<p>
Здрасте! Ой, не смотрите на меня, не смотрите… то есть не читайте дальше, я стесняюсь. Мне очень неудобно, неловко. Ну, не читайте же!
Чита-аете. Рады девчонку опозорить, да? Всё про меня узнали из рассказов тёти Болеси, теперь в глаза готовы заглянуть, посмеяться. Там я — "она", а здесь она — это я и есть, и ужасно неловко ей… то есть мне. Может, не будете всё же дальше читать, смилостивитесь над бедной девушкой, а?
И зачем только я подрядилась вам написать? Жила бы себе спокойно, Тётя Болеся ведь фамилий не называет, условились мы. И никто бы распутную девчонку из Интернета со мной не связывал бы. Всё, видишь ли, законы жанра. Читателей хлебом не корми, дай посмотреть на героинь. Привыкли к мыльным сериалам, а на страничке хоть бы фото какое. Болеся говорит, вас это привлекает. Да?
Ну, фотку свою я ей не дала, даже на паспорт которая, чин-чинарём, без декольте и с выпученными глазами. Незачем вам на меня пялиться, понятно? А если меня на улице узнают — со стыда же сгорю. Верно говорю. И Кира, за компанию со мной, не дала. То есть сначала-то она дала, ей всё нипочём, голышом аж сфоткалась, а когда узнала, что я ни в какую, то и она обратно забрала. А чужие фотки вам подсовывать нам совесть не позволяет. Вы их и так сколько угодно в Сети накачаете, тут тебе и бондаж, и писсинг, и щекотка, обнажёнка там всякая, это само собой. Вот бы и качали себе, а о нашей с Кирой внешности и не спрашивали бы.
Тогда Болеся говорит: ладно, фотки на даёте, но что-то личное читателю покажите всё-таки. А что показывать, если не морды? Ну, говорит, напишите тогда по рассказику, представьтесь тем широкой читательской аудитории. А то всё я да я, приелась уже, небось. Стиль, говорит, индивидуален, вот и раскройте свою индивидуальность, хотя и не профессиональные вы писучки и до меня вам ох как далеко! Но мужчины любят простушек, неопытных, с вашими незатейливыми писульками познакомятся, заодно и мои пойдут. Промоушн называется, раскрутка по-русски.
А не то — давайте фотки!
Наверное, они у неё есть, на мобильную камеру нас снимала украдкой, когда расспрашивала для своих рассказов. А там я такая… ох, не хочу думать даже. Вы всё-таки не смотрите, если она их мимо нашего желания выложит, ладно? Мало вам обнажёнки из Интернета, порно всякого? Ну, не знаю, как ещё просить.
Рассчитывая на честность, согласились мы с Кирюшей по рассказику накалякать. Кирка это одним духом сделала. Села — и р-раз! Ей вообще всё запросто — что с парнями общаться, что раздеваться в любой обстановке, что писать всем про свою личную жизнь. А я… Сидела, сидела над чистым листком. Болеся всё, вроде, описала, а что я ей постеснялась рассказать, вам уж тем более не скажу. Разве что когда вуз закончу и уеду.
Ой, я так и знала, что вы всё-таки читаете! Ну, зачем девушку смущать? И так уж поржали, небось, всласть над моими злоключениями. Может, хватит? Всё равно ведь у меня духу не хватит себя перед вами вывернуть. Лучше ещё раз Киркин рассказец перечитайте, острее выйдет.
Кстати… Вот про неё-то я и напишу, что знаю, что видела. Не про себя. Болеся не настаивала, чтобы непременно про себя писать, главное ей, чтобы мой стиль вам знаком был. Вот и выход. Когда не про себя — я смелая. Потихоньку-полегоньку разойдусь — и ух, какая я!
Только подружке сначала покажу. Хотя… Ей всё равно, она и не такое про себя выписывала и Болесе карт-бланш дала. Вот перца добавить — это она может. Но тогда это будет не мой стиль, верно?
Решено — не буду Кирке показывать. Пущай в Интернете читает, вместе с вами.
Всё началось, когда она прочитала в газете про какой-то бикини-конкурс и позвала меня на него с собой. Я отказалась. У меня нет никаких шансов. Ну, вы понимаете, раз читали рассказы. А она — настоящие 90х60х90, даже лучше. И всё наполнено жизнерадостностью.
Пошла только поболеть, вещи посторожить, пока её там кастингуют, порадоваться победе. А что, она и впрямь победила. Правда, соперницы были не самые сильные… то есть объёмистые, одна только была с большим бюстом, но какая-то сонная, висело у неё всё. Кирка их всех и уделала.
Потом мне говорит:
— Знаешь, что мне светит?
— Нет, но поздравляю.
— Поздравить мало… и рано, кстати, лучше пособи. Сниматься меня зовут в этаком, знаешь, виде. Говорят, приведи подружку, пусть засвидетельствует, что всё чисто, благопристойно.
Наверное, "чинно, благопристойно", это она скаламбурила.
— Фотограф — мужчина? — уточняю. — Ой, как ты решилась? Я бы не смогла позировать нагой перед ним.
