Зайдя однажды в том корпусе в туалет, Ева подслушала разговор двух девчонок — о том, как лучше приладить на груди кусочек обоюдолипкого скотча, чтобы симпатичная ложбинка на коже повторилась и на комбинезоне, выглядывающем из-под топика. Там же выяснилось, что некоторые куски комбинезона — на резинках и могут сдвигаться, ускоряя туалетные дела.
Эти "форточки" и помогли увидеть, что изнутри материя фланелево-мягкая, в то время как снаружи она была плотной, матовой. Без навешенной летней одёжки девочки смотрелись бы плюшевыми куклами — как та, которую лапал парень в закутке между туалетами, спустив с неё в порыве страсти все надкомбинезонное. Ева случайно заглянула на шорох и ахи, и отшатнулась, хотя, строго говоря, ничего неприличного не было, "форточки" были наглухо задраены, промежность кукольно-целомудренна.
Белая подкладка, заменяющая трусы, вероятно, была сменной, а по отсутствию следов бретелек наша героиня догадалась, что подкладка на бюсте выполнена в виде чашек и просто вложена в рельефную часть комбинезона, который держит и её, и её содержимое. Ещё бы, облегает-то ого-го! Для теплоты, но и корсетный эффект налицо.
Был и другой вариант — полный комбинезон с длинными рукавами и штанинами, мышиного цвета с белой грудкой. Размер белого строго соответствовал выпуклости, это железное правило. И маленькое белое пятно в наинизшей точке тела.
Маленькое — не значит крошечное пятнышко, в том смысле оно маленькое, что если встать, сдвинув ноги и напрягши ягодицы, то белого ничего не видать, всё мышатина-мышатиной, но стоит изменить позу — и разнообразие в цветах начинает проявляться самым игривым образом. Если при появлении парня "мышки" спешно сдвигали ножки и вытягивались "во фрунт" — особый, девичий фрунт, ниже пояса сугубо, то это многое значило. Довольствуйся светским общением, голубчик. Ни на что больше не замахивайся. А ежели примут фривольную полу, покажут низовую белизну — радуйся и лови момент.
У юристов, где учились будущие судьи и прокурорши, модны были прилегающие женские жилеты на "молнии" из полупрозрачного пластика, и кроме дыр для головы и рук, имеющие ещё по паре отверстий для менее выступающих частей тела. Прозрачный намёк на непокрываемую обширность и доведение жилетной дырчатой идеи до логической завершённости. Сугрев — он требует хорошего прилегания, почти утюжения слоёв одежды к телу, а откалываешься, рельефишь — вот тебе выход, валяй наружу и грей себя сам. Сама то есть, всё же женского рода: голова, рука, грудь, даже железа молочная.
— Лучше уж совсем без лифчика ходили бы, чем так вот, с чужими орденами, — сказала, охолонув, одна из женщин — Я однажды видела, как комбинацию покупают. Такая — телесного цвета, без воротника, снизу в обтяг, сверху — посвободнее, чтоб грудь вобрать, и тогда тоже в обтяг будет, но мягкий. Пощупала — плотная довольно, можно и без лифчика. Купальник напоминает без низа.
— Правда? Да-а, а я думаю — нарочно, что ли, петли у свитера растягивала, чтоб светить сквозь них наготой своей. Теплоты у такого свитера никакой, даром что длинный и с воротником. Курточки-то у нынешних хиленькие, коротенькие. Ну, раз водолазка — другое дело. И всё же зимой без лифчика нехорошо.
Не про неё, про других. С этим делом у неё всё всегда в порядке. Но как бы на неё не перешли. Как же много здесь цветов! Уже несколько больших бутылей опустело и наполнилось свежей водой на потом, а цветы всё не кончались. Лучше бы вместо одной из них опустел мочевой пузырь. Всё удобрение. Ох! Сами собой скрестились ноги, тело передёрнуло. Отпустило. Заканчиваю полив.
— Всё вроде, — наконец прозвучала такая долгожданная фраза.
— А кактусы? — Ну не дают возликовать человеку!
Про плантацию кактусов стоит сказать особо. Года два назад началась мода на доморощенные препараты из кактусов. Их томили в холодильнике, растирали в порошок, делали кашицу и лечили всё-всё-всё, а также профилактировали. Волной пошли брошюрки о целебных свойствах мексикаков, засуетились фармацевтические фирмы, старушки на базарах. Но вот научной базы подо всем этим бумом явно недоставало. И кафедра решила восполнить этот пробел.
Зелёных уродцев собирали отовсюду. Покупали на базаре (хотя цены резко подскочили — бум!), тащили из своих квартир, воровали с компьютеров, где они якобы защищали от каких-то там лучей. Никаких горшков не хватило бы, поэтому местные умельцы сколотили низкий, но очень обширный деревянный ящик, выстлали какой-то плёнкой и насыпали землю. Получилась настоящая плантация. Этому филиалу Мексики отвели достойное место — поближе к южному окну, а стоявшие там приборы списали. Всё равно они были старые и ветхие, мода на них, в отличие от кактусов, прошла ещё в советские времена. Похоже, что прошла мода и на саму науку…
Зелёные посланцы пустыни когда-то стояли строгими солдатскими шеренгами, но сейчас эти ряды расстроились, ровные "столбики" покривились, между ними росла травка. Кто-то, видать, успел попасть на алтарь науки. Очень обширная плантация, как такую поливают?
