Находчивый декан - Кираева Болеслава Варфоломеевна


<p>

     Ещё один вдох через жутко пересохший ротик, вдох ещё более иссушающий, и на выдохе с постаныванием Ева проснулась.

     В комнате общежития никого больше не было — соседки и подружки по вчерашней вечеринке разъехались по парням, гулять до утра, спать до вечера. А наша скромница еле добралась домой, и сейчас ничего не помнила. Рядом с кроватью валялась наспех стянутая, сброшенная вчера одежонка. Даже на стул не сложила, лентяйка эдакая, даже в ночнушку не хватило сил нырнуть — спала в трусах и лифчике. Непривычно как-то так просыпаться, обтянутой сверху и снизу, ровно бочка обручами. Днём хорошо ходить подтянутой, а вот спать надо размякши. Рубцы, небось, чешется. Сколько же они вчера выпили?

     Ева со стоном провела по лбу ладонью, повернулась набок, рука скользнула под кровать, голова свесилась через край. И тут она окончательно проснулась. Что это я, в самом-то деле! Не маленькая уже девочка, студентка, двадцать скоро, а лезу за ночным горшком! Мгновенное наваждение детства прошло, ничего такого под кроватью, конечно, не стояло. А на горшок… то есть в туалет хотелось. И как хотелось! На живот не повернёшься — больно. Он её и разбудил. М-да, сколько же она вчера заглотнула? И перед сном не сходила? У-а-а, не помню…

     Ева откинула одеяло, медленно села, зевнула. Привычным движением всунула ноги в тапки. Голова мало-помалу отошла. Жаль, что она не маленькая девочка и ей нельзя сразу присесть. Ладно, туалет в паре шагов по коридору. Но вот одеваться… Взгляд скользнул по разбросанной одежде. Одеваться некогда, да и не хочется, особенно тесные джинсы. От одного вида ремня передёрнуло. Ну и что? Она же не в ночнушке кисейной, она в приличном белье, почти что бикини… Вот — кружева, поблескивает эластан, почти чистое всё. Когда одеваешься на вечеринку, думай, как в белье смотреться будешь. Ничего такого, развратного, но приходилось ей на девичниках и щекотушкой баловаться, и крепко связанной лёживать — острые ощущения с непременным раздеванием. Хорошо баловались с подружками, порой до отключки.

     И сейчас внизу жмёт — острее некуда. Может, сбегать до ветру так? Вон, летом девчонки даже на кухню в купашках бегают. Сейчас, правда, не совсем лето, но и туалет — не кухня, да и нужда — не голод.

     Встала, сделала несколько шагов к двери. Из-за раздувшегося живота и ночи в обтяжку появились новые ощущения: трусы обжимают ягодицы, те, как на педали, давят на нижний подхват трусов, а когда нога идёт вперёд — эластан прямо-таки липнет к ягодицам. Бюст — тот вообще, как влитой, ходит влево-вправо вместе с телом. Чешется немножко всё, но сейчас некогда, скоро всё скину.

     По дороге девушка схватила графин, сделала несколько жадных глотков. У-у-х! Хорошо! Обтёрла рот рукой, потом осторожно выглянула — никого. Рано ещё. Да если бы кто и был — разве это важно, если вот-вот хлынет?

     Евины тапки зашлёпали по коридору. Только сделав несколько шагов, она ощутила всю остроту ситуации. Моча рвалась наружу — на ходу не уговорить. Остановиться, зажаться? Нет, по инерции её несло вперёд. Пускай там идёт, бежит даже на выход, главное — вовремя зависнуть над унитазом. Успеть! И девушка ускоряла шаг.

