Договорились заранее: если свет вспыхнет неожиданно, парни хором подойдут к лектору — благодарить, вопросы задавать, окружат его, а их подруги тем временем приведут в порядок свою одежду.
Конечно, не все были развязными. Присутствовали и стеснительные девочки, но и они не хотели оставаться в стороне от озорства в потёмках. Кто-то придумал мазать жирным кремом открытые верха грудей и посыпать сахарным песком. В темноте всё это загадочно искрилось, а если девице удавалось попасть под луч проектора, её бюст просто-таки слепил глаз. Вот и сейчас в разных концах зала возникла опалесценция.
Вирус, видать, внедрил в учебную мультимедию ещё и похабную музыку, ибо под неё всё и происходило. Выплыл на экран первый слайд, и почти все разочарованно вздохнули — он оказался учебным. Но и свой резон в перемежающихся серьёзных слайдах был — поддерживать уровень предвкушения основного зрелища. Глядишь, что-то студы и запомнят, хотя бы подсознательно, по принципу "25-го кадра".
Ева зачиркала ручкой при неверных лучиках света — почти на ощупь.
Проплыла по экрану вертикальная полоса. И второй слайд оказался не тем. Это уже становилось неприличным — после такого-то предупреждения! Девушки облегчились, мальчики приготовились, музыка соответствует, а видеоряд опаздывает.
Кира стояла в гуще разочаровывающихся парней. Оделась она сегодня так, чтобы никого не провоцировать. Её торс туго обтягивала блестящая коричневая ткань "под шейку", и радости мужского глаза представали в виде двух скошенных плоскостей, напоминающих бронеплиты танка. Крутую оборону дополняли толстые тугие джинсы и суровый взгляд из-под насупленных бровей. Впрочем, если эта толпа разогреется, лучше уйти подальше от греха.
Ева тоже была в джинсах, хотя их не очень-то и любила. В основном из-за необходимости носить стринги. Ей они тёрли промежность, приходилось выбирать что-то подоблегающее.
Наконец появилось ожидаемое. Со всех сторон послышалось: "О-о!", но лектор резко кашлянул и люди продолжили восхищаться молча. Нечего привлекать внимание снаружи. Ева же совсем согнулась над тетрадкой, пытаясь разглядеть начерченное и внося в него дополнения по памяти. Будем считать, что идёт рекламная пауза, только вот в туалет не сбегаешь.
Хорошо, что темно, а то больно уж плоска обнажившаяся серединка тела. Плоска и бледна, с лёгким выступом тазовых косточек. Потёртая джинса скрадывает округлость попки, а тут ещё и ремень… Нет, ребята, если уж обнажать женское тело, то оптом, как на экране, а такие вот шалости нынешней одежды, не будь темно, только подчёркивали бы кое-гдешние неприглядности.
Вот общее напряжение спало, закашляли люди, надо разогнуться, одёрнуть маечку, поддёрнуть джинсы. Ага, на экране новый учебный слайд. Ну-ка, зарисуем…
Ева быстро приноровилась к темпу, научилась даже предсказывать паузы. Вирус, как видно, не баловал случайностями, повставлял слайды через три на четвёртый.
Слушая уснащённое похабщиной разглагольствования преподавателя, Ева непроизвольно вспомнила один разговор с Кирой — кажется, ещё в самом первом семестре, чуть только пошли занятия.
— Ну что ты прогибаешься перед всеми этими преподами? — недоумевала верная подружка. — Не каждый того стоит. Присмотрись сначала, а потом уж и решай, как относиться.
Преподавать — это надо уметь. Кратко, скупо, ёмко объяснить, выразить суть. Пустпопорожними-то словами каждый горазд, да чему тут научишься? Следи за тем, кто как, и уважай по заслугам.
Вот, в моей жизни был случай, когда удалось жестом и парой буквально слов разъяснить один вопрос, перед которым встал в тупик взрослый специалист. И случилось это — не смейся — в младших классах. Ну, не то чтобы зелёной "наташкой-первоклашкой" я была, постарше. Так сказать, "старшие младшие" классы. Совсем крошку и не взяли бы на экскурсию в райцентр. А меня — взяли. Укомплектовали группу из самых учёбистых и достаточно дисциплинированных, не разбежались чтоб, едва вылезя на волю, в автобус — и поехали.
От моего возраста до самого старшего там были, больше девочек, а из мальчиков — больше очкастые "ботаники" и смирняги из смирняг. Да, вот что ещё о возрасте напоминает молодом: в то время в райцентре не ходили с голыми пупками, как потом повелось. Приехала мода из больших городов. И удивляться ей я стала позже, а перенимать — ещё позднее.
Пупок тут роль сыграл, то есть на сам пупок, а то, что одежда внахлёстку на начала ещё сдавать своих позиций.
Ну вот, приехали мы в райцентр и стали ходить по культурным точкам. Водила нас учительница Ангелина Самаркандовна, а внутри каждого учреждения свои экскурсоводы были. То есть в театрах, кино, цирке, конечно же, сами внутри управлялись, а вот в музеях эскурсоводы к нам присоединялись — группа организованная всё-таки.