Кирка захохотала.
— Если бы! В том-то и дело, что не голой. Я намекала на это, но они упёрлись. Я так поняла: рынок нагих моделей забит, конкуренция, нам туда никак. Ты, кстати, это учти: современная девушка всегда готова скинуть одежду, твоя скромность, стеснительность ни к чему, избавляйся потихоньку.
— Но ведь фотомоделей много не надо, не слишком ли ты обобщаешь?
— Отнюдь. Почти любая девушка не против наготы, просто у большинства тела неважные, они фотографам и даром не нужны. И они голыми идут… не к фотографам. Я не это тебе предлагаю, а просто обрисовываю ситуацию. Стеснительность не в духе времени, подружка. Как я жалею, что открытой сняться не дают!
— А в каком же тогда "этаком" виде будут тебя снимать? — недоумеваю я. — В бикини? А те, что голышом, разве бикини не могут натянуть?
— И не в бикини даже, — вздохнула она. — Знаешь, как нас там оценивали?
Мы шли по улице, лизали мороженое. Кира светилась радостью.
— Грудь там или попу большую иметь — это что, это от природы. Есть или нет. Мне так и сказали потом, и объяснили, чем я взяла. Нет, фигура, конечно, нужна. Но она у многих. Так что главное в их конкурсе — экспрессивность. Ну, типа фотогеничности, чтобы фотка без слов всё говорила, и должная доля учёности во взгляде. С фоток должна смотреть несомненная студентка. А я и не подозревала, что у меня глаза такие. Бывало, зубрю-зубрю математику эту высшую, выть хочется, а, оказывается, она моему взору учёности прибавляла. Она, кто же ещё? Но, может, и другие предметы тоже. В общем, я оказалась первой по всей совокупности, жюри решило.
— Постой, так будут снимать лицо крупным планом? Зачем тогда бикини?
Она весело тряхнула пакетом. За ним, прозрачным, виднелись спутанные лямки, пузырились нехилые чашки, блестели полоски ткани. Подружка умела всё уложить так эротично, чтобы мужскому глазу представлялась та, с которой всё это только что слетело. Проходящие мимо парни и впрямь бросали на пакет взгляд, а потом на нас — раздевающий.
— Снимать будут по-разному, и фигура нужна, я говорила. Главное — для чего будут снимки.
— Мужской журнал?
— Студенческий! — огорошила подружка. — Что уставилась? Да и не журнал это, а так, брошюра иллюстрированная. Для студенток.
— Не студентов? — не понимала я.
— Им тоже можно. Но главная наша цель — научить студенток-первокурсниц, как комбинировать с одеждой и телом, чтобы произвести впечатление на молодого преподавателя, на его мужской глаз. А то — и не на очень молодого. С корыстными целями, конечно. Ну, там отметку повысить, зачёт пораньше и полегче, отпустил чтоб на день-другой или не ворчал, если сама пропустишь. В общем, что понадобится, то и проси и телом свою просьбу подкрепляй.
Понимаешь теперь, зачем учёность в глазах, экспрессия в облике и никаких бикини?
Я кивнула.
— Но тогда я тебе не нужна? Если всё будет чинно-благопристойно? А то подумают, что я навязалась. — Вышло как-то жалобно, не люблю я так, но вот вышло.
Ох, ну и хорошая же у меня подружка! Будто страдает, что полные девичьи формы ей при рождении достались, а не мне. Обняла за плечи, затормошила, чуть эскимо своё не выронила.
— Нужна, нужна, ещё как нужна! Как же — я да без тебя?! Дел у тебя будет много. Во-первых, за одеждой моей следить. Да-да, за одеждой. Хоть раздеваться догола перед объективом не буду, но переодеваться — придётся, и много. Мне тут кучу барахла записали на бумажку, что принести. Чего у меня нет, то мне там дадут, а ты последи, чтобы не смешивалось. Поможешь мне переодеваться — два. Я уже придумала, как. Буду орудовать у себя выше пояса, а ты — ниже. Юбки там, джинсы на меня надевать, застёгивать, ремень затягивать. Командуй, когда ногами вставать или вышагивать из спущенного. Всё, всё своё ниже пояса, всё самое ценное тебе доверяю. Так мы сумасшедше быстро будем калейдоскопировать. Гонорар-то начислят за отобранные кадры, чем больше наснимают, тем больше отберут, а наснимают тем больше, чем скорее я позировать буду. Усекла? Вообще, с тобой мне увереннее как-то. Потом, ты можешь подсказать мне, какую лучше скроить мину, со стороны ведь виднее, да ты и видела меня не раз, как я на мужиков влияю. Вспомнишь, подскажешь. Если надо будет распахнуться или ещё какой беспорядок в одежду внести, ты меня и растреплешь. Не мужчине же это делать! Твои, и только твои руки.
— А мужские?
— Только фотоаппарат держать!
Таким тоном сказала, что мы обе прыснули.
— И ещё, — понизила голос Кира. — Что, если у тебя какие позы лучше получатся? А то всё голову ломаю — как гонораром поделиться, чтобы ты не обиделась? И у тебя уверенности прибавится.
