<p>
О том, что девчонки балуются с довольно хрупкими ёмкостями своих тел, Ева узнала при довольно драматических обстоятельствах.
Женщины на её факультете преобладали, и в их туалете унитазы двурядились, разделяясь перегородками только с боков. Стенки между самими рядами не было — чего материал тратить, ведь спиной же к спине бабы сидят, да ещё бачки между ними.
Ева не любила сюда заходить. Мало ли кто тебя обсмотрит критическим взглядом! Да и пить на занятиях она не любила, даже когда жаждала. На лекциях — боясь выговора профессора, а на переменках… Рассказывают, парни только того и ждут, чтоб на переменке девчонка забулькала, откидывая голову. И вот на очередном глотке она вдруг чувствует, как её сверху за подмышки хватают крепкие руки и ставят на ноги. Тут же владелец рук просовывает их под подмышки вплоть до локтевых сгибов и, отгибаясь назад, заваливает бедную жертву лопатками на задний ряд. Всё это делается молча и быстро, а непроглоченная вода клокочет в горле, все мысли только о том, чтобы не захлебнуться, сопротивления никакого. И тут сообщник, подскочив сбоку, обеими руками жмёт под попку, недуром выгибая жертве спину. Впрочем, некоторые умельцы проделывают это собственной ногой, просовывая её в щель спинки сиденья. Само собой, мышцы начинают сопротивляться, не сломался чтоб позвоночник, и брюшной пресс прямо-таки выдавливает мочевой пузырь, а сфинктер почему-то "разброшюрован". Никто не выдерживал, и хорошо ещё, что всё "выплюнутое" впитают трусы или прокладка. Иной раз струя мочи идёт параллельно струе изо рта. Опозорившуюся мягко сажают на место, знают, что кричать, привлекая к себе, мокрой, внимание, никто не станет, убраться бы потихоньку, не афишируя позор.
Некоторые, впрочем, на ушко признавались, что, выгнутые и брызнувшие, испытывали непередаваемое ощущение. Будто кто-то тебя угнетал долгое время, а тут вдруг пришёл титан, немножко напряг — и словно оковы с тебя спали. Или словно вывих вправлен. Как ветром выдувает подсознательный страшок любой девушки не найти вовремя туалет, теперь писай, где хочешь, почин сделан. В пляс бы пошла от чувства свободы, не боялась если бы всеобщего осуждения.
Даже кто так не считал, признавались стыдливо, что ужас и боль прогрессировали так, что они искренне радовались, когда вдруг открывались кингстоны и открывалась возможность жить дальше. Только потом, отпущенные, стыдились мокроты. Но это ужас уже совсем другого сорта.
Приходилось идти пить в буфет, но там очереди и, опаздывая и быстро-быстро глотая, легко переборщить. Однажды Ева, еле дотерпев после такого перебора до конца лекции, прибежала в туалет налегке, заскочила в пустую кабинку, заперлась и приняла исходную позицию перед посадкой на унитаз — спиной к соседке, на которую и не взглянула. Расстегнуть ремень джинсов она не успела. Чьи-то сильные своей нежданностью руки сзади вдруг схватили её запястья, отвели назад, прижали к чьим-то ладоням. Времени не хватило даже на "ой!" — что-то жёсткое охватило запястья, послышался щелчок — пластиковые оковы! В каждом кренделе были прочно зажаты по две девичьи руки, тыльными сторонами. Студентка испуганно вскрикнула и дёрнулась. Но, зажатая в кабинке, никуда деться она не могла, прикованная за спиной стесняла движения, наталкиваясь на унитаз с бачком. Кто-то продумал всё и ограничились минимумом реквизита. Прокуренный голос, плохо напоминавший женский, произнёс:
— Не дёргайтесь, голубки мои, поберегите силы. Терпим до первой струи. Кричать не советую — засниму и опозорю! — Перед Евиным лицом помахали мобильником с цифровой камерой, от чего душа у нашей скромницы ушла в пятки. — Лучше давайте честно.
— Но мне нужно на лекцию! — чуть не плача, пыталась оправдаться Ева, ещё не веря в реальность происходящего.