И вот входим мы с музей искусств, попадаем в "греческий зал". Накануне старшие девочки шептались, что тут могут быть обнажённые скульптуры, и не только женские, но и мужские (поскольку речь шла о Венере и Аполлоне, можно перефразировать — не только богини, но и боги). Так что сердечко у меня колотилось, когда переступала порог. Нет, позырить на богов с мужской анатомией я была не прочь, но не под строгим присмотром Ангелины Самаркандовны. Ещё составит список бегающих глаз, проявивших жгучий интерес!
Но нет, ничего неприличного не оказалось в том зале. Может, и было что, да вынесли перед школьной экскурсией. Вроде как какие-то места пустовали… Присутствовали плечевые бюсты и статую и полный рост, такие солидные дядечки в длинных целомудренных тогах и тётечки, тоже в длинном и всескрывающем, это у них туникой называется. Среди старших девочек пробежал шепоток: "Без бюстгальтеров, а смотри ж ты!" А я, кстати, когда в автобусе оказалось близко от них, старших, всё молча интересовалась, какие у них бюсты, носят ли уже лифчики, сердце замирало от мысли, что когда-нибудь и у меня так вот будет. Пыталась разглядеть контуры белья через лёгкие летние платьица.
Ну вот, любуемся мы на эти целомудренные статуи, и вдруг одна из девчонок, яркая такая, накрашенная и набижутеренная, явно радующаяся тому, что вырвалась-таки вот в город, задаёт экскурсоводу невинный вопрос:
— А что, древние греки всегда в белом ходили, цветной одежды не признавали?
Одета она была пёстро, вызывающе, не нескольких скромных цветов хватит. Нет, белое она бы тоже носила, но полупрозрачное, чтоб выставлять из-под него тело. А статуи и белые, и ничего розоватого с исподу не выглядывает — впору изумляться. Как же они сходились, женились?
Экскурсовод не имел готового ответа, что-то забормотал насчёт того, что, мол, при раскопках в Греции находили кусочки и цветных тканей, и то ли в "Илиаде", то ли в "Одиссее" что-то цветное вроде упоминалось. В общем, как говорят студенты — "поплыл".
Школьников ведь приучили к чёткости суждений: "да" — "нет", а все эти "может быть", "с одной-другой стороны", "учёные полагают" — это не для нас тогдашних. Дай бог скелет науки заучить, не до деталей.
И тут меня словно кольнуло. Я вытянула руку и произнесла помимо воли: "Смотрите!"
Старшие девочки обернулись. По залу шла девушка, показавшаяся мне тогда довольно взрослой, так сказать, младшего тётенькового возраста. К своим-то всем, кроме Ангелины, я "на ты", хоть они и старше меня, а вот к этой, пожалуй, так не обратишься, к этой, как к тётеньке надо. Шла она довольно деловито, не совсем по-музейному, можно подумать, что её отпустили на несколько минут осмотреть "греков". Во всяком случае, обычно среди скульптур бродят более медленно и расслабленно — кто без экскурсовода, конечно.
Показав чуть не пальцем, я имела в виду её одежду. На девушке была белая майка с широкой горловиной (невинная смелость тех времён) и короткими рукавами с таким, знаешь, шелковистым блеском, но мягкая, чуть не-по фланелевому — конечно, только с виду. Хорошо очень облегала маечка фигурку, прямо по-водолазочному, и чётко пропечатывала лифчик, особенно на спине, откуда мы её в основном и видели.
Летние платьица "моих" заставляли "это" поискать, скрадывали, а тут всё как на ладони.
Белыми контурами проступал элемент белья через материю, но у горловины лямочка чуть-чуть выныривала на плече — чёрная.
Кроме того, майка обтягом выдавала жиряки на спине — и снова "белила" их, хотя понятно, какого она взаправду цвета. И третий раз урок повторился на попе. Я уже говорила, что пупки тогда не выпускали, так что одежда опускалась ниже пояса чуть не до самого широкого места. Облегала верх попы, и снова покрытое представлялось белым, хотя ниже выныривали ярко-синие брючки, кричали цветом прямо. В довершение всего, через них проступали контуры больших, по нынешним меркам, трусов. Похоже, эта особа сама себе сшила или заказала кому брючки из того, из чего обычно лёгкие платья шьют, а о стрингах не позаботилась. Да и кто тогда о таких вещах слышал? Главное, после всех белых обманок сверху и не скажешь, какого цвета у неё трусы, хотя заимствовали они брючный ярко-синий цвет.
И девочки поняли. Поняли, что я хотела сказать. Цвета могут быть самыми разными, но при воплощении в мраморе вся палитра сжимается до мраморного цвета, белого то есть. Античная скульптура родственна нашей уже устаревшей чёрно-белой фотографии — ну, не умели греки делать такие краски, чтоб тысячи лет под землей не разлагались. А рассчитывали на вечное существование своей Древней Греции. Так чего ж огород городить? Они умные были, греки, хотя и древние.