     А теперь ощутилось, как дёргаются… ну, подёргиваются груди. Махонькие, а поди ж ты, резкие шаги и их достали. Плавностью движений наша героиня не могла похвастаться, но раньше это не часто замечалось. Вот только сейчас, на быстром ходу. И вспомнилось, что Кира придумала тонкими лямочками, почти тросиками, соединять низ чашек лифчика с поясом низких джинсов. Это чтоб на каждом шагу груди прыгали вверх-вниз, будто тело и не амортизирует шаги, не гасит ни шиша, очень "принципиальное" и единое. А когда надоест — отстегнула лямочки, и всё. Попался тот, взгляд кого хочешь привлечь — снова "щёлк-щёлк", и амплитуда размаха бюста снова широкая.

     Хорошо полнотелым! А у неё вот такое костлявое тело, что и тросики никакие не нужны. И голова как-то нескладно подпрыгивает. Скорей, скорей!

     Как ни стеснительна она была, Ева не боялась встретить в коридоре парней. Они, шляясь в одних трусах, не очень-то обращали внимание на девчонок, так что новички быстро от маек и бриджей переходили к домашним халатикам — зимой, а летом и вовсе бюстье и шортам. Ничего особенного не было и в шляньи по коридором в бикини и даже белье, но только утром и вечером, а вот днём всё-таки остерегались, но не парней, а могущих заглянуть преподов.

     Единственно, кто плохо подчинялся неписаным общаговским правилам, была маленькая Женька. Большая скромница и милая аккуратистка на занятиях, она преображалась, вернувшись в общагу. Ей удалось найти мини-корсет кукольно-телесного цвета, типа бюстье, но грудь единым валиком, без ложбинок, в боковом шве "молния". Носила и летом, и зимой на манер майки, и некоторые мальчишки уверяли, что гладкая поверхность подкрашена чем-то, чтоб напоминать развитые грудные мышцы мужчин. Для пущего сходства с оными Женька носила семейные трусы в цветочек, зимой неуловимо подлиннее. Добавьте сюда короткую стрижку, агрессивно шлёпающие тапки и полную раскованность в поведении и словах. Говорят, когда малолюдно, эта травести дерзала заходить в мужской туалет. Войдя в кабинку, она первым делом спускала семейники, потом закрывала дверцу и занималась стрингами. Когда дверца снова открывалась, Женька уже снова стояла в стрингах телесного цвета и демонстративно начинала натягивать семейники. "Я своя!" — всеми своими действиями кричала она мальчишкам. Может, потому и к девчонкам вязалась, подтрунивала, высмеивала. Такая и по поводу белья пройтись может, а то и попытаться сдёрнуть. Кто от неё шарахался, над теми она особенно заразительно смеялась.

     Хорошо, что эта нахалка ушла в предсессионный поход — конечно, с мальчишками. Ночи у костра, зубрёжка, взаимопроверки, кто чего не выучит — тому чистить картошку. Сдавали такие лучше других. Ну, и романтика, конечно.

     Вдруг Ева вздрогнула и чуть не остановилась. Ручка. Ручка двери. Ручка, выполненная из разноцветного объёмного стекла на манер калейдоскопа или ручек тех ножей, что мастерят зэки на зоне. Обитательницы комнаты откуда-то эту штуковину взяли и отметили ею свою дверь.

     Стоп-сигнал подала подсознательная память. В тот вечер Ева возвращалась из ванной после умывания. Лампочки в коридоре уже погасили через одну, и освещение было довольно тусклое. Ну скажите, есть где в мире ещё общежития, где так вот тушат свет? Там, где негры живут, уж точно нет.

     В полутьме Еве показалось, что спереди плывёт длинная белая майка. Мужская, это не ночнушка, а снизу ничего не видно, значит, ноги голые. Это её чуток успокоило. Гораздо хуже, когда ярко "светятся" узкие плавки, а ниже и выше — угрожающая тень телесности. И Кира как-то призналась, что даже любит, когда парень в майке, из-под которой не видно плавок. С одной стороны, можно пофантазировать, пока не вынырнет голая полуправда, а за ней и правда. С другой стороны… ну, это Еве больше нравилось, покрытый торс говорит о его слабости, хотя бы к холоду, но ведь можно и пофантазировать. Хотя ноги и волосато-кривоваты, а майка на груди плоская, всё же что-то девичье в фигуре, хоть капельку чувствуется, манера одежды, что ли. К майке иду трусы шортиками, и плавки выглядят умышленным выбором почти женского белья. В душе каждой девчонки, считала Кира, есть капелька лесби, и вот тут-то можно её потешить, фантазию проявить. Крепче чувство к парню станет, когда он проявит себя парнем, в объятьях сожмёт или ещё чего. Майка мигом слетит… и не только майка.