— Как тебя зовут? Ага, Ева, полей-ка ты кактусы, да смотри — сверху не брызгай, они от этого дохнут. Под корешок, под корешок лей тихонечко, да понемножку. Смочи землицу малость. А мы пока вниз сходим.
"Я тоже туда хочу!" — чуть не крикнула бедная девушка. Пока ходила с бутылями, вроде немножко развеялась, а теперь вот мочевой пузырь снова заныл. Она одёрнула свитер.
— Мы тебя захлопнем, потом постучим — откроешь. — И они ушли. Пустые бутылки из-под раковины мрачно смотрели им вслед.
Ева переступила с ноги на ногу. Хорошо, что хоть зачёт в кармане. Правда, пока лишь зачётка в кармане преподавателя, но ему, наверное, позвонят, расскажут, как хорошо она полила плантацию, и тогда…
На всякий случай девушка посмотрела вокруг. Как назло, всё ёмкое было узкогорлым, а всё широкогорлое уступало в ёмкости её пузырю. Ладно, потерплю ещё чуток. Кактусы полить — это ж раз плюнуть, им немного надо. Или раз прыснуть… Нет, над кактусами облегчаться нельзя, раз они уже от простой воды дохнут. Под корешок надо. А как — под корешок?
Она примерилась. Нет, в дальние края горлышком бутылки не достанешь. Как же местные поливают? Не сказали, а я и не спросила. Больно уж им приспичило сходить "вниз". Догадывайся, девочка, догадывайся, да поскорее.
Приглядевшись, Ева увидела в середине плантации следы двух ног. Вернее, место как раз под такие следы. Вокруг росли кактусы среднего пошиба, но они как-то клонились по сторонам. На эти площадочки явно становились, поливая.
Студентка примерилась. Вся вытянувшись, с края она дотянулась горлышком пустой пока бутылки до "следов". Значит, и стоя там, до краёв плантации достану. А поскольку следы практически в центре, то… Поздравляю саму себя с догадливостью!
Она подтащила и поставила между кактусами несколько полных бутылей, потом сняла сапожки и засучила брючки выше колен. Под ними оказались плотные зимние колготки. Теперь она была словно в очень толстых, сковывающих движения шортах.
Уже подняла было ногу, чтобы широко шагнуть, но сразу же поняла, что размаха не хватит. "Шорты" не дадут размахнуться. Совсем немножко не дадут, но или лопнут, или нога ткнётся в колючки.
В замешательстве Ева бросила взгляд в тёмное уже окно, за которым падали снежинки. Дул ветер, и белёсые трассы прочерчивали диагонали. Диагонали!
Девушка подтащила к буртику табуретку, приставила вплотную, взобралась, придвинулась к самому краю. Пальчики в розовых колготках загнулась, застолбили край. Секундная пауза — и вот уже девичье тело, чуть согнувшись в пояснице, скользит по диагонали, стремясь попасть в заветные следочки.
И она попала! Под нежными её ступняшками не взорвались мины, знаменующие посадку на колючки. Нет, под подошвами охнула и мягко просела земля. Махи, отчаянные махи руками! Надо же прийти в равновесие, погасить инерцию, чтобы не бросило торс вперёд. Согнулась в пояснице, медленно выпрямилась.
Загремела, бороздя пол, опрокинутая табуретка. Ева всё ещё балансировала, пытаясь устоять, и звук этот восприняла скорее подсознанием. Но странное дело — он её вовсе не смутил. Порядок же нарушен, табуретка могла расшататься и даже разлететься — обычно такое заставляло сжиматься сердечко девочки Евы, лихорадочно соображать, как оправдаться, а тараторить оправдания пополам с прошением прощения она, надо сказать, умела. Теперь же скрежет по полу бедной мебельки только порадовал — какая она смелая, решительная, находчивая!
Потом уже, рассказывая своей подружке Кире об этом своём приключении, Ева сообразит: острый страх, сжатое сердце одновременно пыряли и в живот, гнали в туалет. Маленькой девочкой и не успевала туда порой, ревела, мокрея. Теперь же живот её поджат, уговорен не тревожить до конца полива, стало быть, и страх не ко двору. Другие чувства — пожалуйста. И вышло, что чувства эти — хорошие.
Наклонилась, отводя таз назад, дотянулась до бутылок и начала поливать зелёных жаждунов как учили, строго под корешок, ни капли выше. Насобачилась мигом: взяв полную бутылку, поливала вокруг себя, а когда воды оставалось немножко, брала бутылку за донышко и дотягивалась горлышком до отдалённых мест. Потом вообще не стала отбрасывать пустые бутылки, а разливала полную пополам и тянулась, вертелась, снова тянулась… Чем отдалённее круговая полоса, тем больше её площадь. Геометрия. Первый курс.