Ангелина Самаркандовна пыталась ворчать, но девочки меня защитили, сказали, что я показала на скульптуру в другом конце зала. А когда мы остались вне зоркого ока взрослых, расцеловали меня за короткое, но ёмкое объяснение. И сразу заговорили о том, как это здорово — так обтягиваться, будто и одета, а будто в бикини, итак всё проступает на тебе. Но в школе так, конечно, не позволят носить, да и родителям об этом не заикнись.
Конечно, мне повезло, что такая особа под руку подвернулась, но ведь и любому, если разобраться, повезло. Но ведь экскурсовод не смог этим везением воспользоваться, да и никто, кроме меня. А у меня просто непроизвольно вырвалось восклицание и мысль мелькнула.
Вот как надо преподавать!
С задних рядов неслись плохо скрываемые звуки. Пощёлкивали какие-то резинки, что-то шуршало…
Звук, с каким снимается женское бельё, может многое сказать слушателю. Преобладает шорох или щелчки? По-разному бывают.
Зачешется, к примеру, у девушки ягодичка, она ладошку к трусикам прижмёт, два пальчика загнёт — и они уже к телу прижаты. Почешет, разогнёт — и снова ладонь снаружи. Некоторые в мини-юбках умудряются так и на людях чесаться. Блиц-чёс, блин! Выглядит так, будто она поспешно одёргивает юбку, только вот та задирается не до нырка рукой вниз, а почему-то после…
Такие трусики при снятии только шуршат. Соседствуя с телом, они напоминают вконец обленившегося сторожа, пускающего всех, кого ни попадя — и с пропуском, и без оного. А если кто опасный пройдёт? Если чужой пальчик тебе попку почешет — и не только?
Слыша позади себя шорохи, Кира недовольно поморщилась. Будь она адвокатом, то на судах об изнасиловании демонстрировала бы, какие трусы были на жертве. Телесный купальник надевала бы и прямо на себе примеряла улику. Ведь свободные, отходящие при любом движении кромки прямо-таки провоцируют мужчину! Для того, похоже, такие трусы и надевают, и "случайно" подбрасывают взгляду.
Чесаться в них, видите ли, удобно. Нет, ты попыхти, почертыхайся, когда с третьей-четвёртой попытки пальчик отколупывает от кожи кант, а соседний не успевает под него нырнуть — тихий щелчок, трусы в порядке. Почертыхайся, а потом одной рукой аккуратно оттяни эластичные трусики, аж дрожащие в натянутом состоянии, вот-вот лопнут, а второй ладошкой осторожно подлезь и почеши, раз уж приспичило. Кожа немо крикнет "ура" чёсу и чувству обнажения, но когда трусы вновь на неё вернутся, без лишних криков поймёт, как это здорово, что тебя одевают именно такие, в меру тугие трусы. Одевают, а не просто маячат рядом, готовые поддаться любому подлезале.
Тем более это верно для лифчика. Когда Кира одета так, что одной рукой за кромками не почешешься, как вот сейчас, то в полной мере осознаёт, что надёжно упакована. И вот насильника против так упакованной девицы Кира-адвокат защищать не стала бы. "Женские латы" не надевают, ища приключений, наоборот — избегая их. Да и верхняя одежда лучше сидит на плотно прилегающем к телу белье, а то ровно как в куче тряпок голой барахтаешься.
А Ева, слыша за спиной шорох одежды, думала о другом.
В её деревенской школе девочки были разные, но минимум одежды и максимум распущенности всегда шли рука об руку. Если у девчонки, как у дочки Анискина, "по утреннему времени груди из кофточки торчат", значит, она плохо учится, грубит старшим, покуривает в укромном месте, лезет к парням. Если же девочка тихая, скромная, прилежная, то и одета прилично, верхнюю одежду с нижней не путает.
Да, встречают по одёжке, но и то, по чему провожают, с одёжкой тесно связано. Ева на это и ориентировалась.
А в городе всё оказалось иначе, сбивало с толку. Прилично одетые хрипели прокуренными голосами, ругались матом, были легко доступны. Но это ещё можно снести. Хуже была другая крайность. Вот сидит девочка — умница, прилежница, ругательных слов вообще не знает, в очках и очень-очень серьёзная. Все интересы в учёбе, да ещё наукой занимается. Такие обычно скромно одеты, а эта как будто заколдована, как будто не замечает, что у неё кисейная накидка на откровенный лифчик (или водолазка на босу грудь), голая талия с глубоким пупком, пояс юбки сдвинут вниз чуть не до волос, но это не мешает нижнему краю выдавать место смычки ножек, где болтается верёвочка от стрингов. Но девочка, повторим, серьёзная, чуть от науки-учёбы в сторону скажешь — краснеет.
Как же это так?
Ева не понимала. Конечно, многое зависит от воспитания. Если все ходят полураздетыми, нетрудно внушить ребёнку, что это и есть норма. Но ведь и в городе многие одеваются плотно, как раньше, чтоб и лифчик не давал себя заметить, и разрыва по талии не было, и юбка не ниже колен. Глядя на них, должна же понимать, что твоя одёжа… м-м-м… чересчур легка? Должна. Но не понимает.