     Ева с умеренным испугом следила за крадущейся в полутьме белой майкой. Вот та остановилась у двери с этой шикарной ручкой и заколотила в неё. Изнутри что-то невнятно отвечали, не спеша отворить. Голос парня был не в пример сильней:

     — Блин, да замотался уже объяснять! С такой-то в ссоре, с сякой-то красный день календаря. Пустите хоть понюхать женского запаху, как ложитесь, не съем я вас. Как среди сестёр посижу.

     Услышав такие вещи, первым побуждением Евы было бежать без оглядки. Но пока она встала, как вкопанная, для бега, тем более назад, после полуночного брождения надо раскачаться, и хватило времени, чтобы поразмышлять.

     На ней домашние тапки — как вот сейчас. Шлёпать будут, сваливаться, быстро не пробежишь, а человек, видно, по девушкам изголодался. Вмиг догонит и страшно подумать, что сделает. Не как с сестрой, уж точно. Нет, бежать нельзя.

     Лучше затаить дыхание, тихонько-тихонько отступить в тенистое местечко и подождать. Для тихих медленных шагов тапочки как раз. Может, его сейчас впустят, тогда всё разрулится. Если же нет, уйти он может в ту или другую сторону. Если вдаль — хорошо, подожду — и к себе. Но если попрётся навстречу? Скверно. Спрятаться совсем тут негде, да и запах ночного крема выдаст. Тогда лучше неслышно подойти поближе — будет больше шансов проскочить мимо. Он не успеет сообразить, что надо ловить и можно поймать.

     В первый раз наша робкая героиня не поддалась панике и выработала логичный план действий.

     Приближение, сжав в кулак страх, с "мачо" позволило лучше расслышать его переговоры. Из-за двери спросили:

     — А плавки у тебя на ремешке?

     — Конечно, я правила знаю. — И парень, нагнувшись, повертел задом, будто его могли через дверь рассмотреть. Зато рассмотрела Ева — действительно, по покрою плавки, а на пузе виднеется пряжка ремня, вернее, ремешка.

     — А в вокруг бёдер ремешки затянуты?

     — Не-эт, — растерянно произнёс он. — Это что-то новенькое. Раньше не было.

     "Сколько раз он у них ночевал?" — подумала Ева.

     — А что делать, если у некоторых вылезает? В любую щёлку суётся. А мы стесняемся. Пучить пусть пучит, но вглухую. Так что затягивай всё себе со всех сторон, да потуже, запрягай плоть, тогда откроем.

     Раздеваться на мужских глазах им ничего, а тут — стесняются!

     — В следующий раз обязательно вставлю ремешки, а пока так пустите, а!

     За дверью засовещались, а Ева тем временем приблизилась настолько, что подумала — может, обойти его на цыпочках — и к себе? Зря она намазалась душистым кремом, если парень разочаруется в разговоре, то унюхает её запросто.

     Но разговор вскоре продолжился:

     — А это и вправду такой-то? — Ева не разобрала имени — или предпочла не разглашать.

     — Да я это, я, собственной персоной. Бывал уже у вас, ну, откройте, а! — Он тяжело дышал.

     — Ладно, откроем, но свяжем тебе руки. Идёт?

     — Хоть всего вяжите, только пустите!

     Щёлкнул замок, дверь открылась и поглотила страждущего.