Действительно, раз плюнуть, если знаешь, как. Молчи, пузырь, сейчас пойдём в твою опустошивальню, бутылочки вот только опустошим.
Пустые, она швыряла их на пол, не нагибаясь, чтобы аккуратно поставить.
Работа немножко монотонная, хорошо успокаивает. Под неё и медитировать можно. Неожиданно для себя Ева поняла, что поливает зелёные существа с любовью.
Надо же — заставили, можно сказать, шантажнули зачётом, должна бы работой тяготиться, а то и ненавидеть. Ну, в лучшем случае, сжать губы и орудовать с ничего не выражающим лицом. Стремиться закончить побыстрее. Ну, положим, побыстрее она и сейчас хочет, но какая-то симпатия появилась к дружным этим колючкам, какие-то ласковые слова забурчали под нос. Не о зачёте она думала, а о том, как им, славным, но неподвижным, себя обслужить не могущим, сделать так, чтоб жить хорошо было, весело.
А может, она по натуре такая — садовница, а вовсе не химик? Может, именно это — её любимое дело, а не переливание из колбы в пробирку? Тогда почему же она не стала поступать в агрономический? Ага, понятно почему: чтобы любимое занятие не стало докучливой обязанностью, чтоб не получать зачёты и "пятёрки" за любовное к делу отношение. Разве без любви она решилась бы встать в центр колючек, додумалась бы до табуретки, рисковать ещё?!
И ещё один признак увлечённости: мочевой пузырь её не беспокоил. Правда, он обозначал тупой тяжестью свою полноту, но как-то равнодушно: мол, не совсем уж обо мне забывай, закончишь — время не тяни, сходи в туалет. Но не нахальничал, не гнал "до ветру", не колол болью, как бывало. Девушка могла отдаться общению с кактусами самозабвенно.
А какие причудливые формы! Вот тут, два сросшихся шарика что-то ей напомнили…
Однажды перед уроком физкультуры стайка девушек ждала преподавателя в спортзале и разминалась у шведской стенки. Предстоял волейбол, и следовало прийти в бикини. Дурочки, они пришли в купальном, не догадывались, как будет трясти тело в прыжках и бросках. А пока судачили, выпендривались друг перед дружкой своей гибкостью, тело припоказывали. Одна легла животом вниз и подняла торс под прямым углом. Не бог весть какая конторсия, но для непрофессионалки неплохо.
Рассказала, как натренировалась. С детских лет она с одним мальчишечкой вместе водилась, купались летом в речке, а потом ложились загорать. Играли в карты, в "подкидного", лёжа на животе и поднимая торс.
И вот как-то раз заметила девочка, превращающаяся потихоньку в девушку, что партнёр ей куда-то в грудь не детским взглядом смотрит. Ба, а у неё там растут! Вот оно что!
Можно было бы сменить позу. Скажем, усесться по-турецки, но промежность открывать — шило на мыло, там волосы бушуют. Да и партнёр, чего доброго, повторит позу, покажет своё плавочное "хозяйство" лицом. Сесть, ножки под себя подвернув? Можно, конечно, но… не принять ли вызов? И она стала учиться выгибать спину, чтобы играть в карты, не ловя пазухой мальчишеский взгляд. Смотри, чувак, на внешние обводы! Так и насобачилась.
Услышав эту историю, девчонки стали ложиться на ковёр и проверять, кто сколько отогнётся. Груди пластались по полу, и Еве это чем-то напоминало катки бульдозера анфас, а стелющиеся под тяжести чашки — гусеницы. Будто прёт на тебя бульдозер, если пофантазировать, да ещё взгляд хозяйки зверский (она ведь тужится оторваться от пола). Конечно, сверкали блицы мобильников, звучал смех. Ева раскрепостилась, нечасто это с ней бывает. Хорошо-то как было!
Последняя бутылка, кувыркаясь и подпрыгивая, поскакала по паркету. Ф-фу, всё! Закончила наконец. Можно и по-другому сказать: хорошего понемножку.
Она распрямилась и несколько секунд постояла, давая отдых спине. Спина немножко ныла, с непривычки, сейчас это нытьё затухало и, уходя, открыло возможность почувствовать одну перемену.
Как уже говорилось, наша "садовница" перед прыжком в зелёное "озеро" закатала брюки как можно выше, до положения шорт. Бёдра облегались очень плотно, почти что сжимались, но не резко, а по всей поверхности равномерно. Как будто в седле сидела девушка, настолько всё там было твёрдое. Голени, наоборот, наслаждались свободой, их охватывали только колготки. Приятная фактура, не уходящее тепло — в общем, почти что "вторая", незаметная кожа. Тело могло сгибаться и в пояснице, и в коленях.
Теперь же бёдра и голени выровнялись по ощущениям. Привыкла к давлению? Не похоже. Ева глянула вниз и обмерла.
Она не увидела собственных ступней!
Да и голени виднелись далеко не целиком. Нижняя их часть потонула в зелёных рядах, ощерившихся колючками. Кактусы! Кактусы полонили её ноги.