— Ой! Не-ет!
— Так ведь в одежде же, разве что в смелой такой. Потренируешься перед объективом, а потом и перед преподами сможешь. Это вторая моя тайная цель — твоя тренировка. Ну, уже вот явная.
— А первая?
— Гонорар поделить. Так-то ты ведь не возьмёшь, знаю. Тьфу, выболтала. Но ты забудь на время, ладно?
— Забыть забуду, но ты меня им не предлагай. Пускай сами, если что.
— Договорились! Ещё по эскимо по такому случаю?
Ей же не петь там. И мы тяпнули по два.
На другой день мы с Кирой идём по тому же маршруту и тащим по ручке большой набитой барахлом сумки. Для переодевания. И в этом пригодилась я своей подруженьке.
По-моему, она дома притворялась, что поднять не может. Но разоблачать поздно. Потом сама признается.
Болтовня не умолкала.
— Знаешь, где они будут эти буклеты расшвыривать? Среди косметичек… ну, девчонок, что косметикой приторговывают. Avon там или Oriflame. Да ты знаешь, мы же с тобой брали у таких.
— Некоторых знаю.
— Ну вот, а теперь их буклеты потолстеют. Я в них появлюсь. Кто купит косметику, та научится околдовывать преподов ещё и другими средствами. Представляешь, Евка, — фотки на глянцевой бумаге, полнокрасочно так всё, клёво… Шик!
— Круто, но тяжеловато. Давай руки поменяем.
— Чёрт бы побрал эту одежду! Как удобнее без неё.
И мы со смеху уронили сумку. К счастью, на чистое место.
Пока мы шли, я размышляла об одежде, об её отношении к телу. Хотите, расскажу? Раз весь остальной рассказ о подруге будет, о её теле, немножко "поЯкаю". Больше странички не выйдет, а девчонкам, может, будет интересно.
Назову так: "верхи" и "низы". Низы — это трусы. Они, как и другая одежда, выплыли вместе со мной из младенческого беспамятства. Когда я начала себя помнить, одежда уже была неотъемлемой частью обихода. Меня одевали, я просовывала, куда надо, руки, ноги, голову; в общем, заполняла своим тельцем одежду, и мы шли гулять. Постепенно в меня впечаталось: по одёжке протягивай ножки. Или это бабушка так приговаривала?
Тогда я об этом не думала, но если бы спросили меня и помогли сформулировать, то вышло бы так: я привыкла считать одежду главной, а себя — придатком к ней. На это ощущение работало всё. Так, сколько раз меня ругали за испорченную, разорванную одежду (хотя это не я, это мальчишки надо мной издевались), но не припомню случая, когда бы побранили за ушиб, ссадину, кровоподтёк. Со мной, как девочкой, это было крайне редко, но брани вообще не было! Когда встречали на прогулке знакомых, они хвалили маму за мои наряды, а что я сама по себе "хорошая" — это как бы вытекало из нарядности. А когда я вырастала из одежды и приходилось покупать новую, мама всегда тяжело вздыхала. Потом-то я поняла, что это от невеликого нашего кошелька и от горестного ощущения времени: "дочка растёт — я старею". А тогда представлялось мне, что это я себя неправильно веду, неправильно расту, не по одежде. Разуму не хватало мне, чтобы понять: растущий ребёнок всегда прав, дети и должны расти. Тогда видела только расстроенное мамино лицо, слышала её вздохи…
Ещё усугубляло дело жёсткая одежда. Даже сейчас, влезая в джинсы или зимнюю куртку, чувствую себя их "подчинённой". Должна им соответствовать, заполнить ограждаемое ими пространство. Не "они-мне", ведь жёсткую одежду не растянешь и сию минуту не заменишь, да и деньги не всегда на это есть. А в детстве и подавно. Когда купленные джинсики оказывались маловаты, я чувствовала себя виноватой.
Сейчас-то понимаю, что вся моя "вина" была в том, что выглядела я тогда "взрослой девочкой", которую не принято на людях раздевать до трусиков, чтобы примерить джинсы. Приходилось покупать на глазок. И в магазины с примерочными мы не ходили — финансы не те.
Вот такие у меня сложились отношения с одеждой. И вот однажды, будучи уже подростком, покупая в торговых рядах продукты, забрела я в одёжный ряд и увидела хорошенькие, как показалось, трусики. Шёлковые, блестящие, тонкие, маленькие. Маленькими они мне показались потому, что были с узенькими лямками-боковинками, мне же покупали трусы типа шортиков, большие. Из-за белого переливающегося блеска показались мне трусики те полупрозрачными, так что сладко защемило в груди. Запретный плод сладок. И ещё, что привлекло: промежность была у них довольно узкой, а канты вокруг ног вообще сводились к машинной строчке. Мне же покупали трусы с широкими кантами, которые наворачивались на внутреннюю поверхность бёдер, и как-то было мне не так. Иногда я думала: хорошо бы купить трусы, облегающие только таз и не посягающие на бёдра. Путь кромка идёт строго по паховой складке, низок охватывает мой мысок и того не ниже.