     Еву разобрало любопытство. Тапки — они и к двери помогут неслышно подойти, и отойти от неё, только бы с ноги не сорвались. Не шлёпнули об пол. Нет, обошлось. Ухо прильнуло к двери.

     Внутри слышалась какая-то возня.

     — Уй-уй-уй! — вдруг заголосил парень. — Не так туго! Врезаются же.

     — Будь ты евнухом, мы бы тебя совсем не вязали. Сиди, дорогой, пей чай, взирай на гарем султана своего. Вяжем, уважая мощь настоящего мачо, беря её на хранение, так сказать.

     — Хорошо, но зачем же так туго? Я же добром хочу посидеть, насладиться. Мотайте витков побольше да послабже, и всё будет крепко. Профи-бондажисты всё тело обматывают, часами кайфуют, и без рубцов.

     Похоже, его совету вняли, потому что стоны и жалобы прекратились.

     — Лучше бы спереди связали, — только и посетовал мачо. — А то как зэк какой будто.

     — Вяжем по другую сторону от твоего "мачете", чтоб ему не помогал. Он у тебя с какой стороны встаёт? Ну то-то. Можешь стоять, заложив руки за спину. Нет? Сидеть будешь? Ну, сиди. Девочки, налейте ему чаю. Сейчас попою тебя, своего братика, пока сестрички укладываются.

     Дальше шли звуки, специфические для девичьих комнат, плюс чайное чавканье.

     — Расстегни мне лифчик, — то и дело просила девушка соседку.

     У Евы не укладывалось в голове — как так можно пустить парня к себе на ночь? Даже если он только смотрит, со скованным мужским естеством. Похоже, эта наборная стеклянная ручка — младшая сестра "красного фонаря".

     Она уже хотела отойти от двери, как вдруг за той послышалось:

     — Девчата, а знаете, что мы с ним сделаем!

     У Евы перехватило дыхание и что-то поднялось в груди. Затронута самая тайная её струна. Даже мочевой пузырь стиснуло. Краснея в общении с парнями, наша героиня иногда о них такое нафантазировала! Запретный плод сладок даже тогда, когда запрещаешь самой себе.

     Особенно удавались фантазии о всяких мучениях. Наверное, это началось в школе, где робкая девочка не смела даже сердито посмотреть на обидчика, не смела пожаловаться. Оставалось плакать втихаря и мечтать, как бы она его наказала, попади он ей в руки — скажем, раздетым… э-э… до трусов и привязанным к кровати. Со временем в детские мечты вплелись и девичьи полуэротические поправки, которые чем больше гонишь, тем навязчивее возвращаются.

     В старших классах так мечтать стало несолидно, да и поняла повзрослевшая Евангелина, что пустяки все те дёрганья за косички по сравнению с тем, что злонамеренный парень может сотворить с девушкой. А вот поди ж ты, вспомнила старое, и прямо передёргивает от нетерпения — что же сотворят с беспомощной жертвой? Как бы посмотреть хоть одним глазком?

     Да нет, парня просто хотели попугать.

     — Девчонки, что я в "Интиме" видела! — ухо Ева было плотно прижато к двери. — Такая симпатичная тряпочка, невзрачная очень, ладе непонятно, зачем такую в роскошный пакет упаковали. Мне дали через него помять. Ничего себе! Это кевлар, из него бронежилеты делают. И сделана тряпочка этакой трапецией, с короткой стороны загиб, словно с боков подшито чуток. На самом деле ничего не подшито, просто сформовано так. Вставляется в плавки, можно скотчем закрепить, можно пришить, там отверстия по краям намечены, просто иглой не проткнёшь ведь, а то и под подкладкой втайне присобачить.

     Натка, ты в трусиках, прогнись назад, я тебя поддержу… Видите, как трусы обтягивают лонную кость, мысок этакий. Вот когда такие плавки надеваешь, этот кевларовый уголок точно так же ложится на низ лонной кости, точно такой же делая вид, оттесняя всё мужское назад, в промежность, к попе.

Дальше