— И как же она? — Вопрос почти практический.
— Подобрали мы её трусики в "Интиме", самые большие, у нас же всё мини-мини. Мазью попу натёрли, согласилась она поневоле, улеглось всё как-то. Но как же она визжала, пробуя затянуть ремень! Сама тянет и сама орёт. И так попа большая, а уж распухшая… Потому и о порке просила, что на размеры свои надеялась, смягчат, мол.
Ева вдруг представила себя на месте Эвелины, у которой попа тоже ого-го. Ногами-руками не ворохнуть, тело вжато в пластик, а над тобой нависает фигура парня, страдающего от переполненного мочевого пузыря и норовящего отомстить тебе за это. Не-ет, только не это!
Она с трудом усидела, подавила желание вскочить и выбежать. Только бы подальше от этих орудий пыток!
Один из парней заговорил. Невежливо игнорировать девушку, даже если ты её в чём-то подозреваешь.
— Не знаем, то это или не ты терпела и не сдюжила, но на всякий случай учти: крепко терпеть вредно. Мы у себя в "Интиме" никогда не устраиваем свободный терпёж. Опасно это, особенно если натренировать мышцы живота, есть такие любительницы, в фитнесс-клубах даже секции такие есть. Но и они ничего такого не устраивают, потому что знают — опасно. Пузырь можно растянуть до крови, а как изнутри полечишь? Всё время моча стекает, жжёт. Не позавидуешь. А то и почки может мочу выдавить, воспаляться — на стену будешь лезть. Девушки говорят, что по боли только придатки могут с почками поспорить. Мы парни, мы не знаем.
Так что если кто хочет — пожалуйста, но не у нас. На своей территории. Мы можем только подъехать к финалу, обеспечить наказание. Если что лопнет — мы ни при чём.
— Ты ей объясни, что такое "свободный терпёж", — посоветовал второй, — а то она решит, что у нас ничего такого.
— Да, шоковый устраиваем, но только для девушек. Мужчинам вредно, у них… и у нас, то есть, это… анатомия с физиологией.
— А как это — шоковый? — заинтересовалась Ева.
— Ну, задумают двое девиц выяснить отношения или свести счёты мочевым образом, идут к нам. Типа третейского суда. Мы первым делом подбираем им водный режим, чтоб они дома себя проверили, поистязали и выяснили, сколько примерно могут терпеть. Потом у нас они напиваются, и за полчаса примерно до переполнения мы и устраиваем им дуэль.
— Как? Кулаком по животу?
— Ты что, это грубо. Так с гарантией выиграет та, кому улыбнётся жребий, а надо обеим шанс дать. Нет, мы наливаем в грелку горячей водички, и в пузырь ложим лёд. Бросаем жребий. Кому выпало, берёт любую вещь и прислоняет её к любому месту соперницы, кроме запрещённых (экстремалки — к любому). А мы считаем три секунды. Потом та её горячит или морозит. И так по очереди, пока кто-то не брызнет. Это только кажется пыткой, а на самом деле гуманнее свободного терпежа. Быстрее всё кончается, при меньшем, безопасном объёме. И проверяется более общая выносливость, вытерпливаемость, чем без горячо-холодно. Никакой фитнесс-клуб не научит терпеть температурные атаки.
— Так если садануть ледовым пузырём, так это как кастетом выйдет. Лёд-то твёрдый.
— Нет, у нас по правилам. Прижимать сильно нельзя, можно только прикладывать. Берёшь грелочку за верх, подносишь к сопернице, та крепится, делает вид, что её всё равно. Левой рукой поддерживаешь её с другой стороны, чтоб не отшатнулась, и прикладываешь, прислоняешь боком. Держащая рука не должна касаться тела, так что сильно не прижмёшь. Только температура мучит.
— И хватает "задней" руки?
— Это честь дуэлянтки — не дёргаться, терпеть достойно. Но если кто нервный, а и такие бывают, мы обездвиживаем. Обуваем ноги в креплёные к полу туфли, за руки сами держим, растягиваем. Не сильно, не по-пыточному. В рот — боксёрский вкладыш, а то многие губы до крови кусают. Можем и кляпик, чтоб и губы целы, и тихо было. Если кто сопернице не доверяет, нет духа честной спортивной борьбы, то опасается, что она будет охать и давать понять, что вот-вот сдастся, и тем расслаблять. Тогда требует себе кляп, а у нас правило — все в равных условиях. Тогда и второй кляп вставляем. Себе черные очки — и сопернице тоже, чтоб взором муку не симулировала.
— А судит кто? Есть у вас девушки? — Неужели она соблазняется попробовать?
