рукой подбородок, уставилась, не мигая перед собой, будто хотела что-то разглядеть. - Ты не дешевка. Это мне каждый мужик может сунуть свое мудье в лицо.
- Зачем тебе это?
- А может, мне нравится! - Клава хихикнула. - И я не дура. Прежде чем мужика в себя пустить, я его детородный орган нюхаю. Те, которые больные, от них запах знаешь, какой? Я его обнюхиваю, совсем как сука, а кобель думает, - видом наслаждаюсь! - Клава засмеялась коротким смешком, будто посыпалось колотое стекло. - Есть, конечно, и такие, норовят сразу запихать в рот.
Кира хмыкнула, - а вдруг бы нечаянно откусила? Что тогда?
Клава удивленно вскинула брови, плечи ее мелко затряслись, она опять засмеялась. - Никогда минет что ли не делала мужику?
Кира покраснела, - у меня дочь, как бы я ее целовала, если бы брала в рот?
- Да! Да! - Клава суетливо смахнула несуществующие крошки со стола, поправила волосы. - Я и не подумала! Я бы тоже не стала брать в рот, если ребенок, ты прости меня. - Она подняла глаза на Киру, нос ее сморщился, глаза покраснели. - Ты думаешь, я последняя шлюха, которая дает мужикам в туалете... А я считаю, это гораздо честнее, чем играть в любовь.
- Все нормально! - Кира взяла женщину за руку, сжала. - Я полгода давала мужикам, чтобы заработать. Сука, я!
- Нет! Ты не сука. Ты мама, - твердо произнесла Клава. - Я бы ради ребенка на любое преступление пошла. Женщины помолчали.
- Когда бабуля умерла, меня, будто в прорубь бросили. Одна с ребенком. Что делать? Первое время продавала кое-что из дома... Так, по мелочи. Безделушки бабушкины. На работу не брали, как узнавали, что ребенок. Ну, я и пошла... Признаюсь тебе. - Кира наклонила голову, тихо, едва слышно произнесла. - Я же преступница! Я что делала, чтобы Аннушка моя не плакала, когда я уходила мужиков снимать? Хлеб с валерьянкой пожую, в тряпочку положу и в рот ей. Она и спала все время... А ты говоришь, - хорошая.
- А отец Аннушки... Он что... бросил?
- Как узнал, что беременная, так сразу и ушел. Да и забыла его. Так, с отчаяния встречалась, любила другого, еще со школы. Он сейчас с женой на Дальнем Востоке. Офицер. Не хочу говорить о нем. Думала, никогда не забуду... Да все стерлось, будто кто рукой залез внутрь меня и вынул. - Кира, помешав остывший чай, аккуратно положила на блюдце ложку.
- Мне нравится, как ты играешь на пианино, особенно вот это, - Клава напела мотив, нещадно фальшивя.
Кира кивнула, - это "Опавшие листья". - Она тихо напела: "Когда в одно сердце сливались...И ты была моей судьбой..."
- Красиво.... - вздохнула Клава. Подперев рукой подбородок, она, не мигая смотрела на Киру, глаза ее блестели, на бледных щеках проступил румянец. - Я иногда подсматриваю, когда Жоржа нет, как ты играешь... Так бы и слушала ... И слушала...
- Это Воля меня научил, я же ничего не соображала в джазе.
- Во-ля... - протянула Клава. - Имя то, какое странное.
- Это я его так называла. Когда познакомились, назвался Владимиром Александровичем, а оказалось, - Вольф Исцхокович! - Кира невесело рассмеялась. - Это я потом узнала, когда он умер.
- Любила его?
- Любила? - Брови Киры приподнялись, она покачала головой. - Мне было спокойно с ним. Забавный старикан.
- Так он старик был? - Клава хихикнула. - Сластолюбивый старикашечка? Охочий до молоденьких попок?
- Нет, Нет!.. Не говори так! Нельзя! - Кира бросила неприязненный взгляд на Клаву. - Не говори так. Он, может, единственный после бабули, кто любил меня и... Аннушку.
Клава испуганно заморгала, щеки ее побледнели, она припала впалой грудью к столу, виновато заглядывая в глаза Киры, как побитая собака. - Прости, я не хотела... Дура, я. Что с меня взять!
Кира улыбнулась, - не пугайся так... Что ты, в самом деле. Я его встретила на вокзале. Устала тогда, осень, дождь, холодно... Еще и простыла. Смотрю, старичок все поглядывает в мою сторону. Подошла. Пригласил меня к себе. Думаю, - старый пиз..н, ладно, пошли. Только я ему сразу сказала, - минет делать не буду и целовать тоже. Он кивал, суетился все, носом шмыгал... Приехали к нему домой. А там... Со дня сотворения мира наверное никто не убирался. Он мне и говорит, - вы, милая барышня.
- Барышня? - Клава хихикнула.
- Ты слушай..."Вы, милая барышня, не могли бы у меня убираться"? Я уже хотела послать его, да увидела в углу кабинетный рояль, заваленный нотами. Руки зачесались, я же никогда не играла на рояле. Спрашиваю, - поиграть можно? Он обрадовался, закивал, подошел к роялю, открыл. Бархатную тряпочку снял с клавиатуры. У меня клавиши на пианино тугие, я по привычке и ударила, так он чуть ли не подпрыгнул. "Девочка, моя! Кто же так играет? Я понимаю, рояль - ударный инструмент, но бить зачем? Сила, она должна идти изнутри"! Он так осторожно меня под локоток, сам сел. И начал играть. Я поначалу даже не узнала, а ведь это был мой любимый концерт Бетховена! Моя бабуля играла здорово, но этот старикан?! Он не играл, казалось, музыка сама рождается из-под его пальцев.