— Тогда пей! — рука из-за спины поднесла ей пластиковую бутылку с водой. — Твоя соперница тоже пьёт. — И впрямь послышалось бульканье.
Вода была минеральной — солоноватой и тепловатой, но пилась на удивление легко. Почему-то подумав, что как только она выпьет поднесённое, так её и отпустят, наша героиня взахлёб опустошила почти литровую бутылку и с ужасом услышала:
— Теперь быстрее закончите. До первой струи, не забудьте. — И снова трясущийся мобильник напомнил, что крики не помогут.
Ужас охватил и стал отпускать. Страшно заныли выкрученные плечевые суставы. Скованная с ней, наверное, страдала тем же, дёргала руками, девушки перетягивали друг друга и усугубляли боль. Чтобы опустить руки и хоть немного избавиться от напряга в плечах, Ева ступила назад, почти прижавшись попкой к бачку и широко расставив ноги по разные края унитаза. Суставы успокоились, зато лишился подмоги сфинктер. С раскоряченными ногами легко облегчаться, но тяжело терпеть. Что же делать? Может, попробовать выкрутить свои запястья из оков? Здесь глухо. Девушка стала поворачивать голову в стороны, смутно замечая, что сзади, со стороны кабинки соперницы, которая, должно быть, участвовала в заговоре добровольно, стоит группка девиц, с интересом наблюдая за мающимися. Нет, эти не помогут. Наверное, сами и заказали пикантное зрелище. Глухо вокруг. Ой, пропала!
От страха она чуть не обдулась самым вульгарным образом. Но всё же сдержалась, аж задрожав всем телом. Нет, живу ещё.
Вдруг чувство "пропала!" как-то незаметно сошло. Оказалось, что есть время разобраться в ситуации, что-то придумать.
Дыхание продолжало чуть-чуть перехватывать. Ситуация слегка напоминала ту, когда людей заводят в какие-то помещение и велят подождать, пока вызовут. Скажем, в накопителе аэропорта. Вроде бы волноваться не о чём, скоро полетим, и всё же почему-то тревожно. Тем более, когда выкликают по фамилии.
А ту не дядя какой сторонний вызовет, а капитуляция собственного тела!
Но время, повторю, есть. Что делать? Сила не поможет, да и нет её, этой силы. Надо что-то придумать, чтобы продержаться. Знание — сила? Или замена оной? Вспоминать, придумывать пока что могу, не припёрло ещё до звёзд перед глазами. Но что?
И вдруг Еве вспомнился один разговор, в котором она участия не принимала, а просто прислушивалась, сидя на кровати. Особого желания не было встревать, ибо забрела к ним в комнату одна из самых занудных, жалобястых студенток с их курса (звали её за большой рот Жабой — за глаза, конечно). Верно, искала сочувствия, да только что ж людей от бытовых забот отвлекать! И Кира начала её отваживать, но не просто заслуженным "пошла вон!", а давала косвенно понять, какая же она дура. От таких намёков обычно линяют.
Дело было в том, что на днях (стояла поздняя осень, когда снега ещё нет и кажется, что не так уж и холодно) Жаба с раннего утра почти до конца рабочего дня выстояла в длиннющей очереди. То ли в БТИ, то ли к нотариусу, то ли ещё к какому чиновнику, загоняют куда власти народ — этого никто не понял, а сама девица и не акцентировала. Главное, что она в этой очереди на ветру настрадалась, продулась, на что и жаловалась, прося сочувствия.
Воспаление по-женски, заработанное Жабой на холоду, Еву сейчас не особенно интересовало, тем более, что сама она одевалась по погоде, капитально, если джинсы, то с высоким поясом… Бли-ин!
Ведь какие-то десять минут назад она почти спокойно сидела на скамье в крутоярусной аудитории и старалась не смотреть в ряд ниже, где вся извертелась лёгкого поведения девица. Самое главное, что джинсики на ней были не просто низкие — нижайшие, как почтение ректору, а спинки скамеек не сплошные, сверху вниз проглядывался не просто верх попки, а вся попка вплоть до расщелинки — и без следов присутствия трусов. Впечатление такое, что открыла перед тобой девушка самое интимное, нежное, поёкивающее. А поскольку анальный интим — ни для кого не секрет, впечатление неприличного приглашения ещё более усугублялось.
Ева почему старалась не смотреть — попка у неё, в принципе, такая же, и развязная девица, разнагишившись в этом месте, выдала не только свою тайну, но и всех своих однокурсниц… да чего там, всех девушек мира. Конечно, кое-кто из них (многие, вообще-то) с парнями уже встречались накоротке. Но когда девушка раздевается перед одним парнем, он меньше всего думает о том, что у других тело тоже так устроено, ему вот эта вот важна, здесь и сейчас. На людях — не то. Одетые женщины похожи на женщин с закрытыми ртами, пытающихся сохранить какой-то секрет. А одна хотя бы развязала язык — и всё.
Но сейчас Ева иначе думала о тех нижайших джинсах, что чудом не сваливаются с таза, каких-то узких, мальчишеских. Ей бы такие! Прижав брючины попеременно ногами, втянув живот и извернувшись, отказавшись добровольно от чуда удержания на бёдрах, она могла бы выскочить из брюк и спустить их пониже. Да, оставались бы трусы, но их, в крайнем случае, можно было и намочить, а потом выжать или вообще снять и совершить торопливую прогулку в сухих джинсах на голое тело. Верхняя одежда сухой бы осталась — вот что главное! Да, может, и трусы бы спаслись, её бы не стали держать дольше, ибо это теряло смысл.
Хотя, не исключено, под такими джинсами трусов вообще не бывает. Тогда вообще лафа!
Но на ней — джинсы честные, высокие, до талии, пояс перехватывает тело в самом узком месте. Ни за что не спадут, и стащить непросто. Вот и плохо! В смысле — сейчас.
У Жабы тогда джинсы были посерёдке — высокие она не носила, потому что не выносила, а нижайшие не рискнула надеть, имея печальный опыт объяснения в очередях с женщинами среднего-пожилого возраста. Они, не в пример Еве, не отводят взор, а норовят отчитать пусть и незнакомую, но голопопую девицу по первое число. А к пупкам наружу вроде все уже привыкли.
Впрочем, не исключено, что Жаба спросонок взяла первую попавшуюся под руку одежду, не думая о холоде.
Как же красочно она плела о своих страданиях, своей маяте с переполнившимся мочевым пузырём! Нет, нет, не думать об этом! Особенно не думать о том, как подробно она описывала процесс сдачи, как первая капля выскочила, да как вторая струйка брызнула, да как по ногам текло и сразу же холодело. От этого самой описаться невероятным не кажется, раз Жаба выжила, со стыда не сгорела. Вспоминаю только слова Киры, только монолог подружки моей.
Припомнить уверенный тон, с которым та говорила, — уже самой уверенности набраться, успокоиться.
Жаба, наверное, искала сочувствия у Киры, как любительницы обнажения, может, и ей такое доведывалось терпеть. Но она не учла, что Евина лучшая подружка не только не боялась раздеваться — она, более того, не боялась и одеться потеплее, когда ложно понятая мода заставляет всех остальных, как дур, жить вчерашним теплом.
Хорошо бы вспомнить весь монолог, да чего там — надо было его по свежим слухам записать. Но некогда. Ещё, чего доброго, расслаблюсь, припоминая. Слова о том, что в холод надо поясницу закрывать, посерёдке просветов не делать, почки и придатки беречь, пропускаем. Когда же она заговорила о мочевом пузыре? А-а, вот когда.
— Значит, говоришь, зажималась, не знаю как? Весь живот разом напрягала, да? А позволь спросить — зачем? Ты же не газы сдерживала, которые сжимаемы, дави их со всех сторон и держи. Моча, как жидкость, несжимаема! Хоть ты лопни, а объём не уменьшишь. Только силы терять будешь, изнемогать. Чего? Нет, сфинктер нужно зажать, конечно, я не говорю. Но весь-то живот зачем? Чтобы моче некуда было идти, что ли? А ты знаешь, какое давление надо приложить, чтобы остановить поток? Это же — ОСМОС! Почки скорее лопнут. Нет, ты животик сверху расслабь, распусти, освободи местечко, куда пузырику расширяться. Трудно? Я и не говорю, что легко, тренироваться надо было. Но уж если припекло, учись с ходу. Пузырики у всех у нас безразмерные, если волю дать, то и до пупка могут подняться, вспучиться, и на несколько пальцев выше даже. Только мало кто умеет волю им давать. Джинсы на тебе были низкие, значит, затянуты на тазу, животе туже некуда, чтобы не спали. И так туго, а ты ещё весь живот напрягала! Нет, ты пригласи свой пузырик вверх расти, только бы ему выбраться за пояс, а тут голая кожа, ничем не стеснённая, и мышцы расслаблены. Вот где раздолье-то ему! Представь мысленно гриб на тонкой ножке и с большой шляпкой, так и расти свой мочевик. А сфинктер зажимай, зажимай, это надо.
Ну и что, что видно? На тебе куртка что, короткая была? Ну, ты и даёшь! Но даже так — толстенькая девушка, может, беременная даже. Кстати, о беременности. Если матка может раздать живот не знай как, то что мочевому пузырю мешает? Подумала бы об этом. А если и догадается кто — что, мокрой сподручнее в очереди стоять? Клитор не высунулся — и ладно.
Пускай, пускай "гриб" в животик!
Ой, это она Жабе говорит, или ей, Еве? Вспоминала-вспоминала, да с разгону стала и фантазировать. Но это хорошо. Вот только исполнить трудно, трудней даже, чем Жабе. Джинсы-то у неё выше, из-под пояса пузырь не высунется. Но лишние мышцы расслабить надо, силы сохранить.
Ева, сжавшись снизу, стала добиваться того, чтобы джинсы лучше чувствовались остальной площадью живота, направляла растущее вздутие вверх, распределяла поровнее. Пыталась так расслабить, что может, чтобы передок джинсов как бы "стал" внешней стенкой пузыря, а настоящая стенка пропала ощущением. Училась в процессе дела. Немного, но помогло.
Главное, ушло чувство, что от тебя ничего не зависит. Кое-чем можешь телу помочь. А выкручусь — надо тренироваться, не ждать, пока допечёт. И возьми меня тогда голыми руками! Та-акой объём допущу…
И вдруг промелькнуло ещё одно воспоминание, напрямую с туалетом не связанное, но — в русле форм и объёмов.
Это случилось, если она не ошибается, в первые выходные их первого учебного года. Посмотрев, в чём ходят их однокурсницы, подружки решили купить себе "городскую" одежду. Зашли в уценочный магазин "Полторась-хэнд", долго перебирали плечики с одеждой. От широты выбора кружилась голова.
И вот Ева, вроде, нашла себе подходящее, во всяком случае, рассматривала дольше обычного. Белая плотная водолазка из глянцевитой материи, достаточно длинная, в пояс как раз заправить. Размер маленький, как раз её. И цена умеренная (наверно, уценили, как не открывающую пупок, а обрезать снизу нынешние безрукие девицы фиг догадаются или смогут!).
Подозванная на совет Кира забраковала находку.
— Всё хорошо, согласна, кроме одного, — твёрдо сказала она, распрямляя изделие по ширине. — Перёд, смотри, плоский, формы наши женские здесь не учтены. Это ничего, будь материя поэластичней, но здесь-то она как раз не такая. Значит, лифчику придётся распирать водолазку, отвоёвывать место для своих "подопечных". Отвоюет, да, если жёсткий, но смотреться будет не ахти. Если формы и объёмы не предусмотрены с самого начала, не устроены в одежде дружественно, то в отвоёванном, отпёртом пространстве будут выглядеть чужеродно. Представь девушку, идущую под руку с парнем, но смотрящую в сторону с отвращением на лице. Очень некрасиво обтянутся груди, смотреться будут, ровно приставленные, острые чересчур, негармоничные. Лучше поищи рубашечку пусть из материи совсем не тянущейся, но со всеми вытачками, втачками, клинышками, чтобы весь рельеф девичьего тела повторялся, предусматривался. Вот увидишь, как классно на тебя сядет!