— Нет, сами дуэлянтки не хотят. Субъективности не оберёшься, симпатий-антипатий. Мужское судейство незаменимо. Нас не стесняются, раз мы судьи. Уж если собрались двое девиц, которые и свои тела изнурять готовы, и соперницу обжигать и морозить, то стесняться больше нечего. Высший у них шик — чтобы из соперницы струёй брызнуло при атаке, а не отдельными каплями. Понимаешь, если отдельными, то даём мокренькой последний шанс атаковать. Если безуспешно, тогда уж засчитываем поражение, иначе ничья. А вот если брызнет — всё, нокаут, больше ничего и не надо. Поэтому рассчитывающая на нокаут сама снимает трусы, чтобы и соперница сделала то же самое, а то струя сомнётся. Сами бреются, чтобы и соперницы лысым лобком сверкала. Вот потеха, если из неё первой брызнет! Вырыла другой яму… Кто-то расставляет ноги, чтоб и соперница расставила, и морозит ей промежность. Мы балдеем, но виду не подаём. Скажи, Андрюха!
— А то!
— Нет, кто бы мог подумать, что в девицах столько такого таится. Мегеры, а не девицы! Одна "компрессом" атаковала область желудка, возбудила рвоту, а тут кляп. Пока его вынули, пока проблевалась она, внимание от пузыря упустила, спохватилась — мокренькая. Что ж, не возбраняется вот так, косвенно. Список запрещённых приёмов всю дорогу пополняем, но экстремалкам он не указ. Только бы найти слабое место, только бы врасплох застать и устроить шок. Кто-то завязывает себе глаза, чтоб и соперница не видела, когда её атакуют, не смогла собраться. Глядя на вас, девчат, и мы многому учимся.
Проверив ременную упряжь, парни принялись выкладывать из чемодана орудия экзекуции — на сиденье первого ряда чуть поодаль от петли для правой ноги. Андрей занимался ремнями. Он медленно проводил по вытащенному ремешку пальцами, будто проверяя, складывал вдвое и хлестал по предплечью. Морщился, говорил "А-а!", всем своим видом показывая, что ремешок — первый сорт. На коже медленно гасла алая полоска.
А Виктор возился с розгами — по большей части пластиковыми, хотя была пара-тройка и классических берёзовых. Розги свистели в воздухе, звонко шлёпали о руку. Парень чуть-чуть вскрикивал — не от слабости, а только лишь от силы розги.
У Евы аж закружилась голова от вида этого пиршества боли. Да отсюда живой не выйдешь!
Вспомнилось беспомощное, красное лицо Эвелины, её жалобное "Помоги!" Как медленно она шла, всё тело содрогалось, каждая мышечка стремилась внести свой вклад в сухость. Тело буквально истерзано бьющейся мочой, дошла ли приличной до туалета? И после всего этого, когда лечь бы плашмя и заснуть — под розги? Ремень?
Идёт добровольно сюда, под всю эту жуть? Дурочка! Правильно говорил Виктор: нафантазировать всё можно, а столкнёшься с грубой жизнью — и очухиваешься, стараешься улизнуть.
Нет, раз уж взялась помогать, то уж по полной программе. Надо хотя бы предупредить. Да и самой оставаться здесь невмоготу, очень уж эти приготовления на нервы действуют. И чего это они всё на неё поглядывают?
Свисть-свисть! Хлесть-хлесть!
Они уже стали бить по подстилке, попеременно. Звуки страшнее стали, себя-то они щадили, а уж тут оттягивались по полной. Время убивали.
— Только порете? — спросила Ева, чтоб отвлечь их от этого занятия.
— Нет, почему же, есть более изысканные способы воздействия. Вот ты знаешь, к примеру, что такое терменвокс?
— Фирма какая-то. Или что-то медицинское.
— Нет, это такой электромузыкальный инструмент. Руки движутся в воздухе, меняют его диэлектрические свойства, это улавливают антенны и из динамикой льётся дивная музыка. Вот мы и подумали, почему бы не звучать музыке телесных ощущений таким же макаром?
— Как?
— Есть у нас в штате одна бабулька, старая, мы её Ягой за глаза зовём. Клиентка подбирает себе облегающее прочное трико, чтоб и с рукавами, и со штанинами колготочными, как в художественной гимнастике. Потом заходит с Ягой в зеркальную комнату полностью нагой…
— Не в трико?
— Погодь. Обнажённой, сказал, и Яга наша её там чешет, щиплет, покалывает, а сама в лицо посматривает, напрямик или через зеркало — как реагирует барышня. Выявляет так вот эрогенные зоны. Конечно, и самой сказать не возбраняется, но некоторые даже и не подозревают о своём богатстве. Потом бабулька идёт к себе в мастерскую и там вышивает трико тонкой металлической нитью, по зонам — погуще, щёточкой, где нет — пореже, пунктиром. Для сосков оставляются крохотные петельки, в петли побольше продеваются пальцы рук и ног, когда уже всё наденешь и приладишь. И вот в этом металлическом кружеве наша клиентка входит в ту же зеркальную комнату, которая одновременно является и магнитной. Даём мы ток в электромагниты, девушка идёт, а ты знаешь, что происходит, когда проводник движется в переменном магнитном поле? Физику не забыла?
— Ток, вроде, наводится.
— Правильно. Индуцируется ток, а дальше?
— Ну, он должен идти по проводнику и нагревать его.
— Он и превращается в тепло. Проволока тонюсенькая, теплоёмкость мизерная, но для рецепторов вполне достаточно. А то и сам ток может покалывать, если весь не "истеплится". В общем, тело начинает покалывать, пощипывать, прижигать, дёргать, причём по большей части в эрогенных зонах. Представляешь?
— Ну… примерно.
— Главное, что ты сама может это контролировать, проволока же не сама ходит, она на тебе, вот ты и бегай, вертись, танцуй, катайся по полу и всё-всё-всё делай, что тебе кайф приносит, играй на своём теле, как на скрипке. Между пальцев классно колет, говорят. Да, вот что ещё: около губок Яга накручивает целые "червячки" из проволоки, а её концы подсоединяет к такому вкладышу женскому, который вкладывается сама понимаешь куда. Он не распирает, комфортно, можно целый день ходить. И током тебя ласкает изнутри самого интима.
— А как же…
— А для девственниц у нас есть особые вкладыши, поменьше, и форма другая. Кстати, они даже лучше. Бывают клиентки, которые начинают у нас девушками, а потом превращаются в женщин и меняют вкладыш. Так вот, все они признаются, что раньше лучше было, острее. Некоторые девушки, веря им, задерживают дефлорацию, по-другому своих парней ублажают, пока те позволяют. Пусть поработает эта лентяйка, девственная плева, пока жива, пока полна нервных окончаний. Незабываемые и, увы, неповторимые потом ощущения. Дочерей потом к нам приводят, молоденьких, мы даже отговариваем. До менархе нежелательно. Ладно, продолжим.
Они снова заиздавали страшные звуки. Ева заткнула пальчиками уши, закрыла глаза, но вместо желанного покоя представилось пухнущее, краснеющее под ударами тело, исходящее криком. Что-то вспомнилось такое — из детства.
Нет, саму её, вроде бы, не лупили, не помнит она этого. Хотя рукой, конечно, шлёпали иногда. Но как-то раз зашла она к однокласснику, которого как раз в это время воспитывал его "старорежимный" дедушка. Родители, похоже, исчерпали средства мягкого воздействия, а дедушка — фронтовик, ему и ремень солдатский в руки.
Конечно, всё это больше напоминало спектакль, но для маленькой девочки, воспринимающей всё всерьёз, выглядело довольно-таки устрашающе. Звонкие шлепки ремня по голому, вскрики. Молодёжь нынче хилая пошла, кричат так, будто их режут, а на попе-то и следов негусто. А уж если "зверски" выпоротый, едва натянув штаны, садится на велосипед, в искренность его криков трудно поверить.
А другого одноклассника в детстве наказывали, спуская штанишки и подставляя голую попку на десять-двадцать минут лучам заходящего солнца. Было тепло и стыдно, непонятно, какой ещё вред, но должен он быть, родителям виднее ведь. И после такого наказания он не спал, ждал болей в животе, туда же пошли лучи-"розги", оттуда и жди мучений. Дожидался, надо сказать, и не всегда успевал добежать до горшка. Боялся "лучевой" порки жуть, шёлковым прямо становился. А родители ещё придумали трусики с прозрачным задком, только покажи ему — и хлеще кнута. Не-эт, только не это! Глупый был.
Еве так это ярко припомнилось, особенно узкая полоска крови на ягодице, что аж передёрнуло. Может, и вскрикнула даже. Открыла глаза — а парни на неё смотрят. Чего это они так? Неужели приглашают на лобное место?
— Нет! Нет! — раздался вскрик не своим голосом. — Только не это! Выпустите меня, не хочу я-а!
— Так, значит, ты всё-таки Эвелина? — прищурились глаза.
— Да нет же! Говорю же ва-ам!
— Тогда и бояться чего же? Витёк, дверь на задвижке?
— Замётано! Посиди, девочка, отдохни. Пока-то черепаха доползёт…
Они отвернулись и снова стали похлёстывать по лежаку — так, от нечего делать. Подогревать для жертвы, пусть и перёд ужо порку чует — хотя бы косвенную. А задвижка — не замок. Проскочу?
Она собралась с духом и рванула вперёд, чуть с каблуков не соскакивая. Но профессионалы не даром ели свой хлеб, даже спиной видели… ну, не спиной, а боковым зрением. Андрей мигом перерезал ей путь, но не успел "чисто", по-футбольному встать перед дверью, пришлось ухватить девушку сзади. А это уже регби.
— А-а!
Испуганный, рефлекторный взмах руками. Инстинктивный, пожалуй. И какой взмах!
Помнится, такое с ней произошло в первом классе. Маленькая девочка Евочка с огромным бантом и шикарным букетом, в ряду многих, подбежала к рослому десятикласснику-выпускнику, чтобы… Ну, не помню уже чего. Вручить что-то и испуганно убежать. А он возьми её и схвати, хотел поднять повыше вместе с букетом. Но не предупредил, дылда!