Кира замолчала. Клава в нетерпении дотронулась до ее руки, затеребила, - ну... Говори, говори... Что дальше то? Я будто сериал смотрю!
- Повернулся ко мне, глаза так хитро блестят, говорит: "Повторите?" Я села, стала играть... Нет, не то... Не получается. Я сначала... Опять не то. У меня от обиды слезы выступили. Тогда этот старичок положил руку на плечо и говорит: "Вы у меня будете убирать, а я вас буду учить". А я ему отвечаю: "Кто меня и мою дочь кормить будет?" Он сразу как-то просел, глазами моргает, нос опять захлюпал. "Простите", - говорит. Тут уж меня заело, - вы зачем меня привели к себе? А старичок так тихо извиняющимся голосом отвечает: "Смотрю, вы такая молодая, а как загнанная собака с голодными глазами. Мне жалко вас стало. Могу платить, но немного. Пенсия у меня маленькая, профессорская. Вы лучше переезжайте ко мне. Стол будет один, хватит на нас троих пенсии". Я так и притормозила. Откуда вы знаете, что я одна с ребенком? А он так голову наклонил, лысину свою погладил. "Знаю", - говорит. Вот так к нему и переехала с Аннушкой. Поначалу были подозрения, что имеет ко мне червонный интерес, да потом поняла... Одиноко ему было, одному.
- Так этот старичок так и не...? - Клава замолкла, выразительно приподняв ниточки бровей.
Кира усмехнулась, - он - нет, да я сама пожалела его. Ему что надо было? Чтобы я просто спала с ним рядом. Обнимает меня, голую, прижмется к спине, дышит в шею... Говорил, что так китайские императоры согревались молодыми телами наложниц, чтобы у них мужская энергия прибывала. Смешно... Как-то ноты перебирала, а там надпись, "Воле на память". И подпись - Утесов. Я и стала его Волей называть, вот такой нехилый старичок оказался. Залипла я у него, как муха в мёде. Многому он меня научил, все говорил, - ты, Кирочка, ритм должна принять, как биение сердца. Вот ты волнуешься, оно уже по-другому бьется, ты испугалась, - оно трепыхается... Ритм в джазе, он живой, он изнутри рождаться должен. Это не просто восьмушки с половинками, это дыхание музыки. Веселый был, все шутил, - мечта старика - умереть в постели с молодой женщиной. Как накаркал. - Вздохнула Кира.
- Ну,.. а потом, что?
- Потом приехала его сестра из Одессы, выскребла все из квартиры, только ноты отдала. Оказывается, он завещал мне всю свою нотную библиотеку. Я на вокзал уже не могла вернуться, тут соседка моя, Алла, помогла устроиться уборщицей в магазин. А потом увидела объявление, - Кира посмотрела на часы. - Мне к роялю...Труба зовет. - Поднимаясь, спросила: "А почему ты хозяина Бухгалтером зовешь"?
- Говорят, что еще Союз когда был, сидел он... За продажу валюты.
Они вышли из комнатки, Клава закрыла на ключ дверь, подергав ручку, проверила. - Мне тоже пора на кухню. Гаджи уже, наверное, сердится, этот татарин больно горяч.
- Мне кажется, он добрый.
- Они тут все - добрые, - с тайной усмешкой тихо произнесла Клава.
4.
Облака, похожие на хлопья грязной ваты, медленно уплывали за гряду гор, нависших над городом, ветер тихо шелестел остатками листвы серебристого тополя, под которым Кира лежала на раскладушке. Ей было жаль дерево, бабушка говорила, что тополь такой же старый, как и дом. Видимо корни его уткнулись в камень, ему не хватало воды, и он медленно погибал. А, может, это какая-то кармическая связь? Умирают же собаки на могилах своих хозяев. Кира вздохнула, перевернулась на живот. Тимур, развалившийся рядом с раскладушкой, поднял голову, вопросительно уставился на хозяйку, вильнул хвостом, потянулся, зевнул, обнажив зубы до премоляр, и опять улегся. Душно... Смолк стрекот цикад, казалось воздух потяжелел, насытившись влагой, до слуха Киры доносился едва слышимый рокот. Внезапный порыв ветра взметнул сухую землю, раздался удар грома, поднимая фонтанчики пыли, упали первые капли дождя. Тимур подскочил, вопросительно посмотрел на хозяйку, махнув хвостом, потрусил к веранде. Сложив раскладушку, она поспешила следом.
Кира не могла подавить состояние беспокойства, все тело словно гудело от внутреннего зуда. Она успокаивала себя, что, возможно, виной тому была гроза, надвигающаяся на город, но в потаенной части ее сознания зрела мысль, что дело не в грозе, а в том, что сегодня должна была играть на банкете у Качевского... Кира видела его дом. Большой, сложенный из местного белого камня, он был на удивление прост и изящен, словно белая чайка присела отдохнуть на выступе скалы. От особняка вниз спускался каскад ступеней к маленькому пляжу, у деревянного причала которого, словно пес, поджидающий своего хозяина, всегда покачивался большой двухпалубный катер. Иногда, глядя из окна мезонина на бухту, она видела катер Качевского. Оставляя за кормой вспененную воду, из которой чайки жадно выхватывали рыбу, поднятую из глубины мощными винтами, он стремительно скользил, едва касаясь глади моря, и вскоре исчезал, маленькой точкой уходя в